Евровыборы
ЧМ по хоккею 2024
Видео
- Работая в Западной Европе, вы никогда не сталкивались с особым отношением к себе из-за того, что приехали из Восточной Европы? Из условной провинции или, как сейчас сказали бы, - области?
- Я допускаю, что какой-то элемент экзотики, то, как люди, в том числе люди искусства, смотрели на меня, был. Здесь мы может перейти к политике, потому что именно постановка «Енуфы» была причиной того, что Россия занесла меня в свой черный список. Сначала эта была совместная постановка Брюссельской королевской оперы и Большого театра в Москве. Был общий бюджет и ожидалось, что после Брюсселя спектакль выйдет на сцену московского Большого театра. Но начался 2014 год, Крым и так далее. Тогда я сказал, что это уже слишком напоминает наши 1940-е годы. Я сказал, что не поеду в Москву, и отказался делать там постановку. Затем Россия внесла меня в этот список "персон нон грата". В те времена, в 2014 году, ни руководство Брюссельской оперы, ни другие представители Запада не могли понять эту мою позицию. В то время я думал, что теперь мы все дружно сможем бойкотировать Россию, но никто из западноевропейских деятелей искусства не пошел за мной. Все продолжали ездить в Москву работать и выступать. Мои надежды провалились. В этом тоже разница между нами. Их наивность в отношении русских и России поражает.
- Хотелось бы все же уточнить: чего в этом больше – настоящей наивности и не понимая ситуации или превалируют все же прагматические взгляды – большой рынок, много денег, некое провинциальное благоговение перед всем западным?
- И то, и другое. Во-первых, нужно принимать во внимание, что у них нет такого личного опыта, какой есть у нас, когда мы почувствовали Россию на своей шкуре. (...) Поэтому для них Россия – больше что-то абстрактное, немного смешная, таинственная страна.
- В 2014 году вы вступили в конфликт с Россией, но в 2015 году уже начали противостоять господствовавшей в то время в Западной Европе политике открытых границ. Вы прекратили сотрудничество с Гамбургским театром, давали интервью, не вписывавшиеся в господствующую доктрину. Отношение к вам тоже изменилось. Как вы оценивали это в то время и считаетесь ли до сих пор «неправильным» мыслящим режиссером?
- (...) Теми же фразами, которыми я тогда выступал, сейчас говорят брюссельские чиновники. Последние 20 лет я был больше в Западной Европе, чем в Риге, и этот мой опыт позволил мне лучше представить будущие сценарии, которые ждут Латвию. Должен сказать, что я приятно удивлен, даже горжусь тем, что Латвия не сдалась так дешево и легко всем этим сомнительным левым идеологиям, как это сделали западные страны. У латвийского общества, оказывается, есть какая-то защитная реакция, невосприимчивость ко всему этому. По моим подсчетам, в Латвии не более 2000 человек, которые продвигают эту идеологию. Их очень мало, но они очень громкие, влиятельные, потому что работают в СМИ, в университетах. Но они неудачники. Они недостаточно талантливы. Они не знают, как делать свою работу достаточно хорошо. Что-то у них не получается. Ярких личностей нет.
- Просто похоже, что эта волна левой идеологии, по крайней мере, в искусстве, потихоньку сходит на нет. В качестве примера можно привести фильм известного шведского режиссера Рубена Эстлунда «Треугольник печали», получивший «Золотую пальмовую ветвь» Каннского фестиваля, до этого «Квадрат» того же режиссера. Только что вышел второй сезон сериала Майка Уайта "Белый лотос", и, как и в первом сезоне, все вроде бы в соответствии с идеологическими позициями Голливуда, но подается как в комедиях советской эпохи - все как бы по идеологическим канонам, но с откровенным издевательством. Так карикатурно, что видно - автор шутит, если не сказать - глумится. Это только кажется, что эта левая волна отступает и маятник общественного мнения движется в сторону нормализации? Или это просто мои желания?
- Вы абсолютно правы. Идеология, представленная в Латвии партией "Прогрессивных" или журналом "Ир", в настоящее время является очень старомодной идеологией. Они опоздали лет на десять. Везде это подходит к концу. Эта идеология потеряла свою харизму и энергию. Распространять её сейчас — все равно, что идти по улице в определенно старомодной одежде. Это вчерашний день. Упадок идеологии. Другое дело, что выросло совершенно запуганное новое поколение, от которого трудно ожидать какой-то открытости, разнообразия мнений, свободы слова. К сожалению, это у них отняли. Те из нас, кто пережил девяностые, знают, что такое свобода на вкус. Что означает свобода слова и мысли. Мы никогда этого не забудем, потому что нам есть с чем сравнивать. Вот почему мы никогда не примем их новые правила. Мне их жаль, потому что они не знают, что такое свобода слова.
- О 1990-х мнения очень противоречивы. В России это время изображается как период страшной деградации и всеобщего упадка. Причем не только со стороны кремлевских идеологов. Аналогичное мнение высказывают многие антипутинисты и так называемые демократы. Тот самый писатель и литературовед Дмитрий Быков, который считает вас инициатором выдворения телеканала «Дождь» и публично пообещал больше не пожимать вам руку, регулярно высказывает мнение, что 1990-е годы были глубоким спадом по сравнению с советскими временами. Как вы оцениваете это десятилетие, которое объективно было достаточно сложным и для многих еще и очень тяжелым?
- Одним словом - это было торжество свободы слова. Это был момент выбора, когда каждый из нас мог взять на себя ответственность за свои собственные решения и выбрать свое собственное направление. Если говорить о России, то 30 лет назад их отправная точка была точно такой же, как и наша. То, что они отбросили свою свободу, спустили этот свой шанс в унитаз, только доказывает, что это страна неудачников. 30 лет назад они были на тех же стартовых позициях, что и мы. Они могли бы сейчас быть в ЕС, НАТО, их уровень жизни мог бы быть если не точь-в-точь как в Канаде, то хотя бы как у нас, в Балтийских странах. А теперь они нам тут что-то умное в Ютубе рассказывают? Вся их интеллигенция просто обязана признать, что Россия потерпела поражение. Это кучка неудачников.
- Мир после 24 февраля 2022 года кардинально изменился. Осознал ли мир масштабы этих изменений? На мой взгляд, этот масштаб не до конца осознан в Западной Европе и многие, как Вы сказали, по наивности или из прагматизма считают, что войну надо как-то заглушить, закончить и тогда можно было бы вернуться к своей старой, прежней жизни.
- Сейчас уже ощущается глубина этой проблемы. Похоже на то. В эти дни проходит Мюнхенская конференция, думаю, будут и другие серьезные сообщения. Наконец, видна решимость Запада иметь дело с сегодняшней Россией. В то же время они понимают, что им нужно придумать, как жить с Россией будущего. До сих пор все могло быть так, как вы сказали, но сейчас, похоже, наступил важный поворотный момент.
- Я имел в виду не политический класс, а рядовых людей, которые, похоже, не осознают масштаба всего ужаса. Все-таки условный дизель кажется им большей угрозой для цивилизации, чем Путин.
- Что думает каждый отдельный представитель общества, может быть, не так важно, потому что историю вперед двигает не общество. Её толкают вперед либо личности, либо события. Нет сомнений, что мир изменился. Точнее сказать, его изменения только начались и какими они будут, пока невозможно предвидеть. Возможны разные сценарии. Что же касается России, то я думаю, что когда ее армия будет оттеснена к границам, эта страна законсервируется. Раньше я думал, что это будет похоже на ортодоксальный Иран, но теперь, видя, как ведут себя русские, я думаю, что это будет ближе к Северной Корее. Люди в России похожи на зомбированную биомассу. Это на самом деле трагично.
