Видео
В мире
Я уже напечатал это интервью на латышском в "Неаткариге". Выразив надежду, что отношение Элены и Анатолия к нашей стране вдохновит и нас, латышей, немножечко иначе воспринимать свою землю. Нежнее и с большей любовью.
Отношение к ним латышей в Сети было весьма разное. Среди прочего — низкопробное. Я же солидарен с теми латышами, которые писали примерно следующее: "Я рада за эту милую семью, которая уважает страну, в которой живет, изучает язык, познает культуру. Пускай им повезет. А те, кому это не нравится, суть не латыши, они суть тролли, которые хамят специально и рады стравить людей. Очень многие представители русской интеллигенции уже веками находили здесь свой дом".
Полагаю, что и отношение русских людей к ним будет разным. Что ж, каждый из нас, будь он латыш или россиянин, имеет право на свое мнение. Но такое же право имеется и у Элены с Анатолием. Их опыт определил их поступки.
Элена Кошелева: — Мы из поколения поступивших в университеты в 1990-м. Наши взгляды сформировались в период перестройки. Та прививка свободы, которую мы получили тогда, действует до сих пор, и никакое благосостояние, никакое мнимое величие уже ничего не сможет изменить. Это время было непростым в материальном плане, но оно обусловило немыслимые ранее возможности для молодого поколения.
1990–е годы были для меня безумно интересны и в профессиональном плане. Я работала чиновником в Центральном банке и одновременно преподавала. Я пришла работать в Центральный банк тогда, когда еще не существовало Закона о банках.
Можно сказать, что банковское законодательство, действующее в России, написано в том числе и моими руками. Система создавалась с нуля. Фактически на наших глазах из ничего складывалась нормальная банковская система.
К 2000 году в России сформировалась рыночная экономика, которая (безусловно, наряду с высокими ценами на нефть) обусловила экономический рост. И нужно сказать, что во многом он стал результатом работы именно тех самых демократов, которых сейчас очень сильно ругают. Эффект от экономических реформ не наступает мгновенно, он начинает чувствоваться спустя период времени. Начиная с 2000–х страна просто пожинала плоды реформ, осуществленных командой реформаторов в 90–е, в том числе Егором Гайдаром. Я это утверждаю как экономист с кандидатской степенью.
Конечно, переехав в другую страну, я лишилась возможности продолжать свою профессиональную и научную деятельность. Тем не менее я убеждена — есть вещи важнее профессии, важнее карьеры, важнее денег.
— А русское начало не щемит?
Э. К.: — Что касается национальности, то во мне течет пять кровей. Причем я не ощущаю себя ни русской, ни украинкой, ни полькой, ни еврейкой, ни цыганкой (весь мой набор) в чистом виде. Если же идентифицировать себя, то я европейка.
Я выросла в интернациональной семье, где культивировались европейские ценности. В какой–то момент Россия отвернулась от них и выбрала другой путь. Мне очень жаль, что нация, которая по сути своей является европейской, нация, культура которой целиком сформировалась под влиянием европейской культуры, почему–то смотрит на Восток. В том смысле, что страна более тяготеет к модели восточной деспотии, нежели к западной демократии.
Поэтому переезд в Европу, переезд в Латвию для меня был ни чем иным, как возвращением на свою историческую, культурную, ментальную родину.
Анатолий Сотченко: — Мои дедушка и бабушка были гражданами Латвии. Согласно архивным данным, мои предки жили в Латвии как минимум в пяти поколениях. Мой папа родился и вырос в Латвии. Во время службы в армии в Ленинграде он познакомился с моей мамой. Я родился там, после чего меня привезли к дедушке и бабушке в Латвию, где крестили и воспитывали до школы. Мои первые детские воспоминания связаны с Латвией.
Когда я женился и у меня родилась дочь, мы стали бывать в Латвии регулярно. В тридцать лет человек смотрит на мир другими глазами. Я стал понимать, что ментально моя личность сформировалась именно в Латвии. Потому что в России я всегда чувствовал себя немножко странно. Во взаимоотношениях между людьми было очень много непонятных для меня вещей. Там я всегда ощущал себя белой вороной. Человеком, который не вписывается в стандарты.
Когда я приехал сюда, я понял, что я совсем не белая ворона.
— А что именно в российской политической повседневности довело вас до переселения?
Э. К.: — В 2010 году было уже абсолютно ясно, что страна скатывается в диктатуру. Люди уже не могли открыто высказывать свое критическое мнение, не рискуя вызвать к себе негативное отношение коллег, друзей или родственников.
После грузинской войны (которая, по моему убеждению, как и последовавшая за ней война на Украине, была развязана Россией) градус агрессии в обществе пошел по нарастающей. Стало ясно, что воспитывать детей в атмосфере милитаризма и ненависти невозможно.
Последней каплей стал страшный случай, который характеризует реальное отношение нынешнего российского режима к людям, — террористический акт 2009 года на железной дороге между Москвой и Петербургом. Мой муж оказался в поезде "Невский экспресс", который был взорван.
В результате взрыва оторвались и перевернулись последние три вагона, тогда как пассажиры других вагонов оставались в неведении, почему произошла экстренная остановка поезда. Пассажирам ничего не сообщили. Никакой информации. Когда Анатолий пошел узнать, что случилось, он увидел начальника поезда, загораживавшего воронку от взрыва со словами: "Не смейте фотографировать!" Ему было совершенно безразлично, что у него 28 гробов. Его не интересовала судьба пострадавших.
Анатолий был среди тех, кто пытался помочь раненым. Якобы были высланы вертолеты… Но это вранье! Как минимум два с половиной часа не было никакой помощи!
Потом появилась первая машина "скорой помощи" с двумя врачами (на 150 пострадавших). Этим поездом ехали многие наши знакомые. Моя непосредственная начальница выжила в крушении, но была серьезно ранена, на собственных ногах дошла до домика станционного смотрителя и… умерла от потери крови.
А как была организована отправка пострадавших? Всех, кто не был ранен, отправили в Петербург на прибывшем туда скоростном поезде "Сапсан". А людей, которые пострадали, у которых были серьезнейшие повреждения, развозили в местные больницы по проселочным дорогам (дорогам без покрытия) на старых машинах "скорой помощи". Абсурд! Муж писал СМС. Сначала: "Я жив!", потом о том, что происходит…
Все, что он сообщал, я тут же сбрасывала на сайт "Эхо Москвы" в блог главного редактора. "Погибшие, пострадавшие, нет помощи, нет фонарей…" Мои сообщения моментально удаляли. Самоцензура уже действовала.
Неделю мой супруг пролежал лицом к стене. Потом мы открыли Интернет и нашли дом в Латвии.
— Вы говорите о гнетущей атмосфере. А мне Питер благодаря моим знакомым казался сравнительно светлым и незажатым городом. Неужто опять появились какие–то бунинские или рыбаковские бытовые истории? В девяностых я был в Питере и такого не чувствовал.
А. С.: — В девяностых такой атмосферы не было. В девяностых было ощущение, что мы шаг за шагом строим цивилизованное общество. Все изменилось в 2000–х. Прежде всего были уничтожены независимые средства массовой информации. Все основные СМИ были превращены в подконтрольный государству инструмент пропаганды. Сначала факты передергивались, потом зазвучала откровенная ложь ("распятые" мальчики, "изнасилованные мигрантами" девочки).
Вся система российских СМИ работает на внушение. И в настоящее время пропагандистская машина действует столь эффективно, что большинству населения (и не только в России) с экранов телевизоров можно внушить все что угодно. Например, что произошла агрессия марсиан и Россия в одиночку ей противостоит. И все будут верить. Я лично не мог смотреть телевизор начиная с 2004 года.
— Неужели возвращается какое–то коллективное…
Э. К.: — …безумие.
А. С.: — Это коллективное безумие, оно создано современными технологиями. То есть в этом нет никакого насилия. Просто через СМИ осуществляется мощное воздействие на умы людей. Это главный инструмент манипулирования общественным мнением.
Э. К.: — Вот пример. 2007 год. После отпуска, проведенного в Латвии, делюсь впечатлениями с коллегами. Мне говорят: "Стоп! В Латвии ущемляют русских. Рассказывали, что одна русская женщина ехала в автобусе и подошедший к ней латыш заявил: "Это места для латышей. Вы должны встать и уступить мне место как представителю титульной нации". Я говорю: "Это бред!" Но люди по какой–то причине склонны больше доверять телевизору.
А. С.: — С другой стороны, меня угнетало чувство абсолютной незащищенности. Поскольку страна живет не по законам, а по неким неписаным понятиям, становится бессмысленным обращаться, например, в полицию.
Во–первых, зачастую без корыстного интереса никто ничего не будет расследовать. Во–вторых, велика вероятность, что именно ты в итоге окажешься без вины виноватым. А прав будет тот, у кого есть возможность организовать звонок откуда–то сверху.
Э. К.: — Особенно после 2004 года стал насаждаться культ власти. Для меня это совершенно чуждо. В моем восприятии президент или мэр — выбранные мною наемные менеджеры, которые должны управлять страной, городом. Если, скажем, президент не справляется со своей работой, то мы его увольняем. В России же каким–то невероятным образом произошла сакрализация власти. Дети моих знакомых ведут личные дневники: "Я и Путин". Это что?
Приведу пример. Гуляю с ребенком в Екатерининском парке. Я налогоплательщик, на деньги которого существует этот парк, кроме того, я приобрела входной билет. Вдруг мне перекрывают выход и говорят: "Извините, вы не можете здесь выйти в город. Идите в обход (два километра с малышом!). Приехал Патриарх".
Почему глава Русской православной церкви охраняется таким образом? Что ему угрожает? Право преимущественного проезда в Европе было отменено еще Французской буржуазной революцией в 1789 году. А в Петербурге дети рождаются в машинах "скорой помощи" по пути в роддом, потому что "скорую" никто не пропускает. Если следует кортеж, все обязаны остановиться. Я не могла объяснить моим детям, почему мы должны часами стоять в пробке, пропуская машины с мигалками.
А. С.: — Что касается профессиональной деятельности, я всю жизнь занимаюсь бизнесом. Очень хорошо ситуацию в сфере предпринимательства охарактеризовал российский бизнесмен Дмитрий Потапенко: "Государство подходит к бизнесу как к корове — ласково заглядывая в глаза и держа нож под горлом, задает вопрос: а что у нас сегодня — говядина или молоко?"
Раньше были бандиты, которые "крышевали" бизнес, теперь этим занимаются органы власти. Были созданы государственные мегакорпорации, которые получили все ресурсы государства, через которые группа лиц получает огромную ренту. Средние и малые компании выдавливаются с рынка, таким образом исчезает честная конкуренция — основа рыночной экономики. Это, безусловно, пагубно сказывается на качестве товаров и услуг.
Многие сочтут, что я параноик и говорю вещи, которых не существует. Безусловно, многие не сталкивались с тем, о чем я упомянул… Они об этом ничего не знают и не хотят знать. Но это не значит, что этого не существует. И это не значит, что они с этим не столкнутся в будущем. Грубо говоря, если ты перебегаешь дорогу, не смотря по сторонам, и тебя пока еще не сбили, это не означает, что тебя не собьют в будущем. Это только вопрос времени.
— Но я не вижу в сегодняшней России содержательной оппозиции, которая бы не просто протестовала, а работала на лучшее будущее.
Э. К.: — С оппозицией то же самое, что уже было с белогвардейскими генералами, которые когда–то, как лебедь, рак да щука, тянули в разные стороны и не смогли договориться. Самое неприятное, что эти люди не только не могут объединиться, но и поливают грязью других оппозиционеров. Например, Навального…
Но… это уже не моя война. Наша семья связала свою жизнь с Латвией. Понимаете, у меня нет другого отечества, кроме Латвии. Поэтому я не собираюсь поднимать знамя борьбы против режима в России. Я пыталась. Мы выходили на митинги. Нас просили надеть белую одежду, чтобы на ней была видна кровь от побоев милицейскими дубинками, а моя четырехлетняя дочь плакала: "Мама, я с тобой!" Хотя, пожалуй, мы сделали недостаточно. Но, когда мы уезжали, было ощущение бессмысленности противостояния.
А. С.: — Самое главное — не было запроса общества, поскольку подавляющее большинство такое положение дел устраивало.
— Как вы здесь обустроились? Как вы себя здесь чувствуете?
Э. К.: — Есть известная фотография Солженицына в Вермонте. Солженицын стоит на фоне заснеженного леса и делает глубокий вдох. Лишившись своего статуса в обществе, я сохранила чувство собственного достоинства. Я очень ценю то, что здесь, в Латвии, отношение людей ко мне не зависит от того, какое положение в обществе я занимаю. Меня воспринимают, исходя из оценки моих личностных качеств. Мы общаемся с разными людьми. Все они держатся с чувством собственного достоинства и уважительно относятся к окружающим вне зависимости от социального статуса и уровня благосостояния.
Что касается практической стороны дела, я вижу, что в Латвии эффективно работает целый ряд государственных и общественных институтов, таких как здравоохранение (особенно детское), образование. Например, мне была предоставлена возможность выучить латышский язык на курсах абсолютно бесплатно. Особое одобрение вызывает наше Бабитское самоуправление. Я с чувством удовлетворения плачу налоги. Я знаю, что они возвращаются ко мне в виде государственных и муниципальных услуг. Даже дороги в нашем маленьком поселке зимой чистят от снега по два раза в день.
И, что немаловажно, в Латвии мы чувствуем себя в безопасности.
А. С.: — Я — дома. В латвийском обществе сложились уникальные взаимоотношения между людьми. Для меня не существует другого места в мире, где мне было бы настолько комфортно. Мои дети ходили в латышский детский сад и учатся в латышской школе. Они говорят, читают, пишут и грезят на латышском языке. Я очень рад тому, что они растут в латвийской культуре.
Э. К.: — Мы выучили латышский язык, у нас появилась возможность целиком и полностью жить культурной жизнью Латвии. Если раньше мы могли ценить визуальное искусство, посещать концерты, слушать оперу, то сейчас нам доступны и литература, и театр. Из последних открытий — великолепный латвийский драматический театр. А именно — постановки Алвиса Херманиса в Новом рижском театре, Элмара Сеньковса и Кирилла Серебренникова в Национальном театре.
А. С.: — И нужно сказать, что для бизнеса здесь я вижу гораздо больше возможностей, чем в России. Потому что они базируются не на знакомствах, не на связях, не на каких–то коррупционных "откатных" схемах, а на свободной конкуренции, открытом общеевропейском рынке, единой зоне евро. Да, определенный уровень коррупции существует, но он есть везде, и, конечно, с уровнем коррупции в России его невозможно сравнивать.
Э. К.: — Мы живем в Латвии уже шесть лет. Ни разу не пожалели, что приехали на родину предков моего мужа. Лично мы ни разу не сталкивались здесь с ксенофобией или национализмом. Напротив, люди везде оказывали нам поддержку. Что мы можем дать Латвии? Налоги. Убеждена, что патриотизм прежде всего проявляется в готовности платить налоги! А также рабочие места, услуги, опыт, если придется, готовность защищать ее с оружием в руках.
— Последний вопрос. Ваш отец, Анатолий, был наполовину латышом, наполовину немцем. Я вижу документ, подтверждающий, что ваш дед и ваша бабушка были гражданами Латвии. Так почему вы не гражданин Латвии?
А. С.: — Это для меня очень больной вопрос. Да, мои предки были гражданами Латвии. Но я не нашел подтверждения тому, что они были латышами по национальности. На этом основании мне отказали в получении гражданства, поскольку, в соответствии с законом, для получения гражданства необходимо доказать, что предки были латышами или ливами.
Мне объяснили, что мне следовало подать заявление на получение латвийского гражданства до 1995 года. Поскольку я этого не сделал, значит, потерял право им быть. Буквально накануне нашего интервью я еще раз прочитал Закон о гражданстве. Откуда узнал, что в 2013 году в него были внесены поправки, на основании которых (если я правильно понял) люди, являющиеся потомками граждан Латвии (на 17 июня 1940 года), могли до 1 октября 2015 года подать заявление на гражданство.
Е. К.: — Самое обидное, что при обсуждении нашей проблемы с представителями миграционной службы полгода назад (когда эта норма закона еще имела силу) нам не сказали о том, что Анатолий имеет право на получение гражданства, а посоветовали подавать документы на получение постоянного вида на жительство. Что я и сделала. В январе этого года я с дочерями получила постоянный вид на жительство в Латвии.
А. С.: — Недавно я сдал экзамен по латышскому языку на категорию В и планирую в ближайшее время также подать документы на получение постоянного вида на жительство. Я, безусловно, хочу быть гражданином Латвии. Через пять лет я смогу пройти процедуру натурализации в общем порядке. Что я обязательно сделаю. К сожалению, насколько мне известно, другого варианта больше не существует.
Виктор АВОТИНЬШ.
