Комитет Кудрина о политике в Чечне: клановость — помеха для прогресса

Менять уклад на Северном Кавказе готовы предприниматели, адвокаты и журналисты, утверждают эксперты комитета Алексея Кудрина. Модернизации общества мешает федеральная власть, делающая ставку на кланы и традиционализм

« ​Комитет гражданских инициатив» (КГИ) бывшего вице-премьера Алексея Кудрина в пятницу, 1 апреля, представляет доклад о развитии демократических институтов в республиках Северного Кавказа. Доклад подготовили специалисты Института экономической политики имени Егора Гайдара Ирина Стародубровская и Константин Казенин. Они поставили задачу выяснить, могут ли северокавказские республики двигаться в сторону верховенства права, конкуренции в политике, прозрачных «правил игры» в экономике и развить ненасильственные пути разрешения конфликтов. Доклад основан на полевых исследованиях, проведенных авторами в 2015 году в Дагестане, Чечне, Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии.

Эксперты констатируют, что, хотя клановые связи получили распространение по всей стране, на Северном Кавказе они до сих пор сохраняют более традиционный характер: отношения родства и землячества играют в них большую роль, чем отношения лояльности. Тем самым система является еще более закрытой, чем в остальной России, утверждают авторы доклада.

Во многом это связано с тем, рассуждают эксперты, что в дореволюционный период влияние модернизационных тенденций на Кавказе было чрезвычайно ограниченным, и с тем, что советская модернизация дошла далеко не до всех территорий, а там, докуда дошла, не всегда требовала серьезного подрыва сложившейся модели устройства жизни.

Закрытость северокавказских политических и социальных систем связана также с ограниченной ролью крупных городов в регионе (единственным реально крупным городом в северокавказских республиках является Махачкала). Благодаря своему масштабу и разнообразию потребностей крупные города неизбежно подрывают клиентелизм (отношения людей, построенные на связях и взаимных услугах) и либерализуют доступ к некоторым областям деятельности.

Клановость, которая отличает устройство политической системы и элит северокавказских республик, авторы доклада проанализировали отдельно. Северокавказская клановость по своей сути не похожа на ту, что встречается в других регионах страны, указывают эксперты.

Кланы на Северном Кавказе имеют жесткую иерархическую организацию, включающую лидера, его «ближний круг» и контролируемых членами этого круга чиновников, сотрудников правоохранительных органов, предпринимателей. Основным фактором, предопределяющим положение в данной иерархии, являются личные связи с теми, кто занимает в ней высокое положение.

В «ближнем кругу» лидера клана может быть достаточно много его родственников. Поэтому чем более «родственным» по составу своей руководящей части является клан, тем меньше возможностей для «карьерных лифтов» внутри него имеется для тех, кто не входит в родственный круг лидера, говорится в докладе.

Позиция главы клана на Северном Кавказе важнее, чем любая «формальная» должность. Если лидер клана потерял должность, он продолжает не только контролировать заметные активы, но и, например, в состоянии влиять на формирование местного самоуправления и назначения в республиканской власти.

Появление новых клановых структур блокируется имеющимися кланами, не желающими иметь конкурентов, говорится в докладе. Новые неформальные группы, функционирующие по принципу кланов, на практике удается создавать только новым руководителям регионов, да и то не всегда.

Такая ситуация делает невозможной полноценную смену элит в республиках Северного Кавказа. В этой системе нет места «карьерным лифтам» для тех, кто не связан ни с одним из имеющихся в регионе кланов, делают выводы авторы доклада.

Архаичность северокавказского общества проявляется еще и в том, что в регионе сохранились разного рода социальные иерархии, пишут эксперты. Есть, например, поколенческие иерархии, когда молодые и даже не очень молодые люди контролируются старшими, там не принято отстаивать свою точку зрения даже в тех условиях, когда правота очевидна. Существуют и гендерные иерархии, и даже гендерное разделение труда. Девушки имеют меньший доступ к образованию, меньшие возможности выбора жизненной стратегии, меньшие возможности для защиты своих прав, утверждают эксперты. Их место ограничивается в первую очередь домом и детьми. При этом на Северном Кавказе распространено семейное насилие, в том числе до сих пор происходят «убийства чести», когда «позорящую честь семьи» девушку могут убить отец или старшие братья. В этой сфере очевиден регресс даже по сравнению с советскими временами, уверены авторы доклада.

Отличительной особенностью Северного Кавказа, рассуждают авторы, является распространение открытых насильственных практик как со стороны элит, так и контрэлит. Для некоторых северокавказских регионов характерен меньший, чем в целом по России, контроль государства над элитными группами, обладающими собственным насильственным потенциалом. Протестные выступления также характеризуются более высоким уровнем насилия, чем в целом по стране.

Еще один фундаментальный аспект общественного уклада северокавказских республик — это доминирование исламской идеологии как базы социального протеста. Религиозный характер протестной идеологии на Северном Кавказе налагает существенный отпечаток на систему представлений о желательном государственном устройстве, об организации жизни общества и социальном идеале, при котором жизнь наладится к лучшему. Этим северокавказские республики сильно отличаются от регионов остальной России, где протестные настроения связаны в основном с либеральными или националистическими идеями, говорится в докладе.

Впрочем, оговариваются эксперты, нет ничего более ошибочного, чем рассматривать эти отношения как устойчивые и неспособные к трансформации. Размывание и слом традиционных отношений — наиболее яркая характеристика того, что происходит на Северном Кавказе в постсоветское время.

На Северном Кавказе есть группы, недовольные сложившейся системой организации власти и общества и даже заинтересованные в социальной модернизации, выяснили авторы доклада. К ним можно отнести не связанные с кланами круги мелкого и в большей степени среднего бизнеса, часть лидеров местного самоуправления на уровне поселений, представителей свободных профессий (адвокатов, журналистов, общественников) и т.д. Но проблема в том, что эти общественные группы, которые могли бы модернизировать северокавказский уклад жизни, исламизированы, уверены эксперты. Их представления о путях изменения общества находятся под влиянием исламской (в первую очередь фундаменталистской) идеологии.

Характерные для федеральной власти представления об отсутствии на Северном Кавказе внутренних движущих сил экономической и социальной модернизации тормозят развитие современных политических и социальных институтов, дают понять эксперты. Из-за стереотипов федеральные чиновники опираются на Северном Кавказе на традиционные кланы и пытаются модернизировать политическую систему «извне». Все это укрепляет в регионе архаичные антимодернизационные структуры и во многих случаях делает федеральную власть заложницей их интересов.

Северокавказская клановость не дает возможность реализоваться многим и коррупционна, но есть в ней и положительные стороны, возражает директор Центра современной кавказской политики (ЦСКП) Владислав Никонов. «Когда заходит речь о реализации какого-то важного проекта, ответственный за этот проект выбирает того, с кого он может спросить, того, в ком он уверен, то есть своего родственника, а не того, кого он первый раз видит и из-за кого ему потом отвечать», — объясняет эксперт.  Тезис о том, что федеральная власть поверхностно подходит к модернизации на Кавказе, не соответствует действительности, уверяет он: Москва стимулирует кавказские республики к реализации крупных проектов, горнолыжный курортов и предприятий интенсивного садоводства.