Брат Александра Михаил Фокин с супругой Верой Фокиной
Среди колоритных личностей довоенной Риги — Александр Фокин, брат знаменитого балетмейстера Михаила Фокина. В Риге он оказался в 1925 году вместе с супругой и детьми. Жену пригласили из советской России в Латвийскую национальную оперу — прима–балерина бывшего Петербургского Мариинского театра Александра Федорова становится здесь главным балетмейстером.
В семье Фокиных было четверо братьев: один стал генералом, другой — заводчиком, третий — хореографом и только четвертый, Саша, долгое время заставлял родителей краснеть. В гимназии учился плохо, из высших учебных заведений его выгоняли. Однако через некоторое время о нем заговорила вся Россия — он увлекся входившим тогда в моду велосипедом и в 1896 году стал чемпионом страны по велосипедному спорту.
Одна за другой его приглашают известные фирмы Петербурга для участия в велогонках. Деньги текут рекой. Он становится владельцем велосипедного склада — большого по тем временам состояния: велосипеды стоили дорого.
Но неуемной энергии Фокина на складе не было выхода. И он снова уходит в спорт. На сей раз — в плаванье. И вновь — звезда, рекордсмен России. Долго почивать на лаврах не в его стиле — в моду входит автомобиль, и теперь Александр Фокин — автогонщик.
В 1906–1907 годах участвует в нашумевших ралли того времени Петербург — Москва, Петербург — Рига. Теперь у него свой склад автомобилей. А потом склад он… перестроил в театр. Влюбился в балерину Александру Федорову, танцевавшую в Мариинке, и решил предложить ей партию в собственном театре. Правда, до этого нужно было его построить.
"Деньги мне дали мои клиенты, ведь раньше автомобили очень дорого стоили, кто покупал автомобиль, тот был миллионером или без пяти минут миллионером, — рассказывал он позднее рижскому журналисту Генриху Гроссену.
— А я не дурак по части доказательств от противного к положительному и наоборот. Через два месяца на Троицкой улице возник маленький модный театр, о котором зашумела печать. Кому неизвестна миниатюра "Иванов Павел", впервые заказанная мною и у меня поставленная?
Мои миниатюры и веселые оперетты шли в Петербурге по 6 месяцев, не сходя со сцены. И, конечно, Федорова танцевала под псевдонимом Александрова. Затем мы поженились и зажили припеваючи на Ивановской улице.
Латвийская Национальная опера
Эх, жизнь была! После каждой премьеры я заказывал в лучших ресторанах — "Аквариум", "Вилла Родэ", у Донона — ужины с участием выступавших артистов. Мой театральный швейцар, стоявший у кассы, купил себе на Петербургской стороне дом только на поднятые с полу гривенники и двугривенные! Так ломилась публика.
Ну, это счастье с приходом большевиков кончилось. Меня заставили организовать артель артистов, так называемых театральных работников, в этой артели я уже не мог проявлять своей инициативы, ну, конечно, часто спорил, ругался, проклинал большевистских комиссаров, пока не влип в историю и меня, голубчика, в одну далеко не прекрасную ночь чекисты арестовали, посадили сперва в тюрьму, а затем выслали "в не столь отдаленные места" — в Вологду.
Я снова сделался театральным антрепренером и быстро расширил дело, выписал жену и детей туда; в это время жена мерзла и голодала, бегая на халтуры на заводах. И здесь я не поладил с правящими комиссарами. И не знаю, чем кончилось бы дело, если бы мои друзья не вытащили меня обратно в Санкт–Петербург, а жена в это время "халтурила" на Кавказе, где получила предложение стать балетмейстером в вашей паршивой Риге".
Троицкий театр, созданный Александром Фокиным до революции, действительно имел успех. Внук Фокина, игумен Русской православной церкви в Америке Герман вспомнил такой эпизод: "В театре на основе знаменитых тогда мелодий дед поставил шуточную оперетку о мальчике, который плохо учится. Постановка была очень удачной. И в один день пришли из Царского Села и сказали, что они от государя Николая Второго. Государь хочет, чтобы эту вещь показали во дворце, потому что цесаревич Алексей знает ее на память и очень хотел бы ее видеть, но он болен, и ему трудно ехать в театр.
Могут ли они приехать? Конечно! Бабушка танцевала Шпаргалку. Государь был очень доволен, потому что наследник радовался, все время хохотал. Когда представление кончилось, государь вышел к деду, пожал ему руку и сказал: "Очень благодарен, что вы смогли дать такое утешение моему сыну". И подарил золотые часы.
Дедушка пришел домой, рассказал это детям и сказал: "Целуйте руку, отныне я ее мыть никогда не буду".
В Риге семья поселилась на улице Кейзардарза, в доме номер 28. Семья была большая. Сын Лев — тоже танцор, дочь Рена, падчерица Нина Александровна и невестка — жена сына Татьяна. Фокину было уже за 50.
"Вид у него был внушительный, серьезный, — вспоминал Гроссен. — Голова с седыми волосами вокруг плеши, губы тесно стиснуты, движения решительные — на окружающих он всегда производил впечатление русского барина–артиста. И он был барином. На чай служащим лакеям и швейцарам он не скупился, давал щедро, чем еще больше распространял неверное мнение о себе как о богатом человеке. Едва он выйдет на улицу, как извозчики несутся к нему, зная, что он даст на чай столько же, сколько стоит и поездка. Лакеи в ресторанах наперерыв предлагали ему свои столики".
В Риге Фокин стал администратором Оперы, занимался, как сказали бы сейчас, маркетингом. И делал это, по свидетельству современников, успешно. Его супруга и ставила постановки, и играла главные партии, вела собственную балетную студию. И все же денег всегда не хватало — любили они жить широко, по–петербургски, часто устраивали вечера. А Александр Фокин еще был завсегдатаем известных рижских ресторанов.
Александр Фокин с семьей. Слева его жена Александра Федорова - главный балетмейстер Латвийской национальной оперы
Вокруг него часто собирались журналисты — ведь лучшего рассказчика о дореволюционном артистическом Петербурге было не найти. К тому же он был весельчак — анекдотами, историями сыпал направо и налево. О своих способностях, спортивных победах рассказывать не любил. Считал себя известным только тем, что он муж Федоровой, говорил, что должен был именоваться Федоровым. Жену боготворил, считал первой танцовщицей в мире: "С ней могла сравниться разве Анна Павлова".
Страстью Фокина были карты, в которых он много проигрывал. Доходило до того, что в дом наведывались налоговые инспекторы — описать имущество. Повестки налогового инспектора или даже директора департамента с большим штрафом за неуплату налогов Фокин выбрасывал.
По–латышски он понимал только два слова — tirgotava и degv?ns — торговля и водка, и бросал эти повестки, как рекламные бумажки, в корзину, ругаясь, что потревожили. А когда являлся судебный пристав для описи мебели, его жена бегала к министру финансов. Показывала свои дырявые туфли и добивалась снятия ареста, прощения штрафа. Все это, конечно, влияло и на художественную сторону ее деятельности.
При этом за деньгами супруги не гнались. Один лишь пример. Попасть в балетную студию к Федоровой хотели многие. Один из рижан вспоминал, что они попросили посмотреть и их дочь. Люди были небогатые.
"Приведите ее к нам — посмотрим, если она талантлива и трудолюбива — мы ее возьмем бесплатно", — сказал Фокин. Девочка действительно оказалась способной, и плату с нее не брали.
В 1938–м, когда Улманис стал все сильнее закручивать гайки в отношении инородцев, семья решила покинуть Ригу. Вначале они переехали в Европу, а потом в Америку. Хотя Александр Фокин был невысокого мнения о духовной жизни за океаном.
Он хорошо помнил строки из письма брата Михаила, который еще в 1919 году писал ему: "Здесь все чудеса техники и культуры. Но… до какой степени ничтожна жизнь духовная… Америка — единственная страна, в которой нет балета".
Илья ДИМЕНШТЕЙН