Видео
23 февраля. Думаем, нет смысла объяснять, что это за день для всех, кто служил, а также для их родных и близких. Накануне праздника на огонек в гостеприимный кабачок "7 секретов" заглянул ветеран боевых действий и участник миротворческих операций Анатолий Иванович Исаенко.
С подполковником в отставке мы познакомились в московском "Фотоцентре" на необычной выставке "Военный институт иностранных языков в лицах", посвященной поистине уникальному вузу, аналогов которому больше нигде нет. Выпускники ВИИЯ всегда были элитой Вооруженных сил СССР, а свой институт они считали лучшим в мире. Сейчас это уже престижнейший Военный университет РФ.
Как известно, бывших разведчиков не бывает. Как я понял, бывших военных переводчиков — тоже. О чем и свидетельствует экспозиция, на которой представлены редчайшие снимки. Понятное дело, эти специалисты старались особо не светиться, так что фотографировались нечасто. Поэтому каждый кадр особенно ценен.
Под прикрытием
Многие выпускники ВИИЯ, работая под прикрытием, участвовали в самых секретных миссиях Советского Союза. Это касается и нашего сегодняшнего героя, который побывал во многих горячих точках. Не раз мог погибнуть. Но судьба была к нему благосклонна.
…Толмачи, драгоманы, перекладачи, тарджуманы, интерпретеры — как только переводчиков не называли. Во все времена нужны были знающие люди, которые помогали общаться между собой разным племенам, народностям, народам и целым государствам. Особенно остро эта проблема всегда чувствовалась в ходе вооруженных конфликтов.
Скажем, во время Великой Отечественной войны практиковался массовый захват "языков": советские разведчики доставляли командованию представителей вражеской стороны, чтобы выведать у них необходимые сведения. И тут без помощи переводчиков, конечно же, было не обойтись. Однако во всем мире обучение таких военных кадров велось разрозненно. И только в XX веке в огромном и необъятном СССР, где так любили все масштабное, решили создать отдельное мощное учебное заведение.
Одним из идеологов основания уникального института стал знаменитый "советский граф" — генерал–лейтенант Алексей Алексеевич Игнатьев (1877–1954), военный дипломат, знаток нескольких иностранных языков. Сын киевского генерал–губернатора А. П. Игнатьева и княжны С. С. Мещерской, выпускник Владимирского кадетского корпуса и Николаевской академии генерального штаба начал свою службу в Кавалергардском полку. Участвовал в Русско–японской войне.
После Октябрьской революции перешел на советскую службу и даже стал военным писателем, опубликовав мемуары "Пятьдесят лет в строю", которые не раз переиздавались. Отметим, что именно советский генерал Игнатьев был инициатором создания в 1943 году кадетского корпуса в Москве. Иосиф Виссарионович Сталин одобрил это предложение. Правда, назвал такие училища суворовскими. В том же году по предложению Алексея Алексеевича в Красную армию были возвращены царские погоны.
А целенаправленная работа по подготовке военных переводчиков в СССР началась в конце 30–х годов. Руководство страны прекрасно понимало, что война с Третьим рейхом неминуема. Кроме того, курсанты учили не только немецкий, но и английский, а также французский. В годы Великой Отечественной войны ВИИЯ подготовил более 4 тысяч языковых специалистов, которые внести свой большой вклад в дело победы над фашистской Германией и милитаристской Японией.
Позже Советский Союз чутко реагировал на геополитические изменения в мире. Когда после революции в Китае в 1949 году Москва решила оказать помощь Пекину по самым разным направлениям, потребовалось немало специалистов со знанием весьма экзотического языка. И уже совсем скоро первые 100 советских переводчиков отправились в Поднебесную. Да и потом в случае обострения военно–политической обстановки в том или ином регионе планеты осуществлялся экстренный целенаправленный набор в ВИИЯ.
Начинал с Ирака
Институт был даже награжден орденом Красного Знамени. Случай поистине уникальный. Но, безусловно, знающие люди отлично понимали, за что в мирное время вузу вручили боевую награду. Один из выставочных стендов представляет собой "Стену памяти", где были перечислены имена выпускников ВИИЯ, погибших при выполнении служебного долга. Эти офицеры, находясь в боевых порядках частей и специальных подразделений во Вьетнаме, Анголе, Афганистане, Камбодже, Эфиопии, Египте и многих других странах, проявляли чудеса мужества и героизма. К сожалению, точку в скорбном списке ставить рано. Ведь и сегодня военные переводчики находятся, скажем, в Сирии, где без них не обойтись. Наш герой тоже не раз бывал в ней. А начинал, как выяснилось, с Ирака.
— Анатолий Иванович, вы, наверное, как и "советский граф" генерал Игнатьев, также из какой–нибудь знатной дворянской семьи, в которой детей с малых лет обучали иностранным языкам?
— Ну вы что, — улыбнулся гость кабачка. — Сам я из Донбасса. У меня и сейчас там 25 двоюродных братьев и сестер. Я родился в 1940 году в селе Белый Яр, в десяти километрах от города Часов Яр, который известен тем, что это родина народного артиста СССР Иосифа Давидовича Кобзона. В 1957 году я окончил в Часове Яре среднюю школу.
Затем два года отработал на Краматорском машиностроительном заводе, параллельно учился в вечернем индустриальном институте. А потом меня призвали в армию. Служил в Узбекистане, в городе Корши, в отдельном батальоне связи и радиотехнического обеспечения истребительной авиационной дивизии. Ни о каком языковом вузе даже и не думал. Но в 1961 году вышел приказ министра обороны СССР маршала Родиона Яковлевича Малиновского, который разрешил на последнем году службы отпускать солдат на учебу.
Я решил воспользоваться этим шансом. Помню, стоял в карауле. Подошел командир роты и предложил. Мол, не хочешь поехать? Я сначала отказался, а потом, немного подумав, согласился. Так и оказался в 1962 году в необычном для себя военном институте, где изучали иностранные языки. Чтобы туда взяли, нужно было сдать вступительные экзамены: диктант, сочинение, историю, географию, а также иностранный.
Примечательно, что в школе я учил немецкий. Так что английский пришлось осваивать с нуля. Вторым языком у меня был итальянский. В моей группе было всего восемь человек. Остальные уже говорили немного на английском. Так что в первый год было очень трудно. Но потом я втянулся. А уже на четвертом курсе, в 66–м году, меня в составе группы на целый год отправили в Ирак.
Всего из нашего института туда отбыло десять человек: пять — с третьего курса и столько же — с четвертого. Большинство оказалось на аэродроме Муаскар Рашид возле Багдада. Меня же сначала назначили к авиационным специалистам в Хаббанию, а затем перевели в учебный радиотехнический центр в Таджи, это в 30 километрах на север от иракской столицы. Президентом тогда был Ареф Салем, участник первой арабо–израильской войны (1948–1949 годы).
При нас он разбился на вертолете — 13 апреля 1966 года. Но вопреки всему наша миссия продолжалась. Преподаватели читали лекции, а я переводил с русского на английский. Мои иракские подопечные, изучавшие наземное и самолетное радиотехническое оборудование, владели этим языком достаточно хорошо.
Медаль "За боевые заслуги"
— Вы общались с местными жителями?
— Минимально. Обстановка была очень сложной. Шла война с курдами. При нас была и попытка государственного переворота. Первое, что бросилось в глаза: напротив президентского дворца в Багдаде располагался целый танковый полк в постоянной готовности. Танкисты несли дежурство на башнях и на броне машин. А мы в десять часов вечера уже должны были находиться в своих номерах. Один раз во главе со старшим, майором, пошли в кинотеатр на какой–то английский фильм. Опоздали. Так нас сильно отругали. Потому что недосчитались. Старший по гостинице позвонил дежурному по группе и сказал, что не хватает людей.
Когда я вернулся в Союз, то было тяжеловато снова войти в учебный ритм. За год, проведенный в Ираке, разболтался. А в 68–м году, как только окончил вуз, меня отправили уже в Египет. Меня, молодого лейтенанта, определили в зенитно–ракетную бригаду. За участие в боевых действиях получил медаль "За боевые заслуги".
— Где вы располагались?
— В зоне Суэцкого канала. В нашем соединении было пять советских офицеров — военных советников. Кроме того, еще двое — в штабе дивизии ПВО. Так что работы хватало — постоянно нужно было что–то переводить. В течение первых двух недель мне пришлось объездить весь израильско–египетский фронт — от Порт–Саида до Суэца, от Средиземного моря до Красного. К счастью, ни разу не попал в какую–нибудь серьезную переделку.
Отработка египтянами учебных вопросов проходила прямо под открытым небом. Они должны были тщательно изучить советскую 23–миллиметровую спаренную десантную зенитную установку. Солдаты лихо переводили ЗУ–23–2 из походного положения в боевое и обратно. Установка называлась спаренной, потому что у нее сразу две авиационные пушки. Скорострельность — 2 000 выстрелов в минуту. Конечно, враг боялся ее как огня.
— Потери были среди своих?
— Увы. Помню, как мы купались в замечательном, очень живописном местечке Сохна. Сейчас это один из лучших египетских курортов. А ровно через год, во время противовоздушного боя, погибли два наших военных советника. Переводчик, мой однокурсник, а также инженер буквально чудом остались в живых. Тогда ведь в любой момент мог начаться обстрел. Скажем, плаваешь в море, и тут включается продолжительный вой сирен. Улицы мгновенно пустели, даже собаки куда–то убегали в тревоге. Когда израильтяне начинали обстрел, египтяне отвечали.
В итоге через канал завязывалась настоящая артиллерийская дуэль. Обе стороны снарядов не жалели. Конечно, могли попасть. Но, к счастью, Бог миловал. К тому же мы старались действовать на опережение. Так, весной 1969 года севернее Суэца развернули еще один зенитный ракетный дивизион. Располагался он на небольшом расстоянии от канала.
Слово как оружие
— Но, как я понимаю, вы сами не стреляли?
— Нет, конечно. Моим оружием было слово. Я тогда переводил советнику по фамилии Шарашкин. Он был человеком мудрым и решительным. Если надо, действовал за командира дивизиона, бригады и даже дивизии ПВО. То есть не только советовал, но и показывал, как надо воевать. Вспоминается один характерный случай. В начала марта шла очередная артиллерийская перестрелка между израильскими и египетскими войсками.
Эту огневую дуэль можно было наблюдать невооруженным глазом. Тут наша передвижная радиолокационная станция захватила низколетящую цель на восточном берегу Суэцкого канала. Оказалось, это израильский самолет–корректировщик. Он совершенно безнаказанно летал вдоль водной глади. Тогда советник Шарашкин предложил командиру дивизиона уничтожить воздушного разведчика. Но офицер–египтянин был в нерешительности. Он явно тянул время.
Шарашкин надавил на меня: "Ты ему мягко переводишь! Надо жестче и решительнее". Что ж, стал переводить так, как мне приказали. Наконец командир дивизиона сказал уже открыто: "Господин Шарашкин, сбивать самолет нельзя, здесь замешана большая политика". Наш советник тотчас предложил египтянину связаться с вышестоящим командованием. Офицер доложил штабу обстановку. После чего все сразу изменилось.
Командира дивизиона как будто подменили. Ни о какой большой политике он уже и не вспоминал. И в какой–то момент Шарашкин мне весело крикнул: "Анатолий, наблюдай, как запускаем ракету!" Я выбежал из кабины наведения. И тут же услышал команду на арабском языке, которую помню до сих пор: "Эртифа хамсин, масафа арбаин — идрипт!" ("Высота — 50, дальность — 40. Огонь!"). Я чуть не присел от сильного хлопка и взрыва. Так из клуба огня и пыли стартовала наша ракета.
Набирая скорость, она быстро пошла к цели, и вскоре израильский корректировщик был поражен. В небе расплылось большое желтое облако, а на землю полетели обломки боевого самолета. За моей спиной раздались громкие аплодисменты. Это приветствовали успех тех, кто так удачно произвел выстрел. А вскоре была обнаружена еще одна воздушная вражеская цель. Наш дивизион тут же запустил второй снаряд, уже без всякого промедления.
Однако ракета, пролетев половину пути, вдруг клюнула носом вниз и врезалась в землю. Так что неизвестному израильскому летчику крупно повезло. Его самолет тут же исчез, артиллерийская перестрелка через Суэцкий канал прекратилась. Через пять лет, будучи уже военным наблюдателем ООН, я посетил ту зенитную ракетную позицию. Выяснилось, что она была взорвана израильскими войсками в октябре 1973 года после форсирования Суэцкого канала.
— Анатолий Иванович, я вижу у вас на груди медаль ООН. Вы наверняка следите за событиями на родной Украине?
— Разумеется, слежу. До сих пор выступаю в качестве военного эксперта. Сам не раз участвовал в миротворческих операциях ООН. Скажем, по наблюдению за соблюдением перемирия в Палестине. Сегодня "голубым каскам" в Сирии приходится заниматься и вопросами внутригосударственного конфликта, так что их миссия очень опасна. Флаг ООН превратился в мишень. Миротворцы несут неоправданно больше потери в разных частях света. Что касается событий на Украине, то, безусловно, я прекрасно понимаю то, что там происходит. Мне ясно, как и почему там все произошло.
Чуть выше я уже говорил, что в Донбассе у меня двадцать пять двоюродных братьев и сестер. Они в основном сторонники ДНР и ЛНР. Понятное дело, очень важно развести воющие стороны. И пусть именно миротворцы за это отвечают. Что будет честно. Хотя это нелегкая задача. Например, мне приходилось проводить демаркацию даже на танке. Тем не менее, как известно, даже худой мир всегда лучше доброй войны.
— Спасибо, что заглянули на огонек.
