"Если бы на референдуме о госязыке проголосовали за два государственных языка, то у латышского были бы плачевные перспективы. Не сразу, но со временем,"- говорит лингвист, переводчик и профессор Андрей Вейсбергс в интервью "Неаткариге".
- Каково положение латышского языка? Правы ли те, кто утверждает: латышский умирает, он в опасности?
- Нет, это не так. Латышский язык широко используется, расширяется и меняется. Единственное, что порождает серьёзные беспокойства – это количество латышей. Многие вопросы требуют решения. Но скажу сразу - язык как зеркало, и если нам не нравится отражение, вероятно, в этом нет вины зеркала. Это характерно для всех языков - в них отражается современный образ жизни, достижения и провалы. Мы не властны над этим, в том числе и лингвисты. Кроме того, мы находимся немного в стороне от самых сильных поветрий в мире.
- Какие моменты, по-вашему, были самыми опасными для латышского языка?
- Опасных моментов было много. Таким периодом было время в преддверии первой атмоды в XIX веке, когда немецкие господа поняли, что уже не смогут долго держать латышей обособленными и начали думать об их ассимиляции. До тех пор немцы по сути не позволяли латышам онемечиться. Возможно, латыши бы успешно онемечились, как это случилось с пруссаками.
Следующий опасный этап - конец XIX века, до революции 1905 года. Не зря Валдемарс говорил, что ещё через сто пятьдесят лет придёт конец латышскому языку, так как ширилась русификация - помните, многие уехали в Сибирь, другие приняли православие. И Биленштейн считал, что с немецким языком латыши могли конкурировать, а с русским как государственным языком это было невозможно.
Первая мировая война могла не закончиться независимостью, мы могли остаться в составе «нерушимой».
Критическим был и момент до третьей Атмоды.
- Что произошло перед третьей Атмодой?
- Если бы режим Андропова с элементами китайской модели продержался ещё пару десятков лет и наводнил Латвию достаточным количеством русскоязычных со всего Советского Союза, то перспективы народа и языка были бы плачевными. И все же, в критические переломные моменты, когда ситуация становилась действительно угрожающей, в латышской среде срабатывали механизмы самозащиты и происходили резкие изменения.
- По-моему, еще одним критическим моментом был референдум 2013 года, в котором граждане решали, быть ли русскому вторым государственным языком.
- Если бы на референдуме проголосовали за два госязыка, то у латышского были безрадостные перспективы. Не сразу, но со временем. Это создало бы проблемы и в Европейском союзе, так как русский язык влезал бы и внутрь него, выдавливая другие языки. Комиссия государственного языка делала все возможное, чтобы этого не случилось.
С тогдашним президентом Андрисом Берзиньшем были у нас серьёзные беседы, так как изначально президент решил игнорировать это мероприятие как абсурд. Но мы — и не только мы — все же убедили президента занять иную позицию. Да, происходившее было абсурдом, но если понимаешь, что этот абсурд может плохо закончиться, то надо сделать все, чтобы этого избежать.
- Государственный язык все же остался один – латышский. Однако, многие должностные лица по непонятным причинам нередко отвечают на русском на вопросы русских журналистов.
- Это неправильно и способствует двуязычию. Мы часто на это указываем. Но что ты сделаешь свободному человеку в свободной стране? Думаю, глубокое знание русского языка среди латвийских политиков со временем ослабеет, новое поколение уже сейчас владеет русским языком намного хуже.
- Получается, латышский язык не является конкурентоспособным.
- Ни один маленький язык в открытом мире не является конкурентоспособным. Но конкурентоспособность можно закрепить юридически, и это у нас сделано.
- Если бы вы взглянули на наш язык со стороны, вы, вероятно, смогли бы ответить на вопрос: красив ли латышский язык?
- Может он не столь звучен, как эстонский или итальянский, но он красив. Люди, наделённые глубоким чувствованием языка, умеют облачить изрекаемое в такие слова, которые и звучат чудесно. Например, написанное Райнисом невозможно перевести столь тонко и лаконично, чтобы это звучало столь же чарующе, как на латышском.