Видео
В мире
Мама
Я родом из Иванова. С самого начала мать была в моей жизни главным человеком, и из-за нее моя жизнь сложилась именно так. Она определяла мои шаги, как и шаги моего отца, но я не осознавала этого до последнего момента. Я всегда думала, что мать меня любит, что я люблю ее, что у нас в семье доверительные отношения.
Хотя я никогда не хотела встречаться с молодыми людьми и связывать с ними свою жизнь, мать планомерно превращала меня в сексуальный объект для мужчин. Она принуждала меня носить юбки, туфли на высоком каблуке, оголяла меня и заставляла флиртовать с мужчинами.
Для нее было важнее не мое счастье, а то, насколько хорошей матерью ее считают окружающие, она фанатично хотела выдать меня замуж и требовала от меня внуков, чтобы все было «как у людей». Думаю, моя мать догадывалась о моей сексуальной ориентации и нежелании иметь детей, но ей не было до этого дела. С годами она давила на меня все сильнее.
Вообще, секс и отношения для меня — две разные вещи. В основном я хотела, чтобы никто меня не толкал замуж, в жизнь с нелюбимым человеком — неважно, какого он пола.
Этот внутренний конфликт продолжался до того момента, пока я не встретила Мэг. Она ворвалась в мою жизнь ураганом.
До встречи с ней я понятия не имела, что женщина имеет право определять свою собственную жизнь. После того как Мэг стала рассказывать мне, как она живет и чем занимается, мой мир перевернулся. Я стала видеть, что мною манипулирует практически каждый человек в моей жизни. Что это они, а не я, определяют ее направление.
Мэг
Все началось в интернете. Я пыталась найти пути к свободе, пыталась найти людей, которые поняли бы меня. Я создала профиль на сайте знакомств и искала женщин, которым интересны женщины. В качестве одного из параметров поиска я задавала, чтобы люди были в этот момент в сети. И так я однажды нашла Мэг. Ей была интересна Россия, она учила русский язык. До сегодняшнего дня я верю, что наша встреча не была случайностью: я нашла Мэг, потому что хотела свободы и любви.
Мэг понравилась мне сразу: она так забавно писала по-русски! Я моментально почувствовала в ней внутреннюю свободу и стремление к приключениям. Она совершено необузданная, как лошадь, которая несется по полю с развевающейся по ветру гривой. Мне нужно было дотянуться до нее, я начала мечтать жить так, как она, а не потакать окружающим. Это было самым важным открытием для меня, началом моей новой жизни.
Мэг Стоун. Фото: сайт Елены Ивановой
На тот момент, летом 2005 года, я уже несколько месяцев встречалась с молодым человеком, Димой, с которым меня заставила быть мать. Он работал со мной и с ней в одной организации. Мать его заметила и заявила: хватай его сейчас, пока тебя не опередили. Я не хотела, но боялась ее гнева и непонимания родственников. Чем ближе мы становились с Мэг, тем больше я отдалялась от Дмитрия. Находиться с ним рядом становилось просто невыносимо: я готова была выть от боли.
Однажды Мэг сказала, что поедет в Киев, и предложила мне там встретиться. Сначала я испугалась. Я просто не представляла, что могу просто взять и поехать в Киев, чтобы там быть с женщиной. Я даже не могла нас двоих представить в одном помещении. Для меня это было как преступление — так меня воспитали.
Втайне ото всех я стала готовить побег: если бы хоть кто-то узнал о причине поездки — моих чувствах к Мэг — меня бы остановили. Подругам я врала, что еду в Киев к родственникам, а матери — что встречаюсь с Мэг, чтобы расширить свой кругозор, пообщаться с ней по-английски и пойти в оперу.
Я жила как шпион на вражеской территории, как Штирлиц в нацистской Германии. Каждый человек был моим потенциальным врагом. Переписку приходилось прятать, потому что мать и так относилась к нашему общению скептически. Однажды после нашего с Мэг разговора она в гневе выпалила: «О чем ты с ней вообще можешь разговаривать? Она же женщина!»
Мэг не знала, что я до последнего момента встречалась с Дмитрием. Она советовала мне не притворяться, не лгать и расстаться с человеком, с которым, как она знала, я быть не хочу. Я наврала ей, что так и поступила. На самом же деле расстаться с ним я не могла. Моя мать тут же поняла бы, что я хочу быть с Мэг, а не с ним, и рисковать было нельзя. Объяснить это Мэг было невозможно. Я знала, что ее жизнь была совсем другой, она просто не поняла бы.
Я считала дни и часы до моего побега. Все, о чем я думала, это о том моменте, когда я больше не увижу ни его, ни кого-либо еще из моей тогдашней жизни.
16 февраля 2006 года стал днем икс. В этот день Дмитрий провожал меня на автовокзал. Он был уверен, что я вернусь к нему, хотя от него я не скрывала, что Мэг мне интересна. Но я наврала ему о том, что бисексуальна, чтобы смягчить удар. Мне казалось, если бы я напрямую сказала ему, что не хочу быть с мужчиной, он расценил бы это как мой отказ ему лично и мог бы остановить меня.
Побег в Киев
Перед тем как уехать в Киев, я написала письмо на дискете моим родителям и спрятала ее в столе. Там говорилось, что я счастлива, что наконец-то встретила человека, которого люблю, и это Мэг. Что им не стоит волноваться за меня, и они всегда могут связаться со мной по телефону или электронной почте.
Пару дней спустя после приезда в Киев, я позвонила матери и сказала об этом письме. Она прочитала его и тут же перезвонила. Мать стала реветь, игнорировала все мои доводы и приказала возвращаться домой. Никаких споров и разговоров тут даже не предполагалось. Я объясняла, что ничего страшного не произошло: я просто хочу быть с человеком, которого люблю, неважно в России или в Канаде.
Мэг не понимала, что происходит и почему моя мать продолжает названивать и требовать, чтобы я приехала домой. Я не сдавалась, и мать сказала, что приедет в Киев, якобы чтобы пожелать нам счастливой совместной жизни.
На железнодорожном вокзале Киева мать заманила меня в подземный переход, который соединяет все пути. Отец прятался за поворотом на лестницу. Я была с Мэг — мы всегда были вместе. Как только я подошла к матери, отец выпрыгнул из-за угла. Они отгородили меня от Мэг и схватили за руки. Я была в шоке и не знала, что делать, но поняла, что мы с Мэг в опасности, что меня хотят украсть, что нас разлучат.
Самым страшным кошмаром для меня было больше никогда не увидеть Мэг. Я представила, как меня притащат в Россию, и это будет концом нашей совместной жизни. А значит, и моя жизнь потеряет всякий смысл.
Я кричала Мэг по-английски, чтобы она вернулась в квартиру, которую мы снимали в Киеве, что все будет хорошо, что я вернусь вечером после того, как поговорю с родителями. На самом деле я не знала, что со мной будет, я просто хотела, чтобы мои родители с ней ничего не сделали. Мэг ушла, исчезла из моего поля зрения. Но я успела набрать ей и крикнуть, куда меня ведут, пока у меня не отобрали телефон.
Родители привели меня в «Макдоналдс» напротив вокзала и завели на второй этаж. Мать притворилась, что у нее нет денег, чтобы купить еду. Я вызвалась заплатить, пошла вниз на первый этаж к кассам с отцом, который должен был следить, чтобы я не убежала. В это время мать выкрала из моей сумки загранпаспорт.
Я вернулась и проверила сумку, так как догадывалась о ее плане. Загранпаспорта там не было, был только внутренний паспорт. Все мои обвинения мать отвергала. Меня держали на стуле, мать сидела справа, отец напротив через стол.
Он сказал, что у них куплены три обратных билета в Иваново и что я еду с ними. Я отказалась, и это был первый раз, когда я не стала поступать так, как они от меня требовали
Я начала брыкаться, стулья и столы полетели в стороны. Людям вокруг было все равно: они сидели и жевали свои бургеры. И вот: я стою, родители держат меня за обе руки, и тут я вижу метрах в пяти от меня Мэг — она сидит за столом рядом! Я не поверила своим глазам: думала, что осталась совсем одна наедине с разъяренными родителями.
Мэг была совершено ошарашена, не знала, что делать: она в своей Канаде никогда ничего подобного не видела. Если бы она не позвала тогда милицию, вполне возможно, родители просто утащили бы меня в поезд. Когда Мэг попробовала мне помочь высвободиться, мой отец заехал ей в челюсть, и она упала на пол. Только тогда люди стали от нас шарахаться.
Охранник «Макдоналдса» вывел нас четверых на улицу, на метель и холод. Для меня все выглядело как в замедленной съемке. Я помню только ветер и как снежинки кололи мне лицо. Я была в ужасе и боялась, что никогда не увижу Мэг снова. Она стояла рядом, смотрела на меня и на родителей. Отец плюнул ей в лицо, а мать все время кричала «Уйдите!»
Родители удерживают Елену около «Макдоналдса» недалеко от вокзала в Киеве. Фото: сайт Елены Ивановой
Когда милиционеры наконец появились, меня и родителей повели в отделение недалеко от вокзала. Родители так и держали меня за руки всю дорогу. Мать говорила милиционеру, что я сумасшедшая. На Мэг никто не обращал внимания, она просто шла за нами.
В милиции родители обвиняли Мэг в сумасшедших преступлениях: что она предводительница религиозной секты, что она хочет продать мои органы и сделать из меня проститутку. Обо всем этом позже рассказал нам следователь в своем кабинете. Через час он заключил, что мы с Мэг можем идти и что ничего с нами делать не будет. Когда мы вышли в коридор, следователь подошел к моим родителям, и я увидела разочарование на их лицах. Они поняли, что проиграли и не смогут утащить меня в Россию.
Когда я проходила мимо них к выходу, мать с ненавистью бросила мне вслед — «Живи как знаешь!» — с такой интонацией, будто хотела сказать «Чтоб ты сдохла».
Мармарис
Мэг стала думать, как нам выбраться из Украины, практически сразу с того момента, как на нас напали мои родители и украли мой паспорт. Я заявила, что возвращаться в Россию глупо — мать испортит мне жизнь. Так как мы работали вместе, а все на работе были ее друзьями, одно ее слово начальнику, и я бы потеряла работу и дом. Быть с Мэг мне бы не дали, а жизни без нее я уже не представляла. Поэтому если в России для меня не было будущего с ней, мне не нужна была Россия.
Мэг стала думать, как нам перебраться к ней домой, в Британскую Колумбию в Канаде. Единственная страна, в которую мне можно было въехать без визы и которая находилась близко, была Турция. Я умоляла мать отдать мне паспорт. Она сначала врала, что паспорт украла Мэг. Потом сменила пластинку и стала придумывать отговорки, почему не может прислать его в Киев.
В это время мы с Мэг перебрались в Одессу. Там было море, а значит, там можно было в теории купить яхту. Никакой яхты мы в Одессе, конечно, не нашли, но зато познакомились с местными мошенниками, которые слетались на Мэг, как пчелы на мед. Еще бы, ведь она иностранка, да еще и при деньгах, раз хочет купить яхту!
В организации, где я работала, у меня была единственная подруга, Татьяна. В отчаянии я обратилась к ней и попросила ее узнать у моей матери, не перешлет ли она мне паспорт с ней. К моему великому удивлению, мать согласилась, и Татьяна прилетела с моим паспортом на Украину. Теперь мы с Мэг могли двигаться дальше.
Мы прилетели в город Мармарис на южном побережье Турции. Из интернета Мэг знала, что там выставлены на продажу парусные яхты. Уже на следующий день после прибытия мы стали искать нашу яхту. Мы осмотрели два судна, Мэг понравилось одно, и именно на нем мы путешествуем по сей день.
Через два месяца после прибытия в Мармарис мы вышли в море курсом на Британскую Колумбию. Наше странствие невозможно описать двумя словами
Дистанция была гигантская — 24 тысячи километров от Мармариса до Виктории. Люди годами готовятся к таким регатам, вкладывают огромные деньги, месяцами учатся, трудятся, морально и физически готовятся. У нас ничего этого не было — только два месяца в Турции и мы двое.
Мэг, как смогла, оснастила яхту. У нее был кое-какой опыт, потому что у нее дома была небольшая яхта. Я же не умела ничего. Турчанка-инструктор дала мне семь уроков, за которые я ничего толком не узнала: научилась включать зажигание и поднимать паруса, а еще поняла, какое море страшное. К мореходству, к выживанию в море я была совершенно не готова и понятия не имела, что нас там ждет. Но я не сомневалась в нас с Мэг. Я выходила в море, потому что только так могла продолжить свой истинный путь и найти счастье, другого способа не было.
Через океан
Первая ночь в море была для меня самой жуткой. Светила луна, вокруг меня было лишь море, и я поняла, насколько я далеко от дома, насколько я одинока. Страны у меня нет, и, кроме Мэг, нет вообще никого. Двадцать семь лет моей жизни в России канули в небытие. Единственное, что у меня было — это я сама, желание быть с Мэг и наша любовь. Я сидела за штурвалом, смотрела на Луну и просто выла, потому что это была такая пустота, такой ужас… Я не знала, как из этого выкарабкаться, не понимала, как мне продолжать жить.
Я проспала всю ночь, даже не понимая, что спать во время вахты, когда ты единственный, кто следит за курсом, нельзя. Но я просто отрубилась, не понимая опасности всего этого. На следующий день мы с Мэг столкнулись с нашим первым штормом. Мы не знали, что делать, но Мэг кое-как управляла яхтой. Встречный ветер был очень сильный — где-то 35 узлов. Он остановил нас. Весь день мы боролись со штормом.
Тогда я впервые подумала, что нам не выжить, потому что условия были просто неописуемыми. Я впервые видела такие огромные волны: они захлестывали яхту. В конце концов мы просто поставили ее на автопилот, пошли в каюты и легли вместе на лежанку. Мне казалось, что это наш последний день. Все вокруг было мокрым, и одеяла в том числе. Помню, Мэг тогда сказала, что не позволит мне умереть, и я ей поверила.
Каждый день в море был для меня битвой и новым открытием. Со временем я стала понимать, как нужно управлять яхтой, как работает ветер, как яхта его слушается, как настраивать паруса. Мы пересекли все Средиземное море с востока на запад. В Гибралтаре нам не разрешили остановиться, потому что я была россиянкой без визы. Мужчина, который заведовал мариной, даже вызвал полицию. Нам едва хватило времени заполнить баки горючим. Мэг буквально бросила деньги заправщику, и мы бежали оттуда, потому что полиция должна была вот-вот появиться.
Впереди у нас был Атлантический океан, и единственное, чем нам удалось запастись в Гибралтаре перед пересечением — это топливом. Воды у нас не было, мы ее делали сами с помощью опреснителя. Повезло — нам разрешили остановиться на Канарских островах. Мы пробыли там неделю, кое-как починили все, что было сломано на яхте, и снова вышли в океан.
Посередине Атлантики нас нагнал ураган. Ветер был настолько сильным, что я снова прощалась с жизнью. Самая худшая часть урагана длилась часов десять. Все это время за штурвалом была Мэг, потому что ее руки были сильнее моих. Она ни на минуту не выпускала его, ведь яхту надо было контролировать постоянно. Волны были гигантскими, они норовили развернуть и опрокинуть нас. Я кормила Мэг печеньем и давала ей воду.
Наш переход продлился десять месяцев, хотя Мэг планировала его на целый год. Я же вообще ничего не планировала и не имела никакого понятия, как мы доберемся до тихоокеанского побережья Канады. В этом я полностью доверяла Мэг. Она пилот, она знает навигацию, у нее был большой опыт. Я же о море не знала вообще ничего. Знала только очертания океанов и морей. Я даже не знала, как дуют ветра, какие из них постоянные, какие — нет. Все это я узнавала на ходу.
В Мармарисе мы закупили провизии на целый год — да и не только провизии, а вообще всего. Выходить надолго в море — все равно что выйти в космос. Яхта в море должна иметь все: медикаменты, запчасти, производить пресную воду. Все это Мэг закупала на свои деньги. Чтобы купить яхту, она заложила свой дом в Виктории, который мы позже достроили и продали.
Когда на горизонте показались берега Канады, Елена думала, что все трудности в жизни ее и Мэг закончились. Она ошибалась — они только начинались.
Михаил Карпов, Лента.ру
