Шла Первая мировая война, самая масштабная и кровавая из войн, которые на тот момент видела планета. Ядерные бомбы, за доли секунды превращающие человеческое тело в пепельную тень на стене, газовые камеры, сербосеки и Ржев были ещё далеко впереди, хоть и виднелись на горизонте. Но уже были танки, было химическое оружие, была мощная артиллерия, превращающая тела в мелкий фарш, была авиация, посыпающая вражеских солдат железными дротиками с небес.

И были трупы. Тысячи, миллионы трупов. Многих их них опознать было невозможно: ДНК-анализ тогда изобрести как-то не успели, а вот бомбы и шрапнель — вполне. Обезображенные, неузнаваемые тела и их отдельные части щедро покрыли поля Европы. Так их и хоронили — с табличкой "Неизвестный солдат такой-то армии". Если хоронили.

Одна из таких могил особо запомнилась британскому армейскому капеллану Дэвиду Рэйлтону. На деревянном кресте, воткнутом в землю где-то на полях Франции, химическим карандашом было написано "Неизвестный британский солдат". Даже после конца войны Рэйлтону снился этот грубо сколоченный крест, и слова на нём, и — может быть — тихий шёпот оттуда, из глубины. Может быть, этот голос шептал своё имя. Может — нет.

Бывший капеллан понял, что нужно сделать, чтобы это голос утих. И Рэйлтон пишет письмо, обстоятельное, длинное письмо настоятелю Вестминстерского собора. В письме он говорит о сотнях тысяч погибших солдат Империи, говорит о неопознанных, безликих воинах, и говорит о том, что нужно сделать. И с ним соглашаются — сначала аббат, а потом и премьер-министр.

Рэйлтон предложил похоронить обычного британского солдата из числа неопознанных среди английских королей. В память о всех неопознанных, безымянных и безымянных, растерзанных снарядами и попавшими под гусеницы танков, утонувших и сгоревших — всех, чьё имя так и осталось тайной. Чтобы и живые, и мёртвые знали — их не забыли. Никогда. Никого.

Первой проблемой стало определить, кто именно из тысяч безымянных павших будет похоронен в Вестминстерском аббатстве. К вопросу подошли максимально тщательно. Несколько тел были эксгумированы с разных полей боя во Франции и доставлены в тихую часовню. Бригадный генерал, который должен был выбрать одно тело из многих, не знал ничего про них — кроме того, что все они были британцами и бойцами регулярной армии. Он видел только тела, накрытые одинаковыми флагами. Генерал помолился и положил руку на одно из тел. Труп запечатали в гроб двое специально отобранных для этой задачи офицеров; остальные тела с почестями вернули в землю. А тело избранного Неизвестного солдата ждал свой путь.

Гробовщики, привезённые из Британии, поместили гроб в деревянный контейнер, сделанный из дубов, которые были специально для этого срублены в древней резиденции английских монархов, дворце Хэмптон-Корт. На контейнер был прикрёплён меч крестоносца из королевской коллекции оружия, и сам король выбирал этот меч, который навсегда отправится в могилу. По территории Франции его с почётным эскортом французских солдат везли в специальном фургоне, запряжённом шестёркой чёрных лошадей. На ночь гроб охраняли, как охраняют живых. Как охраняют королей.

В конце пути по континенту, во французском порту Булонь, под звон колоколов, звуки труб и горнов, игравших мелодию "Последний пост", в сопровождении тысяч людей контейнер подвезли к британскому эсминцу "Верден" (и тут символизм: кто из людей того времени не знал про "Верденскую мясорубку", одну из самых кровавых битв Первой мировой и всей истории человечества вообще?). Перед погрузкой гробу отсалютовал французский маршал Фош — тот, чья подпись под документом о перемирии завершила великую войну. И как маршала, корабль с телом приветствовали салютом пушки крепости Дувр.

Из Дувра тело перевезли в Лондон в специальном вагоне, после этого никогда не использовавшемся. На платформе станции Виктория (опять символы), куда прибыл поезд, с тех пор и по сей день в годовщину прибытия совершается поминальная служба.

11 ноября 1920 года, во вторую годовщину окончания Первой мировой войны, гроб поместили на орудийный лафет. В ту секунду, когда кортеж с телом солдата начал свой последний путь, грянул ещё один, фельдмаршальский салют, и под его эхо шестерка чёрных лошадей повезла контейнер сквозь огромную толпу тихих, молчащих людей. А за кортежем, в таком же немом молчании, следовал король и королевская семья.

Гроб внесли в Вестминстерское аббатство через строй почётного караула из ста солдат и офицеров, награждённых Крестом Виктории. Они будут стоять очень долго — пока десятки тысяч человек, которые пришли попрощаться с неизвестным солдатом, не отдадут ему последние почести.

Уже была вырыта могила, и на дне её лежала почва, привезённая с полей самых кровавых сражений той великой войны. Уложенный в землю контейнер был накрыт чёрной плитой из Бельгии — той самой страны, где так многие британские солдаты упокоились в войне. На плите нанесли памятную надпись латунью, которую получили от переплавки боеприпасов (символы, символы…) И с того момента и навсегда эта плита стала единственной в аббатстве, на которую нельзя наступать ногами.

Ходить по могилам королей — пожалуйста. Поэтов, писателей — без проблем. Но не солдата.

Когда Елизавета Боуз-Лайон, будущая Королева-мать, выходила замуж за будущего короля Георга VI в 1923 году, она положила букет на могилу Неизвестного солдата в память о своём брате Фергюсе, погибшему в той войне. А умирая в далёком, невообразимо далёком 2002-м году, она попросила, чтобы и венок с её похорон был возложен на ту же могилу. И с её руки, с 1923 года все королевские невесты, выходящие замуж в Вестминстерском аббатстве, на следующий день после свадьбы приносят свадебные букеты на эту могилу.

via