Видео
В мире
Среди тех, кто приехал, - известный деятель компартии Сергей Миронович КИРОВ, возглавлявший советскую делегацию, директор Третьяковской галереи, художник и искусствовед Игорь Эммануилович ГРАБАРЬ, журналист газеты «Известия» (а в годы Гражданской войны политработник Волжской флотилии) Лариса Михайловна РЕЙСНЕР, с которой Всеволод ВИШНЕВСКИЙ писал образ комиссара в «Оптимистической трагедии».
Для чего понадобилась помощь искусствоведов и художников? Игорь Грабарь в письме из Риги сообщает:
«Поляки претендуют на все то, что было вывезено из Польши после 1 января 1772 года. Получается такая нелепость, что кое-что, чем Польша владела только один год, а Россия вот уже 160 лет, должно вернуться в Варшаву…»
Подписание договора между советской Россией и Польшей 18 марта 1921 года
Но для рижан в первую очередь интересны картинки Риги, которые оставили известные гости, так сказать, с натуры.
Грабарь пишет:
"Меня поразил на улицах мрак. Оказалось, что немцы перед уходом забрали в Германию все уличные фонари. Заказать же их вновь городу по нынешним временам не под силу, и вот город погружается в полную темноту каждый день после закрытия магазинов…"
Именно так: Рига 1913-го и 1920-го – две большие разницы. В 1913 году это был цветущий полумиллионный город с одним из ведущих в стране портов, передовыми заводами и фабриками. А в 1920-м население Риги убавилось до 180 тысяч. Значительная часть горожан во время войны эвакуировалась в Россию, некоторые переехали в деревню – в смутное время там проще было выжить. Оборудование заводов и фабрик вывезено, предприятия не работают. В «Путевых заметках», опубликованных в «Известиях» по горячим следам, Лариса Рейснер пишет:
«Рига окружена кольцом разрушенных фабрик. Предместья зияют проломленными стенами, выбитыми стеклами и почвой, до сих пор изрытой снарядами немецкой тяжелой артиллерии... В Риге нет пролетариата. Все остальное – мелкая буржуазия и интеллигенция, каторжным трудом подпирающая дутые ценности рынка и сомнительный авторитет спекулирующего правительства. Венец же плутократического мирка - густая, свежевыпавшая въедливая сыпь биржевиков, коммерсантов и просто крупных мошенников всякого рода. Эти и хозяйничают. Рига набита беглой интеллигенцией. Безработная. Обнищалая. Взбешенная приниженным и нищенским положением, эта „соль земли русской“ - благодарный материал для всякого рода темных дельцов…»
Не менее едко - о посещении латвийского Сейма, который оставил в памяти лишь «отблеск парадного великолепия», спускавшегося с роскошного потолка «золотой гербовой залы старой дворянской Риги… на лысины и фраки демократических избранников».
Местная русская пресса возмущена статьями Рейснер, которую язвительно именует «мадам Курдюмова». Обижены на то, что она называет латвийскую столицу центром «игрушечного государства», а всю жизнь Латвии - «представлением захудалого провинциального театра, на подмостках которого изображается цветущий город». Обижайся – не обижайся, но и спустя столетие кажется, будто многие строки написаны о сегодняшней Латвии.
Стоит сказать и о мужестве Ларисы Михайловны. За пару дней до поездки в Ригу у нее была высочайшая температура – под 40, приступ тропической малярии. И все-таки она решила ехать – была единственным представителем крупной советской газеты на переговорах. Рейснер во всех деталях рисовала заседания конференции и, конечно, как женщина не умолчала о том, какое впечатление произвела она, советская журналистка, в вечернем платье на зарубежных гостей.
«Мы с командармом нашим Егоровым - он был военным экспертом на конференции - прошлись в мазурке, и какой эффект! Их дамы побледнели от злости, особенно эти пани, графини…»
Впрочем, представители советской делегации видели Ригу не только в черном цвете. К примеру, Грабаря поразило изобилие продуктов. Магазины и рестораны ломились от деликатесов. После советской России, где еще шла Гражданская война, это был рай:
"Я получил отдельный великолепный номер, и меня позвали «закусить". Вот тут произошло нечто неописуемое: сойдя вниз… я увидел огромные столы, заваленные такими бесподобными вещами, самая память о которых уже, казалось, давно исчезла у человечества, - ветчина вареная, копченая, вестфальская, колбаса копченая, вареная, ливерная, паштет, заливное из поросенка, кильки, сардины, сыры, великолепное сливочное масло, молоко, белые длинные хрустящие булочки, сахар в вазах, кофе, чай и пиво! Один из секретарей делегации сделал такое не лишенное остроумия наблюдение: каждый раз у новоприбывшего за первым ужином заметно выражение какой-то грусти. Это, несомненно, грусть о том, что нет сил съесть всего, как к этому привыкли в нынешней России…»
Не проходит мимо директора Третьяковской галереи и отношение латышей к русским:
"К русским отношение отличное: везде говорят по-русски, охотно по-русски отвечают в трамваях, на улицах, в магазинах, во всех государственных и общественных учреждениях…"
Возможно, живя в комфортабельной гостинице, питаясь деликатесами, художник все видел сквозь розовые очки? Отнюдь. В те годы в Риге на нескольких языках вывешивались вывески в магазинах, даже на первых латах имелись не только латышские, но и русские надписи. А в 1922 году на выборах Рижской думы горожане могли заполнять избирательные бюллетени и на русском языке.
Самый известный советский политик, приехавший в Ригу, - Сергей КИРОВ. Он в то время был полпредом советской России в Грузии, позже, в 1921-м, становится первым секретарем ЦК Компартии Азербайджана, где за пять лет сумел восстановить нефтяную промышленность.
В Риге Киров пробыл около 10 дней, но каких-то воспоминаний о городе не оставил. Тем не менее его имя на десятилетия будет увековечено на карте города. После войны одна из центральных улиц Риги стала Кировской, в честь Кирова назвали парк. История все вернула на свои места – теперь это вновь улица Элизабетес и Верманский парк.
А нам нужно знать о том, что происходило в 1920-м в Риге в гостинице «Петербург», кто приехал сюда и какие зарисовки с натуры оставил последующим поколениям. Многие из них как будто написаны о сегодняшней Латвии...
Илья ДИМЕНШТЕЙН
Все фото – из архива
