Видео
В мире
Использование химического оружия в Хан-Шейхуне стало официальным поводом для ракетного удара ВМС США по авиабазе сирийской армии Эш-Шайрат 7 апреля. МИД России назвал этот удар «актом агрессии» против суверенного государства, осудил действия США и потребовал провести чрезвычайное заседание Совета Безопасности ООН.
США, Великобритания и Франция, в свою очередь, внесли в Совет Безопасности ООН проект резолюции по атаке в Сирии, обвиняя в ней режим Асада.
Споры о том, кто несет ответственность за химическую атаку, какое вещество в ней использовалось и была ли она вовсе, продолжаются. «Новая» опросила экспертов и правозащитников, которые подтвердили: самая страшная за много лет химическая атака действительно была.
Чтобы понять, что случилось в Хан-Шейхуне, сотрудничающие с правозащитной организацией Amnesty International специалисты по химическому оружию проанализировали больше 25 видеозаписей атаки (подлинность видео эксперты проверяли отдельно). На них они увидели у пострадавших типичные симптомы использования нервнопаралитического газа: сужение зрачков, судороги, конвульсии.
«Эксперты не думают, что во время химической атаки мог быть использован хлор, как во время предыдущих химических атак в Сирии, — говорит менеджер службы цифровой проверки Amnesty International Сэм Дабберли. — У раненых нет следов травм или видимых повреждений. Все указывает, что они пострадали от химического отравления».
Из рассказов очевидцев известно, что врачи, пытавшиеся спасти людей, оказывались отравлены сами — это тоже бывает при использовании нервнопаралитического газа. При этом видимых травм или каких-либо следов повреждений у раненых и погибших нет. Эксперты пришли к выводу, что жители Хан-Шейхуна пострадали от зарина.
Сотрудники другой крупнейшей организации — Human Rights Watch лично встретились с сирийцами, пострадавшими во время химической атаки, и жителями Хан-Шейхуна. Как рассказал «Новой» Уле Солванг, замдиректора Human Rights Watch по чрезвычайным ситуациям, сотрудники организации не нашли никаких подтверждений версии Конашенкова об обстреле склада химического оружия.
— Журналист, который побывал в городе после атаки, нашел там всего один склад, — говорит Уле Солванг. — Он был пуст и покрыт слоем пыли. Было очевидно, что там давно не появлялись люди. Невероятно, что там могло идти производство химического оружия, о котором говорят Россия и Сирия.
Специалисты HRW уверены: химическое оружие было сброшено с самолета, который видели или слышали почти все опрошенные очевидцы.
— В Сирии есть сеть людей, работа которых — следить за самолетами и предупреждать о них, чтобы мирные жители могли спрятаться, — рассказывает Солванг. — Эти люди предполагают, что бомбу сбросил Су-22, он находился в этой местности во время атаки. Момент сброса бомбы никто не видел, но у нас есть видео, снятое во время атаки. На нем видно три или четыре колонны дыма. Мы предполагаем, что самолет сбросил четыре бомбы. Как минимум одна из них была химической.
Важная деталь: военные самолеты, в частности Су-22, есть только у сирийского правительства и российских военных. У оппозиции самолетов нет. Подозрений, что зарин могли сбросить американские военные, тоже нет: ни российские военные, ни сирийцы этого также не утверждают.
В прошлом сирийские военные силы использовали только вертолеты. «Мы знаем только два других случая, когда свидетели в Сирии видели военные самолеты, — говорит Солванг. — Оба раза они сбросили похожие фосфатные бомбы. Первый раз — в декабре 2016-го, второй — 6 апреля в Аль-Латамне. В обоих этих случаях мы не были в состоянии идентифицировать использованное вещество».
У экспертов HRW остались вопросы.
— Все данные указывают на то, что вещество сбросили с самолета, скорее всего, с Су-22, — соглашается старший директор по исследованиям Amnesty International Анна Нейстат. — Вопрос только в том, какой снаряд был выпущен. Распыление газа — технически сложный процесс. Сбросить канистры с газом легко с вертолета, а с реактивного самолета значительно сложнее. Этот вопрос остается открытым. Но альтернативная версия российских властей — об атаке на склад оружия — не подтверждается.
Какое именно химическое вещество было применено? Симптомы у людей, пострадавших от химического оружия, одинаковы. Они не могли дышать, глотать, теряли сознание. Больше всего от газа страдали дети. «Это симптомы действия органических фосфатов, — говорит Солванг. — Зарин — один из них. В турецком министерстве здравоохранения заявили, что тесты, которые сделали турецкие врачи, показали, что это мог быть и зарин, и аналогичный ему газ».
По заявлению Конашенкова, сирийская авиация нанесла удар по восточной окраине Хан-Шейхуна «в период с 11.30 до 12.30». Однако, как утверждают опрошенные Amnesty International сирийские врачи, первые пациенты с признаками химического отравления появились в больнице с 6.30 утра. Многие из погибших умерли во сне.
В чем может заключаться цель химической атаки? Правозащитники могут только предполагать.
По словам Сэма Дабберли, ни на одном из исследованных им видео среди пострадавших нет людей в военной форме или с видимыми признаками принадлежности к вооруженным группировкам. «Мы не можем быть уверены, что на видео нет военных, — говорит он. — Но даже легкого вооружения, которое обычно используется милицией, мы не видели».
Сирийцы из Хан-Шейхуна, с которыми говорили сотрудники HRW, утверждали, что военных баз в городе не было. «К югу от города, около Хомса, в предыдущие дни шли очень тяжелые бои, — говорил Солванг. — Возможно, у сирийцев была информация, что в ХанШейхуне укрылись боевики оппозиции. Возможно, они там даже были, но мы этого не знаем.
Возможное объяснение: правительство Сирии использовало химическое оружие, чтобы посеять панику и страх и заставить людей покинуть эту территорию. Или оно считало, что атака на город, где находятся тысячи гражданских (в Хан-Шейхуне много внутренних беженцев), станет способом давления на оппозицию».
У Анны Нейстат также нет ответа на вопрос о целях химической атаки:
— Я занимаюсь этим конфликтом с самого начала и знаю, что попытка искать логику в отдельных атаках не увенчивается успехом, — говорит она. — В сирийском руководстве не существует единой тактики и стратегии. Возможно, сейчас оно пыталось передвинуть театр военных действий или решило, что после боев в Алеппо нужно ввести какие-то новые шаги против оппозиции. Какая-то логика у правительства наверняка есть. Но учитывая, к каким последствиям привели эти атаки, они могут стоить сирийскому режиму очень дорого.
* * *
Мировые СМИ почти не заметили, что бомбежки Хан-Шейхуна продолжились и после химической атаки. Была разбомблена центральная районная больница, обстреляны The White Helmets — волонтеры организации «Белые каски», которые защищают мирное население во время авиаударов.
Из-за обстрела больница, куда привозили пострадавших, не могла полноценно работать. По словам Солванг, там не хватало докторов, лекарств, оборудования. Не было даже атропина — простейшего антидота к органическим фосфатам. Лечить раненых было невозможно. Людей, пострадавших сильнее всего, увозили в Турцию.
Ни Россия, ни Сирия не отрицают эти бомбежки — отрицают только использование химического оружия.
* * *
Что думают эксперты о роли России в химической атаке? В информации, которую собрали правозащитники, нет признаков того, что Россия участвовала в бомбежке. Но нет и обратных данных. Как считает Анна Нейстат, на базе, откуда вылетел самолет с нервнопаралитическим веществом, могли находиться российские наблюдатели, эксперты, советники. «Россия может нести ответственность, потому что это происходило у нее на глазах. Кроме того, Россия являлась гарантом уничтожения химического оружия в Сирии».
По мнению Анны Нейстат, американский удар по авиабазе сирийской армии стал переломным для этого конфликта — не из-за разрушений (урон он нанес не такой уж существенный), но из-за символического значения.
«Сигнал послан очень серьезный, — говорит Анна Нейстат. — Его с нетерпением многие годы ждала сирийская оппозиция, но не ожидали в России. Понятно, что удар по авиабазе был согласован, российским военным дали возможность эвакуироваться. Но неожиданным оказался сам шаг. И сирийское руководство, и Россия, и Иран всерьез задумались, как будет выглядеть этот конфликт в ближайшие месяцы.
Если США один раз приняли участие в конфликте, то нельзя исключить, что такое произойдет и в дальнейшем: поводов сирийские власти предоставляют достаточно. Участие США существенным образом меняет баланс сил. В этом конфликте такое количество заинтересованных сторон, что, как только одна из них предпринимает шаг, который не вписывается в согласованную систему координат, это сразу предполагает изменения стратегии и тактики других участников».
* * *
Сразу после ракетных ударов США Международный комитет Красного Креста придал конфликту в Сирии статус международного. И хотя правозащитники уверены, что международным он должен был начать считаться еще с тех пор, как в статусе его участника выступила Россия, с правовой точки зрения изменение статуса очень важно. Теперь к конфликту применимы все нормы международного права, в частности, все положенияЖеневских конвенций.
— Во время внутреннего конфликта гражданское население и раненые комбатанты защищены меньше, чем в ходе международного, — объясняет Анна Нейстат. — Но основные принципы гуманитарного права должны применяться в любом случае.
Если речь идет о бомбардировках — это принцип разграничения между гражданскими и военными целями, принцип пропорциональности, который сейчас нарушается. Запрет на применение химического оружия, кассетных бомб, которые в Сирии активно используются. (Впрочем, Amnesty International подозревает, что кассетные бомбы использовались и во время последнего американского удара по сирийской авиабазе).
При этом изменение статуса конфликта вряд ли повлияет на возможность привлечения к ответственности его участников.
«Большинство гражданского населения Сирии погибло в результате действий воюющих сторон, нарушающего Женев ские конвенции и другие нормы международного права, включая прямые атаки на гражданские объекты, использование запрещенного оружия, не избирательные обстрелы, — говорит Анна Нейстат. — Материалов, которые позволили бы привлечь к ответственности сирийские власти, достаточно.Однако, с точки зрения передачи сирийского досье в международный суд, объявление конфликта международным не открывает дополнительных перспектив. Такое решение по-прежнему должен будет принять Совет Безопасности ООН, и, пока Россия имеет возможность использовать право вето, это едва ли произойдет.
«Химатака была попыткой помешать сближению России и США»
В нынешней обстановке нельзя исключать случайных столкновений между силами под руководством России и США, но к открытым столкновениям ни одна сторона не готова. Заявление, которое было сделано, обязательно должно было последовать: это необходимый дипломатический жест, если угодно, ответ, который содержит в себе угрозу. Но никто не знает, каковы реальные возможности для настоящего ответа у России и Ирана в Сирии, если американские удары будут повторяться в таком же скрытом режиме, как это произошло в четверг.
Даже сейчас непонятно, почему российские установки ПВО не отреагировали на удар «Томагавков»: то ли они не обнаружили ракеты, то ли была установка не сбивать их? И вообще, как говорят специалисты, мы знаем о системах противоракетной, противовоздушной обороны С-300 только то, что их создатели и эксплуатанты хотят, чтобы мы знали, но какова действительно мощь этих устройств, точно неизвестно. На словах они делались и делаются сейчас очень серьезно.
Либо просто не захотели сбивать «Томагавки», потому что испугались эскалации, кроме того, некоторые в российской политике могли иметь определенный интерес в том, что произошло: продемонстрировать сложность ситуации в Сирии и необходимость подвижек, показать возможность компрометировать Асада таким образом и одновременно — возможность для Трампа утвердиться в антироссийском ключе.
После бомбардировки Алеппо интересы России и Ирана стали расходиться: Россия ищет способы выйти из войны через переговорный процесс, сократить свое присутствие и при этом обозначить путь урегулирования — то есть Россия может там оставаться путем создания структур, обеспечивающих контроль над завоеванными территориями, по типу «Хезболлы», но сирийской, чего раньше не было никогда. То есть иметь комплексный военно-политический контроль над Асадом, не уступая территорий. Уже сейчас Асад достаточно жестко контролируется Ираном.
Начинается очень серьезная игра. России невыгодно, чтобы Иран контролировал Дамаск так, как это происходит сейчас, Россия недовольна ситуацией, ее надо разблокировать. Химическая атака в Идлибе — это попытка Ирана и Дамаска помешать сближению России и США, которое начиналось до этого очень заметно и основательно.
Россия сейчас не готова идти на разрыв с Ираном и Дамаском. Ситуация, которая сложилась сейчас, — это западня. Любое движение (к нормализации отношений. — Ред.) может быть перекрыто новой провокацией Ирана или Дамаска.
