Это было трудно — идти по грязи на пулеметы в сапогах с таким каблуком. Подсумки не держались на тонкой талии, поэтому рота патроны не взяла и шла в штыковую. Молча. Только звенели серьги. И бусы. И медали «За взятие ипотеки».
Трехлинейка без патронов лишнее в бою бремя, оставили в обозе, шли со штыками, поставленными на укол. Касок не было, котелки сумели надеть не все, казан не подошел никому. Дождь. Слякоть. Тушь на щеках. Немцы с закрытых позиций стреляли на топот очередями, пускали газ, включали ток, показывали хором средние пальцы.
Считанных метров не дойдя до колючки, легла на землю первая цепь. Вторая, переступив через спящих, прицелилась и метнула штыки. Крики. Визг. Паника. Белые тряпки в поднятых дрожащих руках.
Грозные немцы оказались жалкими австрияками. Подумали и назвались чехами. Подумали и вытолкали вперед Швейка.
— Добри ден, пани Швейкова! — сказал Швейк, — Меняемся фуражком? Какой размер черепа носите в голове?