К сожалению, эта ирония вполне оправдана. В прошлом году «Gallup» провел опрос в 45 странах мира, спросив людей, готовы ли они защищать свою страну с оружием в руках, если на нее нападут. Нас, конечно, интересует Европа, поэтому только отметим, что глобальный уровень готовности снижается.

Наиболее отрицательно к предложению защищать свою страну с оружием в руках относятся жители Италии, где 78% признают, что не стали бы этого делать, а еще 8% затрудняются ответить. Лишь немногим более воинственно настроены жители Испании и Великобритании, где 29% и 33% соответственно утверждают, что будут сопротивляться нападению с оружием. В богатой и влиятельной Германии таких 23%, а 57% отвечают, что сами не будут сражаться. Еще более интересно, что в Польше, которая в последние годы создала себе образ нации, готовой к войне, и действительно быстро увеличивает военный бюджет, готовы к войне менее половины: 45%. Балтийские страны не включены в опрос «Gallup», однако другой опрос, проведенный до 2022 года, показывает, что 23% литовских мужчин предпочли бы покинуть страну.

На мой взгляд, следует иметь в виду еще два аспекта. То, что человек заявляет в социологическом опросе, не означает, что он будет действовать именно так. В опросе Gallup речь идет о защите своей страны, а не другой страны-члена ЕС или НАТО от агрессии. Короче говоря, реальная картина может быть еще более мрачной.

В контексте Латвии (и Эстонии) необходимо учитывать также присутствие так называемых русскоязычных. 18 июня общественности были представлены последние данные о политических взглядах этой группы. СМИ не проявили интереса к этой совместной работе Латвийского университета и Рижского университета имени Страдиня, а если и отражали, то в упрощенном виде. Я не вижу какого-либо существенного ухудшения отношения русскоязычного населения к Латвии или Украине, однако нельзя отрицать, что растет доля респондентов, которые либо не имеют четкого мнения, либо не желают его высказывать. Например, доля сторонников России даже сократилась – с 14% в 2022 году до 12% в этом году. В то же время сокращается и поддержка Украины (с 31% до 18%), зато растет серая зона (с 46% до 55%). Чем больше серая зона, тем сложнее составить представление о том, какая часть общества готова к военному сопротивлению.

Можно сказать, что «гражданским» настроениям не стоит уделять столько внимания, если есть профессиональная армия. К сожалению, в случае военного конфликта ряды армии необходимо пополнять – думаю, нет необходимости приводить в качестве примера Украину. Таким образом, общественное мнение имеет значение, и мы попадаем в странную ситуацию. Какими бы ни были оговорки отдельных стран-членов НАТО (Испания, Бельгия, Словакия), договоренности, достигнутые на саммите в Гааге, скорее всего, будут выполнены, и военная промышленность будет процветать, а необходимая инфраструктура (мосты, дороги) будет приведена в порядок. Неясно только, будет ли достаточно потребителей для этих инвестиций.

Стыдить и призывать к патриотизму бесполезно, поскольку мирный настрой европейцев, выявленный опросом «Gallup», не является проявлением общей деградации «западной цивилизации». Одной из целей проекта Европейского Союза после двух мировых войн было именно предотвращение военных конфликтов. Если на протяжении нескольких поколений общепринятый дискурс указывает на то, что война неприемлема, то несправедливо обвинять кого-то в том, что он не хочет воевать. Кроме того, на мой взгляд, проблема еще глубже. 

Готовность убить и быть убитым не является чем-то естественным для человека. Я поясню эту мысль на примере межвоенного периода в Германии. Написаны сотни исследований о периоде до того момента, когда нацисты под руководством Гитлера полностью захватили власть, однако почти во всех них возникает вопрос: почему социал-демократы и центристы, имевшие в своем распоряжении многочисленные военизированные группировки, такие как «Стальной фронт», не оказали более активного сопротивления? Ведь Первая мировая война закалила как нацистов, так и их противников.

Моя версия такова: в отличие от нацистов и других крайне правых групп, их противники не воспринимали фронтовой опыт как важнейшую составляющую своей самоидентичности. Да, мы воевали, убивали и умирали, но война, к счастью, закончилась. По моему, это совершенно нормальное отношение. Но для нацистов война не закончилась, и они продолжали культивировать в себе готовность к насилию, характерному для боевых действий. Их противники были трусливыми и мягкотелыми, подраться в кабаке с «коричневорубашечниками» для них не составляло большого труда. Но разбить кому-то голову, получив в ответ удар в нос - не то же самое, что убить и быть убитым. Это не абстрактный пацифизм, а свойственное человеку стремление удержать насилие в пределах допустимого. На противоположной позиции всегда было меньшинство. Плохо, когда доведенной до сумасшествия меньшинство сталкивается с большинством, которое не знает, что делать.

Может ли европеец третьего десятилетия XXI века понять, что ему делать с Россией Путина?

Меня, конечно, огорчает прогноз, что в результате всех этих саммитов Европа произведет кучу оружия, которое некому будет использовать. Однако морализаторство здесь ни к чему. Рациональный компромисс, на мой взгляд, таков: если большинство европейцев не хотят воевать, то они должны согласиться с ужесточением экономических санкций против России. Тогда, по крайней мере, будет надежда, что Россия не сможет напасть на нас. Представить себе, что можно сохранить привычный материальный комфорт, не беря в руки оружие, — это иллюзия".