Папаша! кто строил эту дорогу?

Папаша (в пальто на красной подкладке).

Граф Петр Андреевич Клейнмихель, душенька!

Эти строки, предваряющие "Железную дорогу" Некрасова знает, наверное, любой школяр. Государственный деятель Николаевской эпохи был бы, несомненно, прочно забыт, но благодаря невольному одолжению со стороны поэта, закрепился в русской истории и литературе. Реальный Пётр Андреевич Клейнмихель был человеком неоднозначным и оставил по себе смешанные чувства у тех, кому пришлось с ним работать.

Клейнмихель родился в Санкт-Петербурге в немецкой дворянской семье. Фамилия досталась от прадеда: за великанский рост того прозвали Маленький (klein) Михель. Последующие поколения Клейнмихелей обосновались в России. Дед и отец Клейнмихеля служили в армии и при дворе, так что будущее отпрыска обрусевших немцев было обеспечено. Уже при рождении, как тогда было принято, Петра записали в полк, а в 15 лет, когда он действительно явился на службу, Клейнмихель начал военную карьеру подпоручиком лейб-гренадер. Привилегированное, но ничем не примечательное место.

Всё изменилось в 1812 году, когда Клейнмихель стал адъютантом графа Аракчеева. На новой должности юноша демонстрировал пресловутые добродетели чиновника — умеренность и аккуратность, и хотя он не искрил свежими идеями, дисциплину и добросовестную работу Клейнмихеля отмечали все. Вскоре он уже стал начальником штаба военных поселений, причём отставка многолетнего покровителя, Аракчеева, никак не сказалась на карьере самого Клейнмихеля. Уже тогда, впрочем, обнаружилась и тёмная сторона характера: жёсткость и даже жестокость. Подчинённые мрачно замечали: "Аракчеева нет, но зубы его остались".

Однако к 1826 году наш герой уже флигель-адъютант при Николае I. Особенности характера самодержца таковы, что сухой и упорный царедворец имел все шансы на быструю карьеру при дворе. Правда, ходил своеобразный слух об изнанке карьерных успехов Клейнмихеля. Якобы именно он помогал Николаю прятать незаконорождённых детей. Для этого вторая жена Клейнмихеля Клеопатра Петровна будто бы подкладывала под одежду подушки, изображая беременность, когда в действительности беременела какая-либо из фавориток императора. После разрешения от бремени Клейнмихели будто бы усыновляли государева ребёнка. Трудно сказать, насколько этот придворный анекдот соответствует реальности, но детей у четы Клейнмихелей действительно было много — восемь, при том, что с первой не удалось зачать ни одного.

 

Впрочем, прославился Пётр Андреевич, конечно, выполнением не столь интимных поручений. Клейнмихель брался за любое дело, вне зависимости даже от собственной компетентности в нём. Он искренне полагал, что усердие способно заменить такие мелочи, как профессионализм.

В 1837 году в Зимнем дворце произошёл пожар. Из-за неисправности печей сгорели два этажа, и именно Клейнимхель вызвался отремонтировать пострадавшее здание в рекордный срок — за год. Успешное и стремительное восстановление дворца принесло Клейнмихелю графский титул, славу и девиз к гербу: "Усердие всё превозмогает".

Это было громкое событие, правда, в стройную песнь труб во славу новоиспечённого графа вплёлся посторонний звук — звук лепнины, обвалившейся в Георгиевском зале вскоре после ремонта. Впрочем, графское достоинство отбирать не стали. 

Звёздный час Клейнмихеля наступил несколько лет спустя. В 1842 году он стал членом Комитета по строительству железной дороги между Санкт-Петербургом и Москвой, и тогда же — главноуправляющим путями сообщения.

С этого момента и до конца своей придворной карьеры Клейнмихель — строитель дорог, мостов и шоссе. Благовещенский мост в Петербурге, Николаевский в Киеве — это плоды административных усилий именно Клейнмихеля. Расчистка днепровских порогов, возведение плотин, дамб, каналов — это всё Клейнмихель. Масштабы строительства не могут не внушать уважения. Специальная комиссия составила подробную карту путей сообщения Российской Империи, со скрупулезным перечислением мест, требующих ремонта. Клейнмихель взялся за работу с фанатизмом истого служаки.

Чрезвычайную энергию, решительность и твёрдость отмечали даже его недоброжелатели. Чиновник обожал писать детальнейшие инструкции, очень аккуратно оформленные и не оставляющие простора для толкования. Того же самого он добивался от подчинённых.

Правда, кипучую энергию он сочетал с самодурством. Например, он сделал выговор инженеру, который сконструировал машину для забивания свай. Причина: он не изобрёл машину раньше, отчего казна понесла убытки! В другой раз его выходка совсем не напоминала простую дурь: не дождавшись лошадей, он так избил станционного смотрителя, что несчастный умер. Клейнмихель ограничился только пенсией вдове, да и то после вмешательства царя. 

Строительство железной дороги не могло обойтись без приключений. Клейнмихель принадлежал к партии противников железных дорог, но как только Николай принял решение о строительстве, его верный слуга тотчас забыл о своей прежней позиции, взял под козырек и возглавил строительство. 

Обещания по срокам он давал, сообразуясь с соображениями политики, а не с реальными возможностями. Однако, не разбираясь в железных дорогах, Клейнмихель оказался очень неплохим организатором, управленцем и мотиватором, а кроме того, постоянно стараясь вникнуть в суть своих работ, он и подтягивал уровень собственного образования. Пообещав, что в 1851 году Николай I сможет приехать из Петербурга в Москву по "чугунке", Клейнмихель шёл к этой цели с упорством носорога.

 

Казна не жалела денег, и ударную стройку оснастили по последнему слову техники. Понимая, что требуется выполнить огромный объём работ, Клейнмихель активно привлекал к ним вольнонаемных крестьян. Именно эта стройка и описана в самых мрачных тонах. Было отчего. Строительство велось в предельном темпе, условия труда были невероятно тяжёлыми. Рабочие жили в шалашах и землянках. Часто вспыхивали эпидемии, а главное — непосредственный наём вели подрядчики, немилосердно обворовывавшие рабочих. Правда, оплата труда была неплохой, поэтому десятки тысяч людей постоянно трудились на сооружении железки.

В.А. Панаев, дистанционный начальник на работах описал стиль этой стройки:

"Приехав ко мне на ночлег, Клейнмихель тотчас позвал меня к себе и заставил объяснить ему — надеюсь ли я окончить работу к сроку и какие мне нужны средства? Я объяснил ему, что наличные рабочие силы совершенно недостаточны... Остаётся единственное средство — обязать подрядчика обратиться к местным жителям, хотя и не землекопам, но которые вместо лопат могут вооружиться для рытья земли сошниками (режущая часть сохи), надетыми на толстые палки, а вырытую землю выносить в рогожах, мешках и в чём ни попало… Действительно, мы так и распорядились. Едва крестьяне засеяли яровое поле, мы кликнули, как говорится, клич по всем окрестным деревням, и к нам явились тысячи народа с бабами. Мужики рыли землю сошниками, а бабы таскали её — кто в мешках, кто в рогожах, кто в фартуках и даже просто в подолах".

В этом факте рисуется и энергия, и большой здравый смысл Клейнмихеля как министра, понимавшего, что когда нужно дело, то бюрократический порядок непременно сгубит его.

Для Николая и всей России эта стройка была важна и из соображений экономической пользы, и в рамках военной стратегии, и как элемент престижа, поэтому успешному завершению работ придавалось огромное значение. Главноуправляющий посещал стройку только дважды в год, зато в самые острые моменты — весной и осенью, когда распутица предельно осложняет все работы. В ходе строительства постоянно выявлялись неожиданные проблемы.

Оказывалось, что не учтены то особенности рельефа, то положение деревень и городов, то маршруты шоссейных дорог, то не хватает необходимых инструментов, то недостаёт стройматериалов. Клейнмихель, однако, фанатично разгребал вал крупных и мелких проблем — что-что, а заставлять людей работать на выполнение общей задачи он умел.

Антон Штукенберг, инженер-путеец, писал:

"Тяжёл он был для своих подчинённых, личность другого для него не существовала. Но всегда впереди у него было дело и достижение своих крайне быстрых намерений, направленных к пользе, которая не всегда была ясна. Это был стальной таран, который нужен был для державной воли государя, чтобы пробивать стены всех преград и затруднений".

В 1846 году ввели в строй завод по производству железнодорожного оборудования, а перегоны один за другим вступали в строй. 1 ноября 1851 года Пётр Клейнмихель мог поздравить себя с выполнением главного дела жизни: железная дорога заработала. Человек, не собиравшийся строить дороги, противник "чугунок", волею судьбы добился триумфа именно как администратор при строительстве железной дороги.

По слухам, Клейнмихель не стеснялся запускать обе руки в поток ассигнаций, выделяемых на строительство. Правда, некоторые из его подчинённых, напротив, выделяли его как образец бескорыстия и ходячий кошмар казнокрадов.

В любом случае в смысле коррупции он был достойным преемником министров вроде Алексашки Меншикова и предшественником некоторых современных чиновников: если и воровать, то так, чтобы при этом сделать дело. К слову, c правнуком петровского "полудержавного властелина" у Клейнмихеля постоянно происходили пикировки. Александр Сергеевич Меншиков не жалел яда для главного железнодорожника империи: "Если Клейнмихель вызовет меня на поединок, вместо пистолета или шпаги, предложу ему сесть нам обоим в вагон и прокатиться до Москвы — увидим, кого убьёт".

Он же издевался над всеядностью Клейнмихеля в смысле занимаемых постов. Когда скончался петербургский митрополит, придворный насмешник тотчас заявил, что на его место назначат, вероятно, Клейнмихеля.

Однако над головой чиновника уже сгущались тучи. Неуживчивый характер сделал Клейнмихеля предметом массовой нелюбви, даже ненависти. В 1855 году после смерти Николая I Александр II отрешил Клейнмихеля от должности, оставив почётный, но в действительности малозначительный чин члена Государственного совета. Делами этого учреждения стареющий чиновник практически не занимался.

В 1869 году Клейнмихель тихо умер от воспаления лёгких. "Крутобыстрый граф" остался в людской памяти одиозным персонажем, но мало кто мог похвастаться таким серьёзным наследием, воплощённым по всей стране в камне и металле. Петру Андреевичу Клейнмихелю не ставили памятников, но памятниками ему стали мосты, шоссе и железные дороги по всей империи.

Евгений Норин, Life.ru