Видео
В мире
Сегодня иные политики в Латвии говорят: эх, если бы Гитлер нас завоевал, то жили бы, как в Германии! Может быть, они и жили бы. А вот знаменитый 89–летний музыкант–клавишн
Фашисты шли по следу
Впрочем, он мог погибнуть и раньше, поскольку родился в Германии. Его отец, Михаил Берман, был солистом Берлинской оперы. Когда в Германии власть взяли нацисты, то в начале 30–х семья переехала в Ригу. По сути, сбежала. Здесь Берман–старший стал коммивояжером. Мать Георгия Михайловича, Дора, тоже окончила консерваторию. Она была пианисткой. Именно она посадила сына за клавиши и преподала ему первые уроки музыки. Потом мальчик ходил к частному учителю.
— У меня очень хороший музыкальный слух. Моментально все запоминал. Тогда радио не было. Но папа собирал грампластинки. Я их слушал, а потом копировал те или иные произведения. Учитель как–то сказал: "К следующему разу выучишь эту пьесу!" Так я сыграл ее не по нотам, а в своей обработке. Так я нашел себя. Стал наигрывать шлягеры того времени. А учился я в начальной школе на ул. Тербатас. Затем перешел в 1–ю гимназию на Акас. К нам даже приезжал довоенный президент Улманис.
Когда началась война, мне было 15 лет. Помню, как вошли советские войска. Нам, пацанам, было все очень интересно. Бегали смотреть. А когда пришли немцы, то мы успели уехать. Повезло! Ну, вы понимаете, о чем я говорю. Оказались в Чебоксарах. Отец пошел в Красную армию. Его сразу взяли в ансамбль, который ездил по фронтам. Тогда многие коллективы давали концерты прямо на передовой. Как говорится, в расположении действующей армии. Папа был блестящим солистом, воодушевлял бойцов. У него была масса благодарностей, в том числе от командующего фронта. А я трудился на военном предприятии. Мы изготавливали электрооборудова
"В лесу прифронтовом"…
— Где взяли инструмент?
— Мы подчинялись Наркомату танковой промышленности. В 42–м году завод получил большую премию за производственные успехи. В Москве купили полный комплект для джазового оркестра, в том числе аккордеон Hohner. Большой, красивый. Мне дали попользоваться. Притащил его домой. Не знал, как играть. Хотя принцип был понятен. Положил на стол. Мама стала тянуть на себя меха, а я нажимал клавиши. Как на рояле.
Потом я, конечно, разобрался. Тогда в стране рождались одни из лучших военных песен — "Темная ночь", "Огонек", "В землянке", "В лесу прифронтовом". Кстати, позже, когда я играл от Рижского эстрадно–концерт
Давали порой почти три десятка концертов в месяц. Каждый день в другом месте. Раньше ведь отдыхающие приезжали порой на 24 дня. О тех славных временах можно долго вспоминать… После войны мои родители вернулись в Ригу. А я отправился в Красную армию. Сразу попал в Даугавпилсскую крепость. Меня зачислили в разведчики. Я и сам смеялся: еврей–разведчик! Сначала был рядовым, потом получил лычку и стал ефрейтором. Служил в Болдерае, в Цесисе и в других местах. Всегда принимал активное участие в художественной самодеятельности
Последние 20 лет я безвыездно проработал в юрмальском пансионате "Дзинтари". Я организовал там вечера танцев "Кому за тридцать…". То и дело объявлял: "А теперь приглашают дамы!" Все ждали этого момента. По сути, это был своего рода музыкальный клуб знакомств. Таких мероприятий никто не устраивал. Про меня писали многие СМИ. Даже называли первым латвийским диджеем. У нас все было на высоте — и свет, и музыка. Сейчас я уже на пенсии. Хотя по–прежнему в строю.
За Донбасс!
— Вы следите за политикой?
— Конечно. Если взять события на Украине, то я, разумеется, за людей, за Донбасс! Знаете, как музыкант, я мог видеть, как между собой уживаются люди самых разных национальностей. Никого не волнует, кто ты — черный или китаец. Главное, как ты работаешь. А теперь на первый план выходит твоя национальность. В советское время никто насчет этого не заморачивался. Я играл во многих оркестрах, поэтому знаю, о чем говорю. В рижских и юрмальских кабаках было немало евреев. И никто не жаловался. У нас действительно царил интернационал.
— Так вы ярый сторонник советской власти?
— Открою вам секрет: в 1952 году меня арестовали и впаяли 25 лет лагерей! Причем именно за антисоветизм. Кто–то настучал. Так я стал врагом народа. Органам нужно было чем–то заниматься, вот они и провели очередную кампанию. Но мне повезло: я оказался в знаменитом доме на ул. Бривибас в "подвалах КГБ", как их сейчас называют, еще при Сталине. Кстати, когда там открылся музей "Угловой дом", мне интересно было посмотреть. Я ведь до сих пор все помню. Пришел, а там гид. Совсем молодой. Конечно, он ничего не знает.
В мои времена там три этажа уходили вниз. Я сидел на всех. То есть под землей было три уровня. Все было очень хорошо продумано. А сегодня, оказывается, все проходы замурованы. Поскольку я служил в армии, меня арестовывала контрразведка. У нее не было своей тюрьмы, поэтому она арендовала камеры в Угловом доме. А на допросы меня возили в Старую Ригу на ул. Амату, напротив Латвийской филармонии. Там находилась контрразведка.
Допросы были только ночью. Продолжались на протяжении многих часов. Спать не давали. А однажды все следователи куда–то по очереди начали убегать. Как выяснилось, они слушали радио, чтобы узнать о состоянии здоровья товарища Сталина. В один день его портреты оказались с черными лентами. Я понял, что он умер. Стало ясно, что будут изменения. И действительно — уже на второй день режим содержания был другим. Прекратились ночные допросы.
Тем не менее свой срок я все равно получил. Потому что маховик был запущен. Сидел на Дальнем Севере. В Верхоянске, который считается самым холодным городом в мире, двери примерзали так, что их невозможно было открыть. Утром смотрели на градусник: если минус 49, то работаем, а если 50 и ниже, то отдыхаем. Лес валили. Я и там играл. В одном лагере удалось раздобыть аккордеон. Так что музыка мне помогала при любых обстоятельствах.
— Вы должны быть счастливы, что СССР больше нет…
— Ну, что вы. Союз — это всегда прекрасно. Я выступаю за любое объединение. Тогда сама система была неправильной. С перегибами. А вот советская власть как таковая мне нравится. Я имею в виду заботу о людях, социальные гарантии и пр. Меня посадили не просто так, а по доносу. Уже после реабилитации узнал, кто это сделал. Как было написано в моем деле, я регулярно занимался антисоветской агитацией, клеветал на советскую действительность
— Получается, вы не против СССР?
— Нет. Мы действительно жили в большой, великой стране, которая очень многое дала и мне, и моей семье. Да, тогда многое искривляли. Но, знаете, сейчас ведь искривляют намного хуже, чем тогда… — печально вздохнул знаменитый клавишник…
