Видео
В мире
Решевский - классический еврейский вундеркинд. Шестилетний малыш, шутя расправляющийся со взрослыми мастерами, горько плачущий при редких проигрышах… Серия гастролей, сеансы одновременной игры на десятках досок, участие на равных в турнирах с ведущими профессионалами… Эммануилу Ласкеру, меньше года назад потерявшему чемпионский титул, победа над десятилетним Семми далась огромным трудом и только на 70-ом ходу… До двенадцати лет мальчик не умел читать, писать и считать, не знал дней недели, не мог опознать на картинке льва или обезьяну…
И только когда американская общественность - семья уже перебралась в Штаты – взволновалась «бесчеловечным обращением и эксплуатацией юного гения» – родители прекратили шахматные гастроли сына и отдала его в школу. За семь лет Решевский прошел программу средней школы и колледжа и приобрел специальность – бухгалтера, разумеется…
Юный Решевский дает сеанс одновременной игры.
Наверное, это было ошибкой. Нормальным человеком в полном смысле слова Решевскому стать уже было не суждено. Возможно, достаточно было научить его читать - и усадить за шахматную литературу… В реальности же Решевский, кажется, так и не прочел ни одной книги, относящейся к шахматам (а может быть, и просто ни одной книги, кроме учебников). Он так до конца жизни и остался феноменальным - и феноменально невежественным - шахматистом-практиком.
Именно этим и объяснялись его вечные проблемы с цейтнотом - большую часть времени он тратил на обдумывание первых пятнадцати-двадцати ходов. Каждая разновидность дебюта, с которой он не встречался на доске раньше, была для Решевского совершенно новой задачей, решать которую приходилось здесь и сейчас…
С возрастом Решевский все строже соблюдал предписания и запреты традиционного иудаизма, и даже возил с собой на турниры чемоданы с кошерными консервами.
Решевский в 1968 году.
Найдорф любил рассказывать историю о том, как Решевский прилетел в Буэнос-Айрес в канун субботы на хорошо оплачиваемый сеанс одновременной игры: «От аэропорта до города было километров пятьдесят, и Сэмми попросил поставить в машину тазик с водой, затем снял носки и ботинки и, опустив ноги в таз, объяснил, что этим нейтрализован строгий запрет использовать какой бы то ни было вид транспорта в шабат...» Соль шутки заключалась в том, что запрет не распространялся на «путешествия по воде» - предполагалось, что отдыхающий в каюте еврей не совершает никакой работы. Происходило ли это реальности, или это просто очередная выдумка язвительного дона Мигеля - сейчас уже не установить, но рассказ намертво врос в историю шахмат, его давно пересказывают без ссылки на первоисточник, как бесспорный исторический факт.
Найдорф же провел, несмотря на обнаружившееся дарование (не столь феноменальное, разумеется, как у его вечного соперника) нормальные человеческие детство и юность, шахматный мир о его существовании узнал впервые только тогда, когда туда же вернулся свежеиспеченный бухгалтер Решевский - обоим было уже за двадцать…
Найдорф.
Лучше всего иллюстрируют разницу между нашими героями следующие два эпизода:
«24-летний Сэмми Решевский отказался ехать на шахматную Олимпиаду 1935 года в Варшаве из-за архаичного закона о воинской обязанности для всех тех, кто родился на территории Польши, пусть даже тогда, когда Польша входила в состав Российской Империи…»
Найдорфа же годом позже, в 1936-ом, убеждать прервать службу в польской армии ради олимпиады в Мюнхене пришлось президенту шахматной федерации Польши Мечиславу Пилсудскому, брату «начальника государства» Юзефа Пилсудского. Там польская сборная получила серебряные медали, а Найдорф в личном зачете – золото. «Медаль мне была вручена Xансом Франком (шахматный фанатик, друг Алехина и обладатель одной из крупнейших коллекций шахматных книг в мире); через три года он станет губернатором Польши и будет ответственен за уничтожение всей моей семьи».
А в 1939-ом году, совершенно неожиданно для самой себя, Аргентина стала одной из великих шахматных держав... Во время проведения шахматной олимиады в Буэнос-Айресе началась вторая мировая. В итоге после турнира в Аргентине осела практически вся сборная Германии - победители турнира (только игравший на третьей доске Людвиг Энгельс предпочел перебраться в Бразилию), два из трех ведущих польских шахматистов - серебрянные призеры: Найдорф и Паулино Фридман, и менее именитые игроки из других команд…
Вообще, аргентинские шахматы - это, конечно, совершенно отдельная песня. Не буду отвлекаться от основной темы, напомню ценителям только гроссмейстера Хулио Болбочана и брата его Хакобо. Так и не сумел выяснить, кем они приходятся знатному петлюровскому полководцу. Младший Болбочан, правда, до гроссмейстера не дотянул, остался только международным мастером.
Так или иначе, но трудно найти другую страну, где Найдорф настолько пришелся бы ко двору. Забияка и фанфрон, пьяница и бабник, враль и хвастун, после каждой выигранной партии обращающийся к противнику и к зрителям с традиционным вопросом: «Не правда ли, я сыграл гениально?» - ну, где еще он должен был осесть? Он был последним любителем в уже глубоко профессиональном шахматном мире, занимался шахматами в свободное от куда более важных занятий время - от выпивки и еды, от женщин и бизнеса, от старых друзей и новых приятелей…
Впрочем, нет - бизнес, пожалуй, занимал в списке приоритетов Найдорфа самое последнее место... Просто заработок тогдашнего профессионального шахматиста был куда более скуден, чем сегодня, а Найдорф не любил отказывать себе в чем-либо - вот и пришлось заняться, не относясь к этому заниятию слишком всерьез. Тем не менее, в делах он был так же удачлив, как в любви и шахматах... После него только Михаил Таль и Рафаэль Ваганян сколь-нибудь приближались к образу «гуляки праздного», но до размаха аргентинского патриарха и тому, и другому было далеко.
Аргентина обожала своего «великого Мигеля» (только Диего Марадона на пике своей популярности удостоился такой же нерассуждающей всенародной любви), и он отвечал ей пылкой взаимностью. Его вообще любили все - даже во времена великого раскола, когда значительная часть западного шахматного сообщества отказывалась признавать советских чемпионов мира (по их версии, Максу Эйве наследовал Самуил Решевский, а Ботвинника, Смыслова, Таля и Петросяна как бы и не существовало вовсе), Найдорф был единственным человеком, которого равно рады были видеть и те, и другие. Он тоже любил всех - кроме Решевского, недолюбливал разве что другого американца русско-еврейских кровей - Ройбена Файна (одного из инициаторов и главных участников послевоенной травли Александра Алехина и Евгения Боголюбова).
Но главным его любимцем всегда оставался Таль - кого же еще было выделять старому авантюристу, кроме еще более безрассудного авантюриста? Он, кажется, и был первым западным гроссмейстером, по достоинству оценившим вчера еще никому не ведомого юного рижанина: «Страшный человек! Атакует сильнее Алехина!» А в приятелях у Найдорфа ходил вообще весь мир - Хрущев и Черчилль, Фидель Кастро и Че Гевара, Хуан и Эвита Перон, шах Мохаммед Реза Пехлеви…
Во время игры импульсивный аргентинец (ну, а кто же еще???) постоянно вскакивал с места, предлагал бесконечные пари на исход своих и чужих партий всем подряд – соперникам, зрителями, тренерам, судьям… Увлекшись дружеской беседой или темпераментным спором с кем-нибудь из зрителей, мог не заметить, что соперник уже сделал ход и тикает уже его, Найдорфа, время… Организаторы турниров прекрасно знали - в тех редких случаях, когда Найдорф выходил из себя и грозил покинуть турнир, если не удовлетворят его требования - достаточно выпустить на сцену несколько красивых девушек с цветами, предназначенными только ему. Сердце старого ловеласа сразу смягчалось, и турнир шел своим ходом…
Собственно же байка, послужившая причиной этой записи, относится к временам одного из двух матчей Решевский-Найдорф на звание «чемпиона остального мира» (кроме СССР). Найдорф, как обычно, переживал внезапный и страстный роман. Ежевечернее пьянство, бурные ночи - не лучший способ подготовки к ответственному поединку, тем более - на шестом десятке лет… Естественно, Решевский повел в счете. При счете 5:1 Решевский дал интервью, в котором со своей обычной инфантильной надменностью заявил: «Это неудивительно - ведь он играет с самим Решевским!» Найдорф был в бешенстве. Расставшись на время со своей дамой и отказавшись от алкоголя, он начал наверстывать упущенное.
При счете 5:5 уже Найдорф дал интервью со словами: «Это неудивительно - ведь он играет с самим Найдорфом!» Аскеза мгновенно потеряла всякую привлекательность в его глазах - все ведь затевалось исключительно ради этой минуты и ради этой фразы.
А выигрыш матча и чемпионский титул - это ведь такие пустяки, неужели стоит ради них отказываться от вещей куда более важных? Найдорф вернулся к прежнему образу жизни, Решевский выиграл матч.
Каждому - свое..
В теории же шахмат от нашего героя остался «вариант Найдорфа» - одно из самых сложных и интересных ответвлений сицилианской защиты, с которым связаны многие страницы шахматных биографий Фишера и Каспарова - но это уже совсем другая тема. Да и не будем впадать в пижонство, о котором предупреждал Таль - судить о собственно шахматах без должной квалификации. Ограничимся байками.
От Решевского же остались только сыгранные партии.
Талант - талантом, но книжки читать тоже необходимо.
