Анастасия Олеговна признается, что момент, когда на ее брата надели наручники в зале суда, стал одним из самых жутких в ее жизни. «Я была, честно говоря, шокирована, — говорит сестра актера «СтарХиту». — Миша кого только не играл, каким я его только не видела на сцене и на экране, но когда вот так, рядом…»
Попрощаться с Михаилом толком не дали — после приговора его сразу же увезли в московский СИЗО №5. Восемь лет колонии общего режима — такого, наверно, не ожидал никто из присутствующих, кроме адвокатов потерпевшей стороны. И в очередной раз стало горько, что все происходящее — вовсе не кино.
Но близкие — на то и близкие, чтобы бороться до победного, идти до конца. «Больше всего наказали семью, конечно, нам без него будет очень тяжело», — с горечью говорит Анастасия. Скоро появится новый адвокат, апелляция, на которую возлагаются большие надежды.
— Как жена Михаила восприняла такой приговор? На Софье просто лица не было в момент оглашения…
-Мне даже страшно подумать, как Соня теперь одна с тремя детьми. Боря, младший, сейчас еще приболел — он же аллергик, астматик. Но она очень мужественная женщина и такая, знаете, закрытая. Это Мишка — душа нараспашку. Они абсолютно разные люди в этом плане. Соня держится, и у меня нет никаких сомнений, что она выдержит. Не стоит тут ждать каких-то печальных сюрпризов. Да и я выдержу со своими инфарктами. Мы справимся!
— А дети как относятся к происходящему — что отец надолго от них уехал?
-Во-первых, они уже достаточно взрослые. Во-вторых, в силу своей работы Миша ведь отнюдь не домосед. Когда они наблюдали его все эти три месяца, то, думаю, даже были слегка шокированы таким обстоятельством. У брата же всегда бесконечные гастроли, съемки — он дома-то редко бывал. Так что они на отца нагляделись. Плюс сейчас школа. Старшей — уже 16, Вера совсем большая девчонка. Закрыла все свои аккаунты в социальных сетях, чтобы не обижали. Ребятишки у нас в общем-то тоже не промах — сильные, крепкие.
— Как думаете, Михаил вообще осознает, что с ним произошло и происходит?
-Он нормальный умный человек, все понимал. Я же с ним не общалась, не знаю. Наверно, когда в СИЗО приехал, точно осознал. Обратила внимание, что, когда Миша пришел на этот последний суд, у него файлик под мышкой синенький. Думаю, чего это он с собой принес — может, текст речи какой… А то была пьеса! Ни вещи какие-то, ни что другое. Пьеса для него — вот, что самое важное.
— Как считаете, ему сложно будет в тюрьме? Что будет самым тяжелым?
Я думаю с таким неким злорадством о том, что вы хотели его наказать, но вы его не наказали. Вы наказали всех, лишив их его. Мишка — это подарок нам, людям. Страну просто лишили одного из лучших артистов. На какое-то время. Для брата не страшно никакое наказание, если будет возможность деятельности. Без нее он не может. Вот пандемия — да, страшно. Михаил — абсолютно не кабинетный человек, ему не в кайф просто сидеть и читать. С детства такой. Знаете, почему его в это СИЗО отправили?
— Потому что там есть большой актовый зал?
-Именно. Он уже там что-то собрался читать. А начальник изолятора даже предложил, чтобы Ефремова там оставили на весь срок, потому что он там очень нужен. Зная Мишин характер, совершенно исключено, чтобы его там мучили или обижали. Он буквально через несколько дней со всеми подружился, брат — абсолютный лидер: светлый, которого хочется слушать, общаться, находиться рядом, участвовать во всех его идеях. Мне многие артисты сказали, что, если Михаил там будет ставить спектакли, они приедут и будут играть.
— А вот еда в изоляторе довольно скромная, условия аскетичные…
-Миша не прихотлив, этим его наказать сложно. Он может питаться хлебом и нормально ходить в робе, спать на узкой кровати — и на железной, и на деревянной, и на какой угодно. Главное, наверно, чтоб холодно не было — но это вопрос решаемый. Многие тут злорадствуют: «Будет хлеборезом на зоне, только это еще надо заслужить!» Да не будет он хлеборезом, а то, кем он будет, брат уже заслужил. Везде можно жить, зэки — тоже люди. Будет Ефремов там творить, а очень многие этого не увидят. Вот и наказали.
— Что вам помогает держаться? А что Михаилу больше всего?
-У меня есть такое свойство, и у Мишки тоже, сейчас поймут скорпионы. Оно очень присуще этому знаку, не раз в жизни убеждалась. Сначала — буквально рассыпаться в прах, но потом собраться и стать еще крепче. Когда случилась эта страшная беда, мы фактически рассыпались. Но быстро склеились, починились. В таких сложных ситуациях я забываю обо всех своих болячках. Эти три месяца меня ничего не беспокоит — ни спина многострадальная, ни сердце мое больное, ни язва. Хорошо себя чувствую, бодро. Прилив сил, потому что я их рассчитала на какую-то определенную дистанцию. Последний суд, срок, решить, как действовать дальше. Если куда-то ушлют, то понять, как будем туда ездить… Как помогать Соне.
— Как думаете, хватит ему психологических и физических сил со всем справиться?
-Думаю, да. Одно жаль: что такое артистическое дарование потеряет время. Все-таки актерская судьба еще и от возраста зависит. Какие-то роли Миша не сыграет. В ноябре ему будет 57, плюс к ним 8... Тот срок, который ему нужно отсидеть, брат выдержит. Что касается здоровья… Он вообще никогда не лечился, не ходил к врачам. Да, Михаил не здоров, у него много болячек. У кого их нет в этом возрасте. Спортом занимался очень эпизодически. И вообще все режимы — не для него. А там-то как раз наступил режим, и он еще никогда никому не мешал. Нормальное питание. Если не местное, так в этом СИЗО можно даже платные обеды заказывать.
Сейчас мы положим ему денег на счет, и Миша сможет выбрать ту еду, которую захочет. Не говоря уже о передачах. Плюс там же и медицина, и врачи. Думаю, они как раз проследят и за давлением его, и за сердцем, и за всеми астматическими делами. Я первое, что у Сони спросила, потому что сама шесть лет на таблетках: «Сонь, а ты дала ему лекарства с собой?» А она мне: «Так он не пьет никаких таблеток!» Но ему надо их пить. А прописанных нет, потому что к врачу его затащить никогда было невозможно. Миша, как и отец, ни разу ни один курс до конца не прошел. Вот такие мужики — при 37 умирать не ложатся.
— Во время следствия и суда вам нельзя было общаться. А когда последний раз говорили по душам?
-Ну, именно по душам — это, конечно, давно. Обычно все наши встречи сводились к тому, что Миша приезжал ко мне на Страстной бульвар, где я работаю. Но там нельзя надолго останавливаться, поэтому заранее звонил, сообщал, что он рядом, мол, выходи. Включал аварийку. Я выбегала, брат передавал мне деньги и уезжал. В крупных тратах меня, конечно, он поддерживал всегда. Моей зарплаты не могло хватить на покупку новой машины, покрытие крыши дома. Всегда выручал в этом плане. А так, больше мы общались на всяких мероприятиях, которые организует наш «Фонд Олега Ефремова». Периодически мы проводим фестивали папиной памяти — Михаил во всем принимает участие, репетирует. А по телефону он мне звонил всю пандемию, иногда по ночам, зараза такая. Последний раз — буквально за пару дней до катастрофы: веселый, в общем-то ни в каком не подавленном состоянии. Поддатый — да, не без этого. Что-то шутил…
— Софья и подруга Михаила Татьяна Беркович говорили, что у него была депрессия на фоне смерти мамы и Галины Волчек, плюс вражда с новым худруком Рыжаковым в «Современнике»…
-Это была скорее не депрессия, а прилив злой энергии. Он был категорически против назначения Рыжакова. Если «мои» театры – это все театры по России, то «Современник» - Мишин театр. Наш театр по крови, и всегда очень важно то, что там происходит. И это назначение на третий день после смерти Галины Борисовны… У брата очень повышенное чувство справедливости. И тут поступили так некрасиво, так несправедливо. Этим театром руководили за всю историю только наш папа и Волчек. Был отец и была мать. Галина Борисовна очень болела, ее уход не был потрясением, все понимали, что она уйдет. Как и в случае с Аллой Борисовной Покровской. Ужасно потерять маму, но Миша был готов к этому. Но когда ушла Волчек, недели даже не подождали, не то что 40 дней. Не дали театру прийти в себя. А ведь могли собраться коллегиально… масса вариантов достойных. И вдруг присылают чужака, которого никто знать не знает. Кто он такой? «Современник» все-таки заслуживает большего — это один из лучших театров Москвы, его зрителями являются из поколения в поколение.
— Но в труппе, судя по всему, произошел раскол. Старые актеры и часть молодежи не против нового худрука.
-Это конечно. Потому что «разделяй и властвуй» — известный постулат. Старикам не хочется ничего, лишь бы доиграть свое. А с молодежью он как-то закорешковался, потому что многие – ученики Рыжакова, он преподавал в школе-студии. Но труппа-то большая, плюс есть еще и аппарат, который обслуживает, — бойцы невидимого фронта, с ними ведь тоже надо считаться. Первое, что делает Рыжаков, — увольняет многолетнего завлита. Которая всю жизнь отдала этому театру, знает каждый гвоздик, каждую ступеньку.
— И берет на это место кого-то своего?
-Разумеется. Все вот эти деяния, которые он проворачивал, приводили Мишу в бешенство. Это несправедливо, неправильно. На днях слышала выступление Ивана Стебунова, который сказал, что самые кассовые спектакли театра — это спектакли Ефремова, и их теперь потеряли. Заменить его нельзя.
— Михаил часто заливал плохое алкоголем? Как он расслаблялся?
-Вся страна отмечала пандемию, господи. Люди потеряли работу, потеряли смысл. Спросите, кто не пил. Как взлетели продажи алкоголя! Я ночами гуляла с собакой, у меня огромный пес, так из каждого окошка звучали песни, музыка. Миша не заливал, не праздновал, он себе позволял последние годы очень редко. Потому что было просто некогда. Сложное расписание — репетиции, съемки, гастроли в других городах, концерты. Если сорвать съемочный день, это такие санкции и штрафы. Поэтому он себе позволял и, конечно, тут же попадал на все экраны. Мог вылететь в Юрмалу на пару дней, там отдыхал, выпивал.
У него так устроена психика, как и у многих актеров: настолько ты собираешься, треплешь нервную систему, когда работаешь, что потом просто поужинать и лечь спать не получается. Надо как-то закрыться, помочь себе. И вот в таком состоянии он как-то явился в аэропорт, чтобы лететь обратно в Москву. Все засняли, все довольны, вот опять пьяного Ефремова не пустили в самолет. Ну, ведь больше у нас никогда ни с кем ничего подобного не случалось! Сейчас вот Михаила посадили, можно закрывать все рестораны и бары, некому же пить. За те три месяца, что он был дома, сколько народу передавило. Но что-то нам следующие серии не показывают.
— Ваш брат, как я понимаю, никогда особо не откладывал деньги на «черный день». Но вот он, похоже, настал. На что сейчас будет жить его семья, есть ли какие-то сбережения?
-Конечно, Михаил ничего не копил. А я все время говорила, что у каждого из его ровесников и творческих людей, есть какой-то бизнес, парашют. А у него — ничего. Что заработал, сразу потратил. Никакие проценты нигде не капали. Да, он хорошо оплачиваемый артист, но и расходы у него — шестеро детей, бывшая жена, сестра, бесконечная благотворительность. Тут один известный актер мне на днях позвонил, просил занять денег. Говорит, ну Насть, мне прямо перекрутиться, дай буквально тысяч 100. Мне так смешно стало, с моей 30-тысячной зарплатой.
Ответила, что таких средств у меня нет, мол, у Мишки надо спрашивать. А он мне: «Мишке-то я давно должен!» И так — половина Москвы, правда, не собираются возвращать. Поэтому сейчас тяжелый момент — адвокаты, гражданский иск… Что там на счетах, знает только жена. Но, могу сказать, очень много людей интересуется, куда можно перечислить деньги для Миши. Из разных стран, городов. Уже даже на мою карту по номеру кто-то что-то прислал — я отдала Соне. Предлагала ей создать какой-то счет, но она боится провокаций. В любом случае со всем этим будем решать.