1710: как Рига стала российской

До начала бурного XX века Рига пережила 10 осад. Решающей для истории города оказалась девятая осада Риги, окончившаяся 14 июля 1710 года вступлением в город русской армии под командованием фельдмаршала Шереметева.

Собственно, судьба Риги, а заодно всей Лифляндии была решена годом ранее под Полтавой, где погибла армия Карла XII. Если проводить аналогии со Второй мировой, то для шведов это были Сталинград и Курская дуга в одном флаконе.

После этого они еще могли наскрести батальоны для обороны крепостей в Прибалтике, Финляндии и Померании, но выстоять в генеральном сражении против Петра и его союзников у них шанса не было. А значит, и падение этих крепостей было лишь вопросом времени. Времени и крови.

"Берегите людей"

Рижская крепость с цитаделью, только что перестроенной по новейшей системе Вобана, была крепким орешком. Накануне осады шведское правительство сумело прислать подкрепления, усилившие ее гарнизон до 12 тысяч штыков. Штурм обещал тяжелые потери, и поэтому Петр I решил взять Ригу измором.

"Все свое смотрение имейте на отбитие сикурса [помощи] водою и сухим путем, понеже все в том состоит", — писал он Шереметеву. А к бастионам велел "не приближаться, но берегите людей и смотрите на людей, понеже сие главнейшее, в чем должны вы ответ дать".

Итак, Рига должна быть взята "малой кровью" — для осаждающих. Однако участь осажденных это никак не облегчало. Зато окрестным крестьянам вышли "льготы". До Полтавы это была территория противника, экономический потенциал которого следовало подрывать всеми средствами. Теперь же эти земли Петр считал практически своими. Очевидец осады рижанин Иоахим Гельмс фиксирует: русские "распоряжались очень дурно с духовенством и помещиками, крестьянам же было нанесено мало вреда".

"Как я вижу здешнюю мизерию [бедность], не могу рассудить, как с них можно провиант брать, — докладывал Шереметев царю о своем решении не реквизировать у латышей скот, "дабы тем в большую руины не привести".

В октябре 1709 года передовые отряды 40–тысячной армии Шереметева подошли к Риге. Ее блокировали со всех сторон, началось строительство осадных батарей.

9 ноября в осадный лагерь прибыл Петр и уже через пять дней он собственноручно выпустил первых три ядра по Риге, отписав по этому поводу Меньшикову: "Сегодня в пятом часу пополуночи бомбардирование началось, и первые три бомбы своими руками в город отправлены, о чем зело благодарю Бога, что сему проклятому месту сподобил мне самому начало отмщения учинить".

Осада Риги. Вид с нынешней Пардаугавы.

"Проклятым местом" Петр назвал Ригу, помятуя о том, как его выпроводили отсюда 13 лет назад, когда он, числясь в составе заграничного посольства "урядником Михаловым", пытался срисовать план рижских укреплений. Скандал тогда получился что надо — хоть на первые полосы газет…

Кстати, долгое время туристам показывали вделанную в стену бомбу — по преданию, одну из тех, которыми Петр угостил Ригу в тогдашний визит. На самом деле первые выстрелы были пристрелочными, и ядра до стен не долетели — об этом свидетельствовал все тот же Гельмс.

Летописец осады

Дневник Гельмса, в котором он ежедневно фиксировал проишествия в городе, стал настоящей летописью осады. Начиная с 14 ноября большая его часть посвящена бомбардировкам. Редкие дни затишья сменялись "великим ужасом", взрывами и разрушениями. Стреляли изобретательно, например, вслед за зажигательными бомбами, "этим неприятель хотел пугать тушивших огонь, происходивший от огненных ядер".

13 декабря стал "одним из самых бедственных дней для Риги". В одну из башен цитадели, где хранилось 1200 бочек пороху, попало сразу несколько бомб, пробивших крышу и перекрытия. Порох сдетонировал, разнеся не только эту башню, но и соседний цейхгаух с 1800 ядрами.

"Это случилось так внезапно, будто наступил конец света, — пишет Гельмс, — по всему городу летали бомбы, гранаты и ядра, будто их сеяли или шел дождь… Во многие дома попало по пять штук". Погибло больше тысячи человек, а в стене самой цитадели образовалась гигантская брешь.

Если бы в тот момент русские пошли на приступ деморализованного города, то имели бы все шансы на успех. Но Шереметев уже отвел армию к Митаве, оставив блокировать город лишь казаков, дивизию Репнина и артиллеристов.

Надо сказать, что со своей задачей все они отлично справились. Артиллеристы методично долбили город, а казаки не давали осажденным добыть продовольствие и фураж за пределами бастионов.

Осада Риги. Вид с восточного направления.

Раз за разом Гельмс фиксирует, как кончаются эти попытки рижан: "Казаки увели 20 слуг", "Были пойманы казаками, раздеты донага и свирепо умерщвлены". Гарнизону пришлось перестрелять всех лошадей, оставшихся без фуража, что еще больше снизило шансы в столкновении с легкой русской кавалерией.

В городе начался голод. Усугублялся он тем, что "большая часть погребов оказалась залитой водой" — выпавший было снег растаял от оттепели, а продырявленные ядрами крыши и стены совершенно "не держали" влаги.

Пропаганда и контрпропаганда

27 февраля отмечен первым залпом информационной войны — в Ригу прилетели русские "агитационные снаряды". "4 бомбы, но без фитилей, они были также без пороху, но наполнены опилками, и в каждой бомбе от 3 до 4 записок".

В записках, озаглавленных "Верные известия и написанные без всякой лжи", томившемуся в информационной блокаде гарнизону рассказывалось о последних успехах русского оружия, а самое главное, что "турецкий султан прислал подписанные трактаты о соблюдении мира еще на 20 лет, он выдает головою короля шведского его царскому величеству".

Карл XII в этот момент пребывал в Турции в статусе средним между почетным гостем и почетным пленником. Понятно, что такое известие, по словам Гельмса, "произвело глубокое раздумье".

Комендант города генерал–лейтенант Штремберг придумал контрход. Через две недели горожанам было зачитано послание, полученное якобы прямиком из Стокгольма. Из него следовало, что Карл XII не только заключил с султаном военный союз, но и уже выступил "со 100 000 христианских невольников и придет на помощь к стесненной Риге, лишь только на полях будет корм для лошадей".

Оба вброса были равно фантастическими, но на какой то момент брожение в городе утихло. Намерения же Штремберга выяснить истинное положение дел в лагере русских кончались плачевно.

"Сегодня пришел к нам один из наших шпионов, которого узнали неприятели, — записывает Гельмс 16 марта. — Его спина была почти вся сожжена на огне, оба уха, нос и кусок языка отрезаны и отданы ему назад; ужасное зрелище представляет он!" Увы, шпионов не любили во все времена во всех армиях.

Блицбомбардировка

Вся эта "веселая осада" могла продолжаться еще год, пока Рига не сдалась бы от голода (одна из прежних осад города длилась 13 месяцев). Но вмешался непредвиденный фактор — чума, пришедшая из Пруссии. К маю 1710 года армия Шереметева потеряла от нее больше 9000 человек — а это уже цена хорошего штурма. Теперь фельдмаршалу позарез нужно было заканчивать дело как можно скорее.

Началась подготовка к штурму. Прежде всего двумя ночными атаками русские колонны бригадира Штафа и полковника Ласси прорвались в форштадт через Рауенские и Ивановские ворота. Вылазки шведского гарнизона были отбиты, и русские заложили батареи в непосредственной близости от бастионов.

Затем батареи в устье Даугавы отбили попытки шведской эскадры из 24 кораблей прорваться к осажденному городу. Шведы ушли в море.

А с 14 июня началась ежедневная бомбардировка города. Если за все время осады по Риге было выпущено 7084 снаряда, то за 12 последних дней бомбардировки — 3389, почти половина!

"Ужасно жег", "продолжает жечь", заносит в дневник Гельмс.

Самое удивительное, что в эти дни в держащуюся на грани падения Ригу один за другим явились несколько перебежчиков из русского лагеря, сообщивших удивительные сведения — якобы объявился шведский король, он уже в Курляндии, разбил всех врагов и со дня на день освободит город. Что двигало этими людьми — непонятно. Может, желание отсидеться в городе во время эпидемии чумы, косившей осаждающих? Или это был очередной ход рижского коменданта в "информационной войне"?

Как бы то ни было, сам Штремберг прекрасно понимал безнадежность своего положения. Король по прежнему отдыхал в Турции, да и в любом случае у Швеции просто не было новой полевой армии, способной деблокировать город. От его гарнизона осталось меньше половины, и перспективы в случае штурма были печальны.

28 июня, уже не в силах противиться настойчивым просьбам горожан, Штремберг выслал парламентеров для обсуждения условий капитуляции. Вечером 4 июля дивизия Репнина первой вошла в город, заняв главные караулы и половину цитадели.

"С божьей милостью мне удалось с главным лифляндским городом Ригой, который до сего времени никогда и никакими средствами не был взят и во всей Европе неприступной девственницей считался, обручиться и привести его, как невесту, к честному соглашению", — доносил Шереметев Петру.

Торжественный въезд Шереметева в город.

В скобках заметим, что соглашение оказалось не совсем честным — вместо того чтобы по договору отпустить Штремберга восвояси, его продержали в плену еще год, обменяв на плененного под Нарвой русского генерала Вейде. Впрочем, по сравнению с Вейде, да и с коллегами–шведами, просидевшими в плену по 10 лет, Штрембергу еще повезло.

14 июля. Последняя запись в дневнике Гельмса. Посвящена она торжественному въезду Шереметева в Ригу и церемонии присяги горожан Петру на Ратушной площади.

А за неделю до этого случился эпизод, зафиксировавший перелом в отношении русских и Риги. "7 июля вечером в 4 часа произошел недалеко от полковой церкви пожар, он сначала сильно охватил окрестности, — пишет Гельмс. — Но его превосходительство генерал Репнин сам потрудился лично поехать туда и отрядил немедленно 1000 русских, которые с изумительной быстротой и крайним усердием в короткое время с Божьей помощью потушили опасный пожар".

Константин ГАЙВОРОНСКИЙ.