Видео
В мире
Из–за специфики работы отца с марта до ноября семья путешествовала по Латвии – от курземских усадеб и хуторов до латгальских деревень. Общительный Борис во время этих поездок заводил знакомства: и со сверстниками, и со взрослыми людьми. Тогда и появился интерес к фольклору в разных жанрах и формах.
В детский сад мальчик идет в Риге, куда переезжает семья. Чтобы дать сыну хорошее образование, родители решили отдать его в привилегированный детский сад при школе Лютера — немецкий. Зинаида Ивановна считала немецкое образование верхом совершенства и залогом хорошей карьеры. Сама она когда–то закончила медицинский факультет в Дерпте (Тарту), свободно владела немецким, была ревнительницей немецкой культуры. Хотела, чтобы сын и школу заканчивал немецкую. К счастью, родной сестре удалось ее переубедить.
Вот что пишет Инфантьев в воспоминаниях:
«Моя тетка после окончания 1–й режицкой русской гимназии, не принятая в Латвийский университет из–за незнания латышского языка и уехавшая учиться во Францию, где стала великой французской патриоткой и ненавистницей всего германского, в своих письмах добилась того, что я все–таки оказался в основной школе при русской частной гимназии Ольги Эдуардовны Беатер – единственной тогда русской женщины с высшим педагогическим образованием...»
Школа была с ярко выраженным монархическим уклоном. На уроках, вечерах с ностальгией рассказывали о былом, утерянном, звучали и песни, славившие царя. Иногда все это заканчивалось конфузом.
«На одном из концертов, который, как всегда, в нашей школе начинался «Славой» («На небе солнце ясному»), а продолжение же теперь просто подразумевалось («На земле – государю императору») все встали. Но вот одна разодетая дама из высокопоставленных жен, усевшаяся в первом ряду и тоже поначалу вставшая, разобравшись, что, собственно говоря, поют, тут же демонстративно плюхнулась обратно в свое кресло: хоть и русской, но как жене латышского высокопоставленного лица (все они: министры, профессора, генералы – были женаты на русских бабах), не могла не продемонстрировать своего презрения к свергнутому режиму, кстати сказать, и не без самого активного участия латышей. Мы же продолжали стоять и по окончании пения страстно зааплодировали…»
А вот любое советское воспринималось в штыки:
«Когда учитель географии Тупицын съездил в СССР и с восторгом рассказывал о достижениях в Советском Союзе, возмущение было всеобщим: и учителей, и родителей, и учеников...»
Обучение в основной школе продолжалось шесть лет. В 1935 году Борис получил свидетельство об окончании основной шестиклассной школы. По всем предметам стояла высшая оценка — 5, за исключением латышского языка и рукоделия — 4.
Встал вопрос: куда идти дальше. Родители сделали выбор в пользу латышской государственной гимназии. Памятуя о том, что тетка Бориса именно из–за слабого знания латышского не попала в университет.
Однако поступить в латышскую классическую гимназию – правительственную – инородцам было крайне сложно. Нужны были не только знания, но и связи. Инфантьев попал – с блеском сдал приемные экзамены по французскому и латыни. Языки вообще давались ему легко: он говорил на 22, на склоне лет овладел и древнерусским, который преподавал затем студентам–филологам.
Поступив, юноша к удивлению узнал, что, помимо него, во всей гимназии только трое русских. Что касается евреев, то сегодняшние байки о том, что в довоенной Латвии не было государственного антисемитизма, — чушь собачья.
«Что касается евреев, которые и овладевали языком в должной степени быстрее русских, то для них, например, в 1–й городской гимназии был установлен процентный минимум, а в классическую их вообще не принимали… А вот немцы (даже полунемцы) считали ниже своего достоинства учиться в латышских школах…»
Отношения с одноклассниками складывались дружелюбными, чего не скажешь о преподавателях. С первым преподавателем латышского и литературы Борису повезло, но через год того призвали в армию.
«Его заменил настоящий ксенофоб, который не пропускал ни одной возможности, чтобы не подчеркнуть, что нелатышу больше тройки ставить нельзя. На это он имел некоторое право, так как я действительно за 30 минут, отводимых на сочинение, не успевал продумать темы и подобрать нужные слова и выражения. Но когда на экзамене мне было предоставлено целых 4 часа, я удивил своего хулителя и заставил мне все же поставить пятерку. Он объяснил классу это тем, что я, наверное, брал частные уроки...»
На выпускном экзамене Инфантьев тоже блестяще написал сочинение, но руководитель приемной комиссии под разными предлогами отказывался ставить высший балл. Зачем, ведь за это и полагается премия — 25 латов.
В университет юноша поступил без проблем – на классическую филологию. Хотел продолжать обучение в Праге – в области славистики, но вскоре стало не до этого: война.
Диплом об окончании ЛГУ Борис Федорович получил уже после войны. Работал над диссертацией «Связи латышских фольклористов с русской наукой". Однако до защиты дело не дошло: в начале 1950–х его обвинили в «буржуазном национализме», назвали «антисоветским элементом».
Выгнали из ЛГУ, где он читал лекции по фольклору и древнерусской литературе. С клеймом «антисоветчика» никуда не принимали. Только в 1954–м удалось устроиться учителем русского языка и литературы в Булдурскую семилетнюю школу, а через два года Инфантьев смог вернуться к диссертации и защитить ее.
Ученый работал до самого последнего дня. С 1997 года он, уже выйдя на пенсию, прочитал студентам Латвийской академии культуры цикл специально подготовленных курсов: «Древнерусский язык", «Русско–латышские фольклорные связи", «Русско— латышские литературные связи". Студентов юридического факультета Балтийского русского института профессор обучал начальным элементам латыни, а в Православной духовной семинарии преподавал латынь и греческий язык.
Умер Борис Федорович Инфантьев в 2009 году в возрасте 88 лет...
Илья ДИМЕНШТЕЙН
фото – из архива
Борис Фёдорович ИНФАНТЬЕВ на митинге в защиту русских школ в начале 2000–х.
