Видео
В мире
В состав флотилии входили 6 дивизий (это свыше 40 подводных лодок и 60 сменных экипажей), базы хранения и приготовления ракетного и торпедного оружия, судоремонтный комплекс, хранилища радиоактивных отходов и отработанных элементов атомных реакторов, закрытый гарнизон с жилым городом и всей обеспечивающей инфраструктурой, а также прочие тыловые структуры.
Все это огромное хозяйство должно было непрерывно и круглосуточно функционировать, чтобы, как принято говорить, обеспечить решение поставленных задач в Мировом океане. О своей невероятно насыщенной жизни нахватавшийся немало радиации ветеран подразделения особого риска (оказывается, были и такие!) рассказал в автобиографической книге "Продуть балласт!".
Мечтал о небе, а попал под воду
— Я родился 14 ноября 1927 года в селе Устье в Тверской области, — поведал "7 секретам" Герой Советского Союза. — Эта была жуткая глухомань. Волки выли у самого дома. Перед войной семья переехала в столицу. Мать работала в Московском городском отделе народного образования, а отец — счетоводом в детском доме, располагавшемся в старинном деревянном здании с мансардой. Вот на втором этаже этого здания нам и дали служебное жилье — комнатку 14 кв. метров с "удобствами" на улице. Рядом был Сокольнический парк культуры и отдыха. Место благодатное для детей. Неподалеку протянулась цепочка прудов, в которых ребята постарше обучали нас плаванию. Это были мои первые погружения.
Метод был простой, но эффективный.
Невзирая на вопли, тебя как следует раскачивали за руки и за ноги, после чего забрасывали подальше. Ничего не оставалось, как выгребать к берегу. Если ты советам не внимал, а лишь судорожно хлебал воду, только в этом случае тебя вытаскивали. Обычно уже после двух–трех сеансов очередной ученик успешно осваивал самый популярный способ плавания — по–собачьи.
Потом, уже командуя подводными лодками, в том числе атомными, я не раз вспоминал эти детские уроки. Когда началась война, отца призвали в армию. Он погиб на Курской дуге в июле 1943 года. Мать с детьми эвакуировали в тыл. Она работала на военном заводе под Свердловском. А я пошел доучиваться в местную школу.
— Кем хотели стать?
— Как часто бывает, судьба сложилась вовсе не так, как хотелось. Седьмой класс я окончил с отличными оценками. О том, что делать дальше, даже не было никаких сомнений. Многие ребята того времени мечтали стать летчиками и только летчиками. Героическая эпопея спасения челюскинцев, присвоение именно летчикам первых в стране званий Героев Советского Союза, перелеты Чкалова и Громова через Северный полюс в Америку, сверхдальний беспосадочный перелет экипажа Гризодубовой, первые дирижабли, стратостаты — все это невероятно завораживало, будоражило мысль и звало высоко в небо, которое недаром поэтически называли Пятым океаном. Естественно, я тоже мечтал его бороздить. Заявление было подано в авиационную спецшколу, которая находилась как раз в Свердловске.
Я прошел все комиссии и без проблем был зачислен в восьмой класс. Еще перед войной постановлением советского правительства в стране были образованы артиллерийские, военно–морские и авиационные школы. Они давали общее среднее образование в объеме десяти классов, основы военной специальности по конкретному профилю, а также готовили целеустремленную молодежь к поступлению уже в соответствующие военные училища.
Однако в июне, когда я уже собрался идти на занятия в свою авиационную спецшколу, мать настоятельно попросила меня чуть повременить. По ее словам, она ждала срочный вызов для возвращения в Москву, а управляться с тремя малыми детьми сама не могла.
Скрепя сердце, я остался дома и пропустил первые уроки. А потом, почувствовав недоброе, прибежал. "Парень, где же ты гулял? За неявку ты отчислен! Забирай документы!" — эти слова были как гром среди ясного неба. Мне посоветовали приходить на следующий год. Что делать? Еще какое–то время сидеть на шее у матери?
Ошарашенный, я брел по коридору, тоскливо озирая двери классов. На одной из них белел рукописный листок: "Прием документов во 2–ю Ленинградскую военно–морскую спецшколу". Решение было мгновенным, и уже через 15 минут старший лейтенант в красивой морской форме, ознакомившись с моими документами, объявил, что я зачислен. Причем уже завтра утром надлежало явиться на вокзал, имея при себе два комплекта постельного белья и харчи на дорогу.
К моему удивлению, мама ко всем этим невероятным новостям отнеслась совершенно спокойно, быстро собрав меня в дорогу. Уже после войны она призналась, что историю с вызовом в Москву попросту выдумала, чтобы я не попал в авиационную спецшколу. По ее словам, очень боялась, что меня слишком быстро выучат на летчика и отправят на фронт, где я и погибну…
Наши матери всегда хотят, чтобы детям было хорошо. Вот только всегда ли они знают, что есть хорошо для них? К счастью, мне потом ни разу в жизни не пришлось пожалеть, что я так и не взмыл в Пятый океан, а всю последующую жизнь осваивал четыре земных океана. А наутро я распрощался со своей семьей и потопал в самостоятельную жизнь. Мне было всего 14 с половиной лет. Но в ту пору быстро взрослели.
Военно–морская спецшкола, эвакуированная из Ленинграда, располагалась в городке Тара, который появился в эпоху освоения Сибири Ермаком. Сначала мой путь лежал до Омска, а потом на казенном содержании я отправился пароходом по Иртышу уже до Тары. Спецшколе выделили большое двухэтажное деревянное здание аккурат напротив тюрьмы. Такое соседство нас, мальчишек, не раз сдерживало от необдуманных поступков. Вскоре начались и "первые университеты": курсанты совершили марш–бросок на 15 километров на лесоповал.
Перед нами поставили задачу: выносить спиленный кругляк из чащи, спускаться по крутому берегу Иртыша и грузить на баржу. Кормили сухим пайком, спали на сене. Зато быстро все друг с другом познакомились.
Преподаватели излагали предметы наизусть. Никаких учебников не было и в помине. Это касалось и стихов классиков, и отрывков прозы. Мы тоже все зубрили наизусть, в том числе формулы, схемы, карты, даты, имена, события. Ели завируху: в кипящую воду засыпалась ржаная мука, которая размешивалась с добавлением соли. Получали еще по 200 граммов тяжелого, как глина, черного хлеба и по 5 граммов сливочного масла…
А в январе 1944 года Красная армия прорвала блокаду Ленинграда и отбросила от города немецкие войска. После 17 суток путешествия на пароходе по Иртышу и в товарном вагоне по Транссибирской магистрали наша спецшкола вернулась в свой родной Ленинград. Начались трудные будни: завершение программы 10–го класса и подготовка к экзаменам. А тут и долгожданная победа!
От курсанта до командующего
Полвека служения подводному флоту оказались настолько насыщенными, что сама жизнь заставила его написать книгу "Продуть балласт!". В ней автор увлеченно рассказывает о том, как прошагал от курсанта до командующего самой большой флотилией атомных подлодок в стране. Он участвовал во многих учениях и походах будучи командиром субмарин разного типа. Ему довелось прокладывать курсы во всех океанах нашей планеты, всплывать в полынье на Северном полюсе и даже ходить к Антарктиде. Конечно, хотелось узнать, за что контр–адмирал получил Героя Советского Союза. Оказывается, за групповой межфлотский переход под арктическими льдами.
Трансарктический марш–бросок в октябре 1978 года из Северного моря в Тихий океан с участием атомных субмарин К–212 и К–325 был впервые осуществлен в истории подводных сил. Этот путь был короче, чем другие, хотя и гораздо опаснее. А вскоре, 4 ноября того же года, Указом Президиума Верховного Совета СССР "за выполнение ответственного задания и проявленные при этом отвагу и мужество" контр–адмирал Голосов был удостоен высшей степени отличия в стране с вручением Ордена Ленина и медали "Золотая Звезда".
Понятное дело, за сухими официальными строчками скрываются невероятные переживания, которые испытывал командир тактической группы. Он был в ответе за жизнь экипажей. В случае чего именно с него спросили бы по полной программе. К тому же на борту были крылатые ракеты.
Начинал с Риги
— Хотя поначалу мне пришлось поплавать даже на трофейных керосиновых подводных лодках, доставшихся от фашистской Германии. Причем это было в Латвии. В Риге, в Лиепае… Что тут сказать? Одно дело — рассматривать прекрасные картины Айвазовского, но когда вся эта стихия находится вокруг тебя, то испытываешь уже совсем другие эмоции. Самое страшное, когда она тебя швыряет в бездну.
С другой стороны, с первых же дней самостоятельного командирского плавания пришло ощущение того, что полное моральное удовлетворение от своей профессии ты испытываешь лишь в море, когда самостоятельно решаешь задачи со своим экипажем, ни на кого не оглядываясь. И чем дальше от родной базы, тем лучше себя чувствуешь, несмотря на огромные нервные и физические перегрузки. Вот такой парадокс!
В течение полувека возможность уйти подальше от родных берегов представлялась Рудольфу Александровичу не раз. Скажем, в конце 1955 года, руководя новейшей подводной лодкой С–145 (проекта 613), самый молодой командир подлодки Голосов выполнил уникальный месячный поход в Японское море в условиях полной автономности, ни разу не всплывая в надводное положение. Это была сложнейшая задача, которую раньше Тихоокеанский флот не решал. Причем на пятые сутки выяснилось, что уже некуда сливать камбузные отходы. А приспособленные для этой цели самые обычные молочные бидоны оказались заполненными под завязку. К сожалению, передовая конструкторская мысль к тому моменту еще не разработала специальное устройство ДУК для сброса отходов за борт.
Всплывать из–за каких–то там помоев было страшно обидно, — рассмеялся гость кабачка. — Получается, я должен был признаться, что командир не справился с поставленной задачей. И тогда я приказал жидкую часть удалять за борт через подводный гальюн, а твердые части прессовать в резиновые мешки из–под химкомплектов. По мере заполнения складывали их в боевую рубку, которая тоже быстро заполнялась. Днем мы шли с выставленным лишь над поверхностью перископом, а ночью — на глубине. Однажды чуть не попали под таран огромного транспортного судна. Это произошло в проливе Лаперуза. Вахтенный офицер доложил: мол, горизонт акустиками прослушан, никаких шумов не обнаружено. Но когда я прильнул к окуляру перископа, то увидел зеленый борт, который заполонил все поле зрения.
Моя спина мгновенно покрылась холодным потом. Всех нас спасла мгновенная реакция экипажа. Я закричал: "Нырять на глубину 40 метров!" Тут же в трюме засвистел воздух, выходящий из цистерны быстрого погружения. Он освобождал лодку от 10 тонн избыточного балласта. Впрочем, никто, кроме меня, понятия не имел о той ужасной картине, которую я увидел в перископ. Все думали, что командир решил провести очередную тренировку. Я же внутренне весь страшно сжался, ожидая неминуемого удара о корпус. Взглядом молил стрелку глубиномера быстрее уходить. Для меня это был очередной выигрыш в лотерее, где ставка — жизнь! "Товарищ командир! Шум винтов справа. Предполагаем, это транспорт". Они только предполагали. А у меня до сих пор перед глазами маячит это зеленое "предположение"!
— Почему вы так близко оказались рядом с судном?
— Причиной стало очередное, но вполне обычное разгильдяйство: примерно за час до ЧП была проведена чистка блоков шумопеленгатора. В итоге кто–то, как часто это бывает, что–то там "чуть–чуть" забыл прикрутить. Хотя я не раз убеждался на горьком опыте, что в нашем деле мелочей нет и быть не может. Ну а 15 декабря мы благополучно всплыли в назначенном районе на подходах к Владивостоку. Я отдраил люк и вылез на мостик. Такого свежего, опьянящего воздуха, наполненного невероятными ароматами моря, мне вдыхать никогда не доводилось. Мы ведь целый месяц дышали газовым коктейлем. Никто толком даже не знал, из чего он состоит. Наши курильщики радостно достали папироски. Но после одной–двух затяжек они с отвращением выбросили их за борт: отвыкли, и во рту какое–то отвратное ощущение, — улыбнулся контр–адмирал в отставке.
Дмитрий МАРТ.
