Видео
В мире
-Применение НДС регулируют акты ЕС – в частности, директива 2006/112. Статья 98 допускает применение сниженной ставки НДС. Пункт 6 приложения III говорит о том, что такую ставку можно применять к книгам и печатным изданиям. Но можно ли при этом делать разницу в зависимости от языка?
В налоговом праве ЕС существует принцип фискальной нейтральности. Этот принцип исключает различное налогообложение НДС аналогичных товаров или услуг, конкурирующих между собой. Однако оценка схожести рассматриваемых товаров или услуг является прерогативой национального суда. Из судебной практики Суда ЕС следует, что необходимо прежде всего учитывать точку зрения среднего потребителя.
Товары или услуги считаются схожими, если они имеют схожие характеристики и удовлетворяют одни и те же потребности с точки зрения потребителей, при этом критерием является сопоставимость их использования, а различия между ними не оказывают существенного влияния на решение среднего потребителя использовать тот или иной товар или услугу (например, дело C-146/22). Думаю, латвийский суд признал бы, что язык книги оказывает существенное влияние на выбор потребителя – соответственно, нарушения принципа фискальной нейтральности нет.
Однако при применении норм ЕС надо учитывать Хартию об основных правах. Статья 21(1) запрещает дискриминацию, помимо прочего, по признаку языка. Этот запрет не является абсолютным – Суд ЕС говорил, что разное отношение к языкам (включая и официальные языки ЕС) допустимо при условии защиты законных интересов, при этом средства защиты этих интересов должны быть соразмерными (например, дело C-376/16). При этом надо учитывать, что запрет дискриминации покрывает не только официальные языки ЕС, но и другие языки – включая языки меньшинств. Это ясно и из статьи 22 Хартии, которая говорит об уважении к языковому разнообразию (мнение генерального адвоката Эмилиу в деле C-391/20).
Запрет дискриминации по признаку языка можно вывести и из директив ЕС. Например, директива 2000/43 о равном отношении вне зависимости от расового или этнического происхождения запрещает не только прямую, но и косвенную дискриминацию (статья 2(2)(b)) в доступе к товарам и услугам (статья 3(1)(h)), причём и в публичном секторе.
Тут мог бы возникнуть вопрос, касается ли директива налогообложения. Но Суд ЕС уже дал ответ, рассматривая дело C-548/15 о дискриминации по возрасту в налоговых скидках – да, если вопросы налогообложения связаны с теми сферами, которые регулирует запрет дискриминации, то директивы действуют. Однако при косвенной дискриминации также разное отношение допустимо – если есть законные интересы, и средства их защиты соразмерны.
Теперь посмотрим, какими законными целями оперирует аннотация к законопроекту. Это сплочение общества на базе политики латышского языка, а также уменьшение рисков национальной безопасности в нынешнем геополитическом контексте.
Вероятно, первую из этих целей и латвийский Конституционный суд, и Суд ЕС признал бы законной. Например, в деле C-391/20 Суд ЕС отметил, что положения права ЕС не препятствуют принятию политики защиты и продвижения одного или нескольких официальных языков государства ЕС. В соответствии со статьей 4(2) Договора о Европейском Союзе ЕС должен уважать национальную идентичность своих государств, которая включает в себя защиту официального языка соответствующего государства.
Соответственно, цель содействия и поощрения использования одного из официальных языков государства ЕС должна рассматриваться как законная цель.
Однако вопрос со соразмерностью. Во-первых, список языков, которые дают возможность ставки в 5%, чрезвычайно широк. Таким образом, поддержка латышского языка довольно размыта. Во-вторых, возникает логическая ловушка. Цель продвижения латышского языка может быть достигнута тем, что продукцию на нём выбирают, например, те, кто в равных условиях предпочёл бы русский. Но для целей фискальной нейтральности надо доказывать иное – что те, кто предпочитает русский, всё равно не выберут книгу на латышском.
Вторую цель, скорее всего, признал бы законной латвийский Конституционный суд. В деле 2024-06-01 о языке предвыборной агитации он уже, по сути, смешал язык информации с содержанием (на что справедливо указал в своём особом мнении судья Нейманис).
Однако я сомневаюсь, что такая коннотация удовлетворит Суд ЕС. Ограничение касается и тех книг и печатной продукции, которые произведены на территории ЕС – вне зависимости от содержания. Если язык действительно влияет на безопасность, можно ли за счёт роста стоимости эту угрозу предотвратить? И самое главное – какая связь с геополитическими рисками есть у книг на хинди или на латыни? В общем, понятно, что ограничение сформулировано настолько широко, что явно несоразмерно.
Одновременно можно говорить о несоразмерности ограничений и рамках Европейской конвенции по правам человека – поскольку свобода слова (статья 10) распространяется не только на содержание, но и на форму информации. Но до ЕСПЧ всё равно надо пройти латвийский Конституционный суд, и методика оценки несоразмерности будет такой же.
Есть и явное, на мой взгляд, нарушение – статья 9 Рамочной конвенции о защите национальных меньшинств прямо говорит: государства обеспечивают, чтобы лица, принадлежащие к национальным меньшинствам, не подвергались дискриминации в отношении доступа к средствам массовой информации. Но на мнение экспертов по этой конвенции уже научились просто закрывать глаза – и политики, и Конституционный суд.
Латвийский Сейм будет рассматривать законопроект в течение ноября. Я надеюсь, что юридическое бюро укажет на риски несоответствия праву ЕС, о которых, кстати, в аннотации нет ни слова. Если же закон будет принят, и дело дойдёт до Конституционного суда, я бы ожидал вопросов Суду ЕС о том, нет ли здесь нарушений. Правда, рассмотрение такого дела займёт годы. Интересно, не появится ли за это время параллельный контрабандный канал – по аналогии с акцизными товарами.
