Поклонитесь Младенцу, а не прилавку

Решил немножко поотгонять мух и тараканов от православного Рождества. Но сначала скажу, что думаю о том, что Сейм никак не может разродиться выходным для православных. Я считаю, что лишение православного Рождества выходного дня при наличии таковых в пору, когда Рождество празднуют католики и лютеране, есть часть грязной политической игры. Поскольку таким образом: власти втягивают церковь в политику, то есть видят основные конфессии страны перед собой не равными, а выстраивают их в некую иерархию предпочтения; власти даже в этом случае, очевидно, не хотят позволить себе нормальный интеграционный жест; власти, хоть и устраивают капеллы в казенных домах и торчат на торжественных молебнах, очевидно, все же считают Христа не более чем болванчиком, инструментом пиара и так же, как торгаши, предпочитают иметь дело с Рождеством, из которого его религиозная суть полностью изъята. С имитацией Рождества. Без знамени и имени Теперь о мухах и тараканах. В последнее время стало модно поносить чуть ли не всякое действие, которое не исчерпывается собственным "я". Не критиковать, а именно поносить. Особенно достается поступкам традиционным, составляющим — и пока еще в значительной мере — бытие наших национальных культур. Будто кто–то нарочно взялся сделать существенное для этих культур поверхностным, релятивным… Одно из сильнейших настроений современности — оправдание или, вернее, навязывание пустоты. Тем более, навязывание пустоты, ссылаясь на свободу совести. Но свобода совести будто бы предполагает наличие каких–то если не религиозных, то хотя бы нравственных принципов. Однако те, кто используют Рождество или Пасху для того, чтобы поносить христианство, сплошь пустые люди. Их легион, но, кроме собственной пустоты, им предложить нечего. Они просто воюют с Рождеством без всякого собственного морального закона. Без знамени и без имени. Я не могу назвать себя верующим. Но я встречал достаточно много людей чистой веры и чистой совести. Они для меня — мера собственной духовной пустоты. И если я иногда злюсь на то, что мне недоступно, непостижимо, что для меня слишком высоко, то я тоже таракан, ползающий и гадящий на духовные старания других людей. В конце концов Рождество — это и моя собственная традиция, моя собственная история, которая (для меня) невозможна без той духовно–исторической памяти, полученной мною от бабушки, прабабушки… И мне просто не нравится, когда не имеющие никакой своей традиции указывают, как мне относиться к моей. Изгнание Христа из Рождества Весьма одиозная (судя по некоторым политическим поступкам) госпожа — губернатор Аляски Сара Пейлин написала книгу в защиту Рождества. Она сказала: "Сегодня стало политически некорректным напоминать о том, что Иисус является главной причиной празднования Рождества. Политически корректные правила говорят нам, что мы должны изгнать Христа из Рождества, но мы говорим: "Нет! Хватит пугать нас политкорректностью. Мы хотим пользоваться своей свободой вероисповедания". Выступая в штате Пенсильвания, она была одета в рубашку с надписью: "Это нормально, пожелать мне счастливого Рождества!" Мы живем в постсоветском пространстве. В Восточной, но, как ни странно, все еще весьма христианской Европе. У нас предостаточно людей, в сердце которых нет дверей ни к Богу, ни к храму. У нас предостаточно людей, у которых в сердце одна лишь дверь, и ведет она в лавку. И все–таки проблемы, занимающие Сару Пейлин, могут показаться нам несущественными. Потому что здесь ли или в России пока что редко встретишь типа, который поздравление со светлым Рождеством Христовым посчитает грубостью или оскорблением. А вот Сара Пейлин живет в стране, где клич "Борьба с Рождеством" весьма популярен. Белый дом поздравляет страну с праздником, не имеющим названия. Не успев как следует вступить во власть, мэр Нью–Йорка Майкл Блумберг запретил (2002 г.) украшать школы иллюстрациями из Евангелия. Елочку следует называть праздничным деревом, и в школах она нежелательна. Потому что "религиозные символы в общественных местах неприемлемы" (Бостон, 2005 г.). Прилично говорить: Happy Holidays!, неприлично: Merry Christmas! Старая Европа ведет себя также. В Дании христиане становятся официальным меньшинством. Наподобие сексуальных или этнических. В Бирмингеме муниципалитет переименовал Рождество в Wintervall (зимний перерыв). В Австралии же, в штате Виктория, некоторые руководители детских садиков запретили приглашать на Рождество даже рекламного агента "Кока–Колы" Санта–Клауса. Не ангелы и пастухи пришли вместо него, а клоуны. И т.д. Кажется, Европа заболела огромным комплексом неполноценности и поэтому стала отрицать то духовное и культурное наследие, которое современную Европу создавало и вдохновляло. На мой взгляд, если толерантность из знака терпимости превращается в знак одинаковости, тупость торжествует. "Агрессивный секуляризм с гримасой нетерпимости" —  так назвал ситуацию папа Бенедикт XVI. Хотя убежденный, допускающий разное восприятие мира атеизм мне гораздо ближе, чем такая вот симуляция религиозности. Симуляция Рождества. Объявивший о смерти архитектуры модерна Чарльз Дженкс заметил, что в архитектуре постмодерна ансамбль зданий выстраивается вокруг центра с условием, что в самом центре пусто. Похоже, что подобным образом создается и "архитектура" современного Рождества. В центре не Иисус. Или — не только Иисус. Центр пуст, и туда можно ставить кого угодно. Христа, Санта–Клауса, золотого тельца, клоуна… Смотря, что выгоднее в данный текущий момент. Царские верблюды Чуть ли не весь христианский мир плачется о коммерциализации Рождества, сетует на то, что Рождество стало праздником потребления. И давай показывать пальцем на тех людей, которые опрокидывают магазины на рождественских распродажах. Или на толпы поддавшихся в предрождественскую пору рекламе и культу вещизма. Лукавите, господа! Я признаю наблюдательность Иосифа Бродского: "В Рождество все немного волхвы. В продовольственных слякоть и давка. Из–за банки кофейной халвы производит осаду прилавка, грудой свертков навьюченный люд: каждый сам себе царь и верблюд". Но разве те простые люди, которые перед праздником идут в магазин, чтобы найти там чуть радости своим близким, являются авторами тотальной коммерциализации, продажности всего и вся? Разве эти простые люди распространяют и множат профанацию духовного на уровне государственной политики? Разве они, а не те, которых Иисус изгнал из храма, правят в магазинах и заказывают рекламу? Негоже смеяться над теми, кто соблазнился, не замечая тех, кто мерзкий соблазн производит. Разве множество этих простых людей составляют те неолибералы (политики, торгаши, предприниматели), которые выбрасывают из Рождества все христианское, религиозное содержание, которые превозносят красивую оболочку этого праздника, чтобы обеспечить удачный его экспорт в Японию, Китай или Камбоджу? Хоть мне представляется, что Христос родился отнюдь не в божественных условиях. Я думаю, что и сегодня далеко не всякий пустит на ночлег вынужденного бродягу с беременной женой. Хорошо, если покажет место рядом со скотиной. Разве из–за того, что простые люди бегают по магазинам, правители теряют даже такую ценность, как авторитет? Разве не правители должны явить пример поведения подданным? А правители все свели к политической спекуляции до такой степени, что напрасно в их поведении искать какую–то духовную составляющую. Они застряли в мутациях политических режимов и собственных взглядов настолько, что уже не способны даже на то, чтобы как следует сформулировать эти якобы свои взгляды. Да и невозможно это без души, без Рождества. Потому они и навязывают толпе то, чем сами в убогости своих идеалов являются. Скорлупу от Рождества. Кстати, шел я как–то вечером, накануне католического Рождества, по большой улице в казенный дом. По дороге там было три или четыре храма разных конфессий. Все были закрыты. Еще там по дороге было пять или шесть магазинов. Все были открыты. И во всех люди в простых одеждах, преимущественно мамаши, покупали своим чадам какую–никакую рождественскую радость. Возможно, никто из них не заглядывал в Писание, возможно, никто из них не знал, что один из последних пап сказал: лучший подарок — радость. Потому что если будет радость, вернется надежда. Если будет надежда, будет и особое чувство Рождества. Оно — большой дефицит. Почти как детство. Но я верю, что эти мамы, которые искали (возможно, не там, где следует искать, возможно, не охваченные истинной верой) по магазинам какую–никакую рождественскую радость своим близким, все–таки хранят в своем серце молитву хотя бы о своих любимых. Значит, все–таки молитву о том, как божественное воплотилось в человеческое. В надежде на то, что мы хоть чему–то от этого научимся. И коли пустота еще не затмила душу, я полагаю, что люди в Рождество все–таки поклонятся Младенцу, а не прилавку.