30 лет — это сейчас юность. Потому что люди стали дольше жить. Что такое 30-летний человек? Да мальчик — вон по улице бегает.
Мой сын, тоже режиссер, сам с усам — со мной своими планами не делится. «И вообще, — говорит он, — ты думаешь, ты мой любимый режиссер, что ли? У меня, — говорит, — любимый режиссер — Хуциев». Но он и с Хуциевым не советуется.
Не вижу ничего такого в том факте, что я в «Единой России». Для меня это рычаг. И я им все время говорю: нельзя превращаться в КПСС. Я там затем, чтобы были несогласные.
Высоцкий у меня в «Вертикали» не идет с альпинистами в горы — он о них поет, сидя в палатке. А я и пою, и иду в горы. У меня миллион избирателей.
Путин — черный ящик для меня.
Вайнеры, создав великое произведение — «Эру милосердия», никогда не считали ее своей лучшей книгой. Я тоже не считаю «Место встречи» лучшим своим фильмом. Это с писателями и режиссерами всегда так.
Мой лучший фильм — «Ворошиловский стрелок». Я сам представитель власти, но и я оправдываю старика, решившегося на месть. Это даже не месть, а возмездие, которое должно было совершить государство. Если возмездие не настигает преступников, люди начинают жить по законам джунглей.
Женщина умнее мужчины. Мужчина думает о будущей карьере, а женщина — о детях, а значит о том, в какой стране они будут жить, что будет с этой страной.
Когда в стране происходят такие вещи, на первый план у режиссеров и писателей должна выходить гражданственность. Провозглашать аполитичность сегодня — подло.
Я человек европейской культуры, я знаю европейские языки, но мне противно, когда русские начинают заглядывать в рот к иностранцам. Надо жить своим умом.
Жан-Жак Руссо в «Эмиле» пишет, что библиотека Эмиля будет состоять всего из одной книги. Вы думаете, это Библия? Нет, это «Робинзон Крузо». И пока у человечества не испортится вкус, ее надо считать самой великой. И я всегда так считал, но стеснялся произнести вслух, пока не наткнулся на эти строки. Робинзон Крузо — это человек, который ни при каких обстоятельствах в силу величия своего духа не мог погибнуть.
Все дело в заднице: мужчина может сидеть двенадцать часов за столом, а женщина — нет. Поэтому есть великие писатели и нет великих писательниц.