Видео
В мире
—Господа, что именно позволяет утверждать, что Латгальский съезд был вправе внести в состав Латвии, так сказать, третью звезду?
Янис Плепс: — С позиции Риги Латвия тогда для многих была Курляндской губернией, плюс к этому латышская часть Видземской губернии. Теоретически нельзя исключить вариант, что в какой–то момент могла образоваться "маленькая Латвия". И если рассматривать проекты, которые предлагали прибалтийские немцы, то в них Латгалия в состав Латвии не входит.
На съезде в Резекне латыши Латгалии решились в будущем создавать один народ и одно государство с обеими другими частями Латвии. Как правило, этот съезд называют съездом латышей Латгалии. Но в Резекне все проходило отнюдь не так просто. Были разногласия — среди нацменьшинств…
Арвидс Дравниекс: — Мы сейчас говорим: "латгальцы", "латгальский язык"… Но тогда, сразу после революции 1917 года, когда стало понятно, что Российская империя перестала существовать, что все переменится, было важно подчеркнуть, что они латыши и видят свое будущее вместе с другими латышами. Они собрались и сказали: мы латыши, мы видим свое будущее вместе с остальной Латвией. А разговор действительно был далеко не простой…
— И не только из–за внешних факторов или нацменьшинств. Также и так называемым балтийским латышам Латгалия в определенных аспектах казалась весьма отдаленной…
А. Д.: — Отдаленность в этом случае измеряется не километрами, а способом мышления. Имеется чувство общности или не имеется. И я допускаю, что чувство общности было более значительным, чем приобретенные в течение нескольких столетий различия (в одном краю более значительное немецкое, в другом — славянское влияние, русификация в Латгалии началась раньше, реформация до Латгалии не дошла).
Я. П.: — Мне представляются существенными два фактора, которые мостили дорогу к Латгальскому съезду и его удачному результату. Первый — Атмода, пробуждение Латгалии. Оно запоздало, но в его пределах повезло со священником Францисом Трасуном. Он решился целенаправленно прокладывать путь к объединению народа. Он ездил в Елгаву, в Ригу, встречался с латышами и строил эти вот мосты доверия.
Трасунс.
Примечательно даже то, что Францис Трасунс в Латгалии всегда говорил на литературном латышском языке, а в Риге — на латгальском. Это был символический жест. Вторым фактором была церковь. Католическая церковь пользовалась в обществе большим доверием. Католические священники на Латгальском съезде играли очень большую роль. Среди руководящих лиц их было двое — Францис Трасунс и Язепс Ранцанс.
Ранцанс.
А. Д.: — Ведь римские католики ощущали свою принадлежность к Европе, а не к Азии. Потому им и пришлось решиться: присовокупиться вместе с протестантами к Европе или вместе с православными — к Азии. Я бы сказал, что это было закономерное решение, которое определяли отнюдь не один или два человека. Но если бы тогда проводились социологические опросы, подобные тем, какие проводятся в наши дни, то Францис Трасунс был бы рейтинговым лидером во всей Латвии. Не только в Латгалии.
Я. П.: —Действительно, Трасунс оказался самым популярным политиком Латвии. Оно обогнал и Карлиса Улманиса, и Яниса Чаксте…
— Но что создало правовую основу для того, чтобы и этот — первый, майский съезд, и также второй, состоявшийся в декабре 1917 года, были правомочны решать вопрос о вхождении Латгалии в состав Латвии? Ведь теоретически были возможны семь вариантов государственности Латвии…
А. Д.: — Латвийское государство еще не было провозглашено. Делегаты съезда просто сказали, что они тоже латыши и свое будущее видят вместе с другими латышами. Так будет точнее. Что дало основу? То, что они пользовались доверием. Именно то, что отбор был очень репрезентабельным. Тогда половина Латвии находилась в России. Константин Чаксте 18 ноября 1919 года сказал, что латвийское государство выросло из обществ. Так оно и есть. Эти общества были представлены. И московские, и петербургские, и стрелков…
Я. П.: — Ядро оргкомитета составляло католическое духовенство. Возможно, это в какой–то мере объясняет то, почему Францис Кемпс со своими сторонниками остался в таком меньшинстве. Потому что тут была несколько иная социальная база или то, на что каждый из них опирался. А у Трасуна основной базой условно были католическое духовенство, образованные латгальцы, стрелки и люди, которые собирались в приходах. А Францис Кемпс был будто бы левее. Он опирался на рабочих, можно сказать, на трудовой люд.
Но большинство съезда, безусловно, было за логический путь — создавать единое государство с видземцами и курземцами. Францис Кемпс тоже не голосует против. Он со своими покидает зал... Он не участвует в решении, но не исключает себя.
Кемпс.
А. Д.: — И, конечно же, тут еще следует говорить о видении будущего. Возможно, сегодня это кажется само собой понятным, но тогда еще не было ясно, чем же кончится война. Никто не мог предвидеть социалистическую революцию в Германии, то, что Вудро Вильсон приедет с правами самоопределения наций для рухнувших империй. Все люди в своем роде пребывают в прошлом. Большинство людей не видят будущее. Даже не говоря о поворотных пунктах истории. Трасунс был одним из тех людей, которые видят будущее, и тянул туда других.
Я. П.: —Латгальский съезд, который состоялся в декабре того же года, проявил себя еще более феноменально. Потому что за его организацией в значительной мере присматривали большевики. С целью — добиться пересмотра того решения, которое приняли, как говорится, зажиточные люди и католическое духовенство. Однако второй съезд тоже решил — создавать единое целое с Видземе и Курземе.
А. Д.: — Тогда уже было довольно ясно, что латвийское государство состоится. Тогда уже было бы странно решать иначе.
— Но если Трасунс обладал стратегической дальновидностью, то у Кемпса, очевидно, были тактические сомнения. Латгальский съезд решил, что, "объединившись, мы сохраним свое самоуправление, полное самоопределение по вопросам языка, веры, церкви, школы, хозяйствования, а также земли…". Будто бы никаких спекуляций тут не должно было быть. Однако, как показал дальнейший ход событий, сомнения Кемпса не были совершенно беспочвенны.
Я. П.: — Да, подход Кемпса таков: требовать для Латгалии гарантии при вхождении. То есть в тот момент, когда Латгалия объединяется с Видземе и Курземе, ей гарантируются автономия в вопросах веры, употребление местного языка, самостоятельность в делах школ.
В свою очередь, политика Трасунса была следующей: сперва объединяемся, а потом боремся за гарантии законодательным путем. И уже во времена Учредительного собрания часто можно видеть, что борьба происходит сообща.
Кроме того, обязательно следует учитывать то, что давление на съезд было очень большим. Также и в связи с сохранением Латгалии в составе Витебской губернии. Я не зря сказал, что это был съезд Латгальских латышей. Потому что,
реагируя на этот съезд, в Резекне созвали съезд латгальских русских, на котором было принято совершенно противоположное решение. Русское национальное меньшинство требовало остаться с Витебском.
— Можно ли сказать, что из установок Латгальского съезда хоть в какой–то мере следуют дальнейшие правовые принципы единства Латвии? В том числе по отношению к самой Латгалии и ее пожеланиям?
А. Д.: — Да, если имеются демократическое общество и соответствующим образом устроенное парламентское государство, то есть возможность разговаривать, прийти к общему решению. Но как только ко власти приходит вождь…
Я. П.: — Если говорить о политике Риги по отношению к Латгалии, то интересно видеть, что это фактически и есть политика Карлиса Улманиса. Учредительное собрание подвергало правительство Улманиса очень большой критике. Латгальцы утверждали, что происходит колонизация Латгалии, что присылаются чиновники, которые не знают местной специфики, не владеют местными языками… Скажем честно, посылаются отнюдь не самые способные. Если они не справляются, если у них какие–то проблемы на работе, то карьерное решение гражданской службы — ротация в Латгалию. Такова в значительной степени политика Временного правительства Улманиса.
Но тут имеется еще и другой фактор. Вспомним, что на Латгальском съезде латышей Видземе и Курземе представляет Зигфрид Анна Мейеровиц. Он присутствует, у него есть возможность обратиться к съезду, и он одобряет принятое решение. И если рассматривать политику Латгалии с 1921 по 1923 год, когда президентом министров был Мейеровиц, то видим, что заявлено очень много дел. Правила пользования латгальским языком. Правительство издает правила, посвященные праздничным дням Латгальского региона. Например, правительство Мейеровица устанавливает, что 15 августа, День вознесения Девы Марии, в Латгалии является праздничным днем. В Риге католикам возвращают храмы, и католики добиваются, что назначается епископ латышской национальности. Первый рижский архиепископ был католиком из Ирландии, но после политических просьб правительства Латвии был назначен другой.
И, несмотря на то что Учредительное собрание не гарантирует специальное самоуправление Латгалии, латгальские политики дольше других хранят верность идеям демократической Латвии. Мы видим, что сравнительно мало латгальцев включаются в поддержку авторитарного режима. Также, находясь в ссылке, эмиграции, именно политики и работники культуры Латгалии чаще других ратуют за восстановление демократической Латвии.
— Задам вопрос с другого бока: в каких проявлениях, несмотря на обращенную к Латгалии политику, влияние Латгальского съезда оказалось плодотворным, полезным для государственной практики Латвии, укрепляло государственность Латвии?
Я. П.: — Я бы сказал, что присоединение Латгалии имело очень глубокий символический смысл. Законченность Латвии. Видение Райниса о том, что оба берега Даугавы — неразделимы, что и Курземе, и Видземе, и Латгалия — наши, также показывает значение этого съезда. Это очень важно.
Священник Францис Трасунс решился целенаправленно прокладывать путь к объединению народа
Памятник Трасунсу возле Школы торговли, в которой решался вопрос будущего Латвии. Трасунс несет еще одну яблоньку — посадить ее рядом с Курземе и Видземе, чтобы их корни переплелись, чтобы они росли и стали мощными деревьями
Язепс Ранцанс
Францис Кемпс
