Видео
В мире
Родившийся в Австралии латышский ученый Дайнис Эдгар Руньгис переселился в Латвию на жительство незадолго до начала экономического кризиса. Сейчас он изучает генетическое разнообразие нашей страны, а в свободное время варит домашнее пиво...
У почитателей телесериалов может сложиться впечатление, будто ДНК используют только детективы для поимки очередного преступника, оставившего на месте злодеяния волос или каплю крови. Гораздо реже встречаются сообщения об использовании ДНК в народном хозяйстве, чтобы выяснить, насколько здорова популяция, к примеру, сосен или волков.
Ведущий исследователь Латвийского государственного института науки о лесе Silava Дайнис Эдгар Руньгис, номинированный в этом году на награду Laiks Ziedonim, как раз и является одним из таких "детективов" по генетическим ресурсам деревьев и сельхозкультур. Свои исследования в институте Silava он проводит с тех пор, как в 2006 году перебрался с семьей из Австралии в Латвию. По его мнению, в Латвии недооценивают науку, из-за чего и проблемы с финансированием.
Банк генов
-- Кажется, что генетика в целом -- тема, о которой известно мало, если нет соответствующего образования, тем более в связи с деревьями и народным хозяйством. Чем же вы занимаетесь на самом деле?
-- Одна из наших задач -- содержать банк семян/генов и координировать деятельность в области генетических ресурсов Латвии. Генетические ресурсы -- это все, что находится в Латвии и может быть использовано в сельском хозяйстве. Мы отвечаем не только за семена сельхозкультур, но и за лесные ресурсы и фауну.
У нас имеется банк семян, в котором около 2000 образцов -- это созданные в Латвии сорта и дикорастущие популяции, селекционный материал. А так как наш институт занимается лесом, то у нас есть исследования и о видах деревьев, о популяциях сосен, елей, дубов, берез.
У нас есть задумка описать латвийские популяции: чем они отличаются, насколько велико разнообразие, какое происхождение -- естественное или искусственное. Еще одна задача -- поддержать селекционную работу в лесоводстве с упором на сосну, ель и березу. У нас есть и фундаментальные исследования об устойчивости сосны к заболеваниям (цель -- отобрать для селекции самые здоровые деревья), и вполне практические работы по идентификации клонов в поддержку селекционной работы.
За последние пару лет мы обратились также к менеджменту фауны -- мониторингу волков и рысей с помощью генетических маркеров. В рамках мониторинга обследуется охотничья добыча. Используя данные генетики, мы можем узнать, например, что волчица, убитая в 2014 году под Резекне, приходилась родственницей молодому волку, застреленному в следующем году где-то еще. Таким образом задумано определить, стабильны ли популяции и способны ли они к самовосстановлению.
-- Так получается, что вы и влияете на то, сколько волков каждый год разрешается отстрелять?
-- Косвенно через наш институт поступают данные в сотрудничестве с лесной службой. Это не совсем моя работа, но эти данные с такой целью используются...
Охота на волков
-- Знаете ли вы, сколько в Латвии волков и рысей?
-- Волков примерно 600-700, уровень отстрела, наверное, около 100. Кажется, что это довольно много, но мониторинг ведется долгое время и показывает, что популяция достаточно стабильна и вообще одна из самых здоровых в Европе.
-- Случалось слышать о крупных банках семян за рубежом, предназначенных для восстановления различных видов растений на случай мировой катастрофы. У нашего банка идея такая же?
-- Во-первых, наша задача в том, чтобы сохранить, а во-вторых -- способствовать использованию для селекции. Со временем старые сорта исчезают: люди покидают село, хозяйств становится меньше, и генетическое разнообразие сокращается.
У этих старых сортов могут быть ценные свойства -- например, устойчивость к какой-то болезни. И тогда его можно использовать для скрещивания с более современным сортом с повышенной урожайностью.
-- Но сами вы в институте этого не делаете?
-- Нет, у нас нет ни полей, ни теплиц. Но мы сотрудничаем с сельскохозяйственными институтами, которые этим занимаются...
Так же, как в полиции
-- Вы упоминали об идентификации клонов деревьев. Что такое клон -- понятно, а зачем их нужно идентифицировать?
-- Мы используем маркеры ДНК точно так же, как полиция, чтобы идентифицировать пробу крови, определить генетический профиль, который можно сравнить с пробой преступника и выяснить, совпадают они или нет. Мы делаем то же самое. Самый простой пример -- деревья, которые размножают привоем или вегетативно.
Например, гибридная осина. В Латвии зарегистрировано 25 разных клонов такой осины, они размножаются в питомнике в Калснаве в промышленных масштабах. Сейчас объем упал, а пару лет назад там выращивали более 10 000 саженцев. И мы, используя генетические данные, можем убедиться: то, что они выращивают, является генетически идентичным, прошло селекционный процесс, проверку и было признано. Примерно так же мы делаем это с сосной и елью.
-- Я понимаю, что это не совсем сюда относится, но недавно читал, что популяции тасманийских дьяволов угрожает специфический вид рака, характерный для этих животных и опасный потому, что у них генетическое разнообразие невелико. Что происходит с клонами -- нет ли подобного риска и для деревьев? Не уменьшается ли из-за этого общее разнообразие генов?
-- Мы и используем эти маркеры ДНК, чтобы определить разнообразие, чтобы сравнить семена растений из питомников и дикорастущих. При разведении отбирается нужный материал и разнообразие уменьшается, но так как сосна растение с перекрестным опылением, всегда приходит новый генетический материал со стороны. На самом деле, даже если использовать всего 50 особей, достаточно большое разнообразие сохраняется естественным путем.
Клоны более надежны в хозяйстве: известно, например, что деревья быстро вырастут. Но тут существует риск: если есть болезнь, к которой этот клон чувствителен, растения погибнут. Разнообразие дает больше уверенности. Нужно найти середину.
-- Как у нас в Латвии вообще обстоит дело с природой? Она у нас разнообразная?
-- Это как посмотреть. По сравнению с южными странами разнообразие видов все же меньше...
Я спросил у ясеня...
-- Занимаетесь ли вы прогнозированием будущих проблем -- например, возможных заболеваний?
-- Да, у нас есть исследования о том, как сосна реагирует на стрессовые условия, на вредителей. Исследуем в частности влияние сухости, потому что сосна выносливый вид, она может расти несколько сотен лет на одном и том же месте.
-- Влияла ли история на генетическое разнообразие? Например, попытки в советское время ввозить в Латвию различные растения?
-- Сейчас как раз ведется такое исследование насчет ели. В 1950-е и 1960-е годы много деревьев повалило ветром, в Латвии не хватало посадочного материала. Из разговоров со старыми лесоводами выяснилось, что его завозили с Украины. Но сколько и где было посажено -- то ли данные пропали, то ли вообще не было записано. Мы пытаемся найти, где этот материал и сколько его в латвийских лесах. Надеемся, что в этом году будут результаты.
Было исследование и о ясенях -- оказалось, что у всех сходное генетическое происхождение, кроме посадок в Национальном парке "Кемери". Есть записи о том, что немецкий ботаник, который развел сады при санатории, завозил саженцы из Германии. Насколько ясени оттуда распространились, мы пока не успели проследить.
Есть подобное исследование и о дубах. Меня удивило, что в усадьбах немецких баронов не наблюдается ввозного посадочного материала, хотя такие возможности у баронов были...
Деньги нужно уметь просить
-- Что касается вашей отрасли, достаточная ли у вас поддержка? Легко ли получить финансирование? Интересна ли эта область для государства и Евросоюза?
-- Да, но надо уметь себя преподнести, объяснить суть и тем, кто дает деньги, и публике. Мы в хорошей ситуации, так как леса важны экономически и институт сотрудничает с Latvijas valsts meži и другими лесохозяйственными организациями. Люди видят конкретные цифры: в отрасли занято столько-то людей, она приносит столько-то денег. Но надо уметь и заявку написать, и как-то сделать ее привлекательной и объяснить, почему нужно провести такое исследование.
-- У вас это получается?
-- Когда как. Надо пытаться, ведь никто не должен давать деньги просто потому, что надо давать, и все. Нужно уметь объяснить, какая от этого польза.
-- Из разговоров с учеными о финансировании в Латвии можно вынести два противоположных мнения: одни говорят, что совсем плохо, другие -- хорошо, если постараться. А как вам кажется?
-- Что-то среднее, наверное. Я думаю, что поддержка должна быть больше; сейчас наука выживает благодаря деньгам из европейских фондов, а они скоро закончатся. Какая-то основа нужна, потому что деньги европейских проектов не получишь, если придешь и скажешь: "У меня ничего нет, я ничего не сделал, но денег надо". С другой стороны, и ученые должны обосновывать, зачем нужны исследования, как они могут помочь обществу.
-- Было ли ощущение, что недооценивают?
-- Как когда. Так как мы занимаемся лесом, нам немного проще объяснить обществу, зачем это надо, поскольку есть столько-то экспорта и столько-то рабочих мест. Тогда люди понимают, что лесное хозяйство -- это важно.
-- Природа для вас важна не только как для ученого?
-- Да, конечно. К сожалению, я не слишком много времени провожу в лесу: работа в основном в лаборатории, за компьютером, всякие анализы данных, но природа -- основа всему...
Лес, пиво, велосипед
-- А как вы проводите свободное время?
-- У меня три дочери и работа, свободного времени мало, я его провожу в лесу, катаясь на велосипеде. Мы живем около природного парка "Бебербеки". Я дома варю пиво. Занялся этим еще до приезда в Латвию.
-- Научная специализация в этом помогает?
-- Ну, я по крайней мере приблизительно представляю, какие процессы там идут.
-- Вы всегда интересовались биологией и природой или просто так совпало?
-- На самом деле, совпало. Я начал изучать химию, но уже через несколько месяцев понял, что это мне неинтересно, и перешел на биологию -- мне сразу интересно показалось. Именно ДНК и генетика. Казалось интересно: это основа жизни, через это многое можно объяснить.
-- А почему именно деревья?
-- Я получил степень доктора по молекулярной биологии растений. Еще раньше работал с деревьями и маркерами ДНК. В Канаде -- с елью, начал в 2002 году. Это был один из первых геномных проектов, связанных с деревьями. Потом возникла мысль поехать в Латвию, и как раз в нужный момент появилось и рабочее место...
Привет из Австралии
-- Хотя вы родились в Австралии, у вас акцента почти незаметно. Предполагаю, что в семье говорили по-латышски и вы выросли в латышской среде.
-- Да, мои родители родились в Латвии, но покинули ее в 1944 году вместе с семьями. Много лет прожили в Германии, затем попали в Австралию, где и встретились. Вокруг всегда было латышское общество: школы, театр. Поэтому, может быть, и появилось желание приехать в Латвию.
-- Родители остались в Австралии?
-- Да, и сестра тоже.
-- Почему все-таки вы приняли такое решение? Предполагаю, что в Канаде или той же Австралии вы могли бы больше сделать в своей области науки.
-- В известной мере да. Решение ехать в Латвию было принято не из-за науки, а по личным мотивам. Хотелось попробовать, как это -- жить в Латвии. И вот уже 11 лет я здесь.
Да, конечно, в другом месте могло быть лучше, но далеко не везде было бы так замечательно с финансированием. Возможно, в Латвии оно и меньше, но, с другой стороны, возможностей может быть больше. Я мог сформировать свою команду сам, мог придумать направления исследования и быстрее их развивать, мне не нужно было встраиваться в уже существующие структуры.
-- Вы помните свои первые годы в Латвии?
-- Это было в предкризисные годы. Конечно, немного удивило то, что все ездят на шикарных машинах и живут в кредит, но было интересно, да. Я несколько раз до этого бывал в Латвии -- впервые в 1985 году, потом в 1990-е, -- но только на лето в гости. У меня было слегка романтизированное представление о том, как это -- быть в Латвии. На мой взгляд, мы в здешнюю жизнь вписались сравнительно удачно -- не только в Праздник песни.
Самые большие изменения по приезде были не в плане общества, а в плане климата. Мы приехали в феврале, в 20-градусный мороз, из Австралии, где было плюс 30. Но я наслаждаюсь временами года, мне нравится, что есть зима и лето, все эти перемены...
Райвис ВИЛУНС
(Sestdiena)
Фото -- Кристап КАЛНС
Перевод -- Юлия РУДОКАЙТЕ
(Печатается в сокращении)
