Видео
В мире
Читая один рассказ за другим, наслаждаясь изящным языком, яркими образами, будто погружаешься в иное время — романтики, пылких страстей и мечтаний о прекрасном.
… Известный художник в канун Рождества приехал в тихий город, похожий на Ригу. Он устал от парижского шума, суеты и поклонников. Ему захотелось в настоящую зиму с усыпанными снегом елками, со звездами над сверкающими от инея остроконечными крышами — как в детстве. И такую сказку он себе нашел.
В городе, похожем на Ригу, белый сияющий снег был везде — на земле, на крышах, на черном петухе над колокольней. Дом, в котором поселился столичный гость, и его хозяева будто сошли с картинки к рождественской сказке. В камине горели дрова, и художнику захотелось провести здесь остаток своих дней.
Вечером за ужином в городском высшем свете он впервые услышал это имя — Инга Хольм. Гости были шокированы — как же он мог не знать о ней! Инга родилась и выросла в этом городе, и она — знаменитость, певица, которую приглашают в лучшие театры мира. А как она красива! На днях Инга приезжает домой, и ей готовят торжественную встречу.
Художник заинтригован.
«Он проснулся среди тихой, глубокой ночи. Было почти светло. Снег за широким окном нежно и таинственно сверкал. И высоко, в правом углу окна, в синем небе сияла большая снежная звезда.
— Как тихо, как хорошо, — подумал он. — А ведь я мог умереть и не видеть этого неба и этого снега. И никогда не услышать об Инге Хольм.
Утром он проснулся с чувством счастья – впереди его ждала удивительная встреча, которая может изменить всю его жизнь. У окна в столовой стояла горничная. Глаза ее были красны.
— Ночью принесли телеграмму. Инга утонула. Пароход пошел ко дну…»
В тот же день художник уехал из города. Красивая грустная история…
Юная Ирина Одоевцева в Риге.
А вот еще одна — «Фея Левкой». На берегу моря на теплом золотистом песке в Майоренгофе, нашем Майори, сидит девочка Лидочка и смотрит вдаль — туда, где море сходится с небом. Перед ней стоит мама в длинной розовой пижаме, в широкополой розовой шляпе, похожая на розовый левкой.
— Идем купаться, птенчик.
Каждый день Лида ходит с мамой на почту за большим белым конвертом. В конверте, должно быть что-то очень ценное, думает Лидочка, потому что мама всегда волнуется и краснеет, получая конверт, и очень бережно прячет его в сумочку.
И так они прекрасно живут на светлой даче среди сосен, только папа все время сердится на маму. А потом наступает странный вечер, когда девочку забывают поцеловать на ночь, и родители о чем-то долго разговаривают между собой. Той ночью Лидочке снится чудесный остров, белый от цветов. На острове замок, а в нем томится фея Левкой, лидина мама. Черный дятел, похожий на папу, сторожит ее и не выпускает в сад. Она должна спасти фею Левкой!
«Лида просыпается.
— Мама, мама! — зовет она.
Шаги... Ключ щелкает в замке. На пороге стоит папа.
— У тебя больше нет мамы, — говорит он...»
… И не оторваться
Мне, конечно, захотелось поделиться найденным сокровищем. Я позвонила в известный латвийский журнал — может быть, перепечатаете неизвестные произведения известной писательницы? Тем более что в нынешнем году у Ирины Одоевцевой юбилей — 130 лет со дня рождения.
Мудрая редактор, прочитав несколько рассказов, сказала:
— Это очень душевно и талантливо. Но публиковать эти истории мы не можем. Уж очень они грустные… Времена сейчас непростые, и мы должны поддерживать у наших читательниц хорошее настроение...
Оказалось, такой упрек Одоевцевой адресовали не впервые.
Летом 1935 года критик Ксения Костенич опубликовала в той же газете «Сегодня» подробный и суровый разбор творчества Одоевцевой:
«В ее романах и рассказах есть все, что полагается эмигрантской повести — издерганные, истерические женщины, мужчины, пригодные только к тому, чтобы быть платными танцорами, дети, рано переставшие быть детьми, шалая, угарная жизнь, нездоровое веселье, ностальгия, трагические финалы. Поэзия упадка и вырождения, — сердится критик. — Скажите человеку, что он устал, и он станет усталым и томным; скажите ему, что он силен, и он действительно станет сильным. С тех пор, как иностранцы окрестили нас «ам славами», мы и стали ими, или изо всех сил стараемся стать...»
Тут стоит пояснить, что «ам слав» в переводе с французского означает «славянская душа», этакая загадочная субстанция, вечно толкающая ее обладателей на безрассудные и бескорыстные поступки.
«И откуда у нас эта особенная душа — непонятно, — рассуждает автор статьи. — Эмигрантское положение тут ни при чем: в свое время французские эмигранты в России и польские во Франции были просто эмигрантами, а не какими-то особенными душами… Таковы ли мы на самом деле, какими живописуют нас? Нет, конечно! В этом великий грех Одоевцевой, а с нею и всех наших писателей... Вы могли бы помочь нам сделаться настоящими людьми, а делаете нас кисло-сладкою слякотью… Вы могли бы научить нас жить, а учите умиранию!»
В завершение автор с чисто «ам славной» логикой признает: «Это нравится, и нравилось всегда, это создает настроение… С книгой Одоевцевой жалко расстаться…»
Легкокрылость таланта
Ирина (на самом деле Ираида) Одоевцева родилась в Риге в 1895 году в семье адвоката Густава Гейнике, немца по национальности, и дочери богатого русского купца Ольги Одоевцевой. Детство Ирины прошло в доме на улице Гоголя, 4/6 (ныне улица Эмилии Беньямин). Сейчас в нем располагаются апартаменты.
Родной дом Одоевцевой.
Отец хотел, чтобы его умная дочь стала адвокатом, и Ирина, окончив гимназию, поступила на женские курсы юридического факультета Латвийского университета, но через год бросила. Ее страстью была поэзия — и она поехала в Петербург, литературную столицу .
Талантливая рижанка оказалась в призрачном царстве Серебряного века, рядом с великими и выдающимися поэтами и писателями. В голодном и холодном послереволюционном городе проходили поэтические вечера, издавались сборники стихов. Юной поэтессе запомнился каждый день, прожитый в этом сюрреалистическом мире, и она сохранила его в своих мемуарах «На берегах Невы».
После того, как расстреляли ее друга и учителя Николая Гумилева, и жить в Петрограде стало совсем уже невозможно, Ирина Одоевцева с мужем — писателем Георгием Ивановым — переехала во Францию. Началась ее долгая — длиной в почти в 65 лет — эмигрантская жизнь.
За границей Ирина Одоевцева пишет не стихи, а прозу — про таких же, как она, лишенных родины людей. Становится известной. Ее романы «Ангел смерти», «Изольда» и «Зеркало» удостоились похвалы самого Ивана Бунина.
В 1920-1930-е годы Ирина и одна, и с мужем часто бывает в Риге, навещая отца. И непременно заходят в редакцию газеты «Сегодня», на улице Дзирнаву 55/57, там, где позже располагалась типография. Там их ждали теплые встречи с коллегами и нелишний гонорар.
Литературным отделом газеты «Сегодня» в то время заведовал очень интересный человек — Петр Пильский. Кадровый военный из старинного графского рода, он воевал на фронтах Первой мировой, был ранен. Литература с юных лет была его главным увлечением, а писатель Александр Куприн — ближайшим другом. Пильский посетил Ясную Поляну и после встречи со Львом Толстым окончательно убедился в своем филологическом призвании. Он общался со всеми известными писателями того времени — Леонидом Андреевым, Антоном Чеховым, дружил с Федором Шаляпиным и Михаилом Чеховым.
Пильский издавал сатирическую газету «Эшафот», и за острый язык попал под революционный трибунал, чудом спасся от расстрела, и, решив больше не рисковать, уехал из Петербурга в Ригу. Более 20 лет он проработал в газете «Сегодня», и, во многом благодаря ему, это издание стало настоящим литературным феноменом. Пильский открыл латвийским читателям Булгакова, позднего Бунина, эстонское творчество Северянина, Ивана Шмелева и Константина Бальмонта.
Ирина Одоевцева для рижского журналиста была человеком из Большого литературного мира. Он высоко ценил ее творчество и посвятил ему немало лестных публикаций.
«Ирина Одоевцева кратка. Ее роман быстр. Он идет бесшумно… В своих разговорах герои молниеносно перекликаются, быстро понимают друг друга, их слушаешь без утомления, — писал Пильский. — Ирина Одоевцева любит точку! Редкое пристрастие… Точка трудна. Она многого требует. Это знак сильных. Ирина Одоевцева ею пользуется смело и уверенно. В ее фразах и книгах нет растянутости, нет воды.… Почти нет описаний, но все видно и понятно… Действие красноречивей слов...»
«В этой писательнице и женщине живет красивая легкокрылость. Ее замечательный талант не утомляет», — восторгается Пильский...
«С восхищением живу»
Я думаю, Петр Пильский был влюблен не только в творчество Ирины Одоевцевой, но и в нее саму. Не случайно в газете на самом заметном месте, в центре первой полосы он опубликовал цветную (!) фотографию Одоевцевой. В 1932 году! Это было первое и, возможно, единственное цветное фото в газете, трудоемкий и дорогостоящий прорыв в полиграфии. Совершенный для того, чтобы представить читателям вечер Ирины Одоевцевой в консерватории. Рецензия на ее выступление полна восторга:
«Ирину Одоевцеву пригласили в Америку прочесть ряд лекций о современной женщине. Но первыми услышали ее не американцы, — это удовольствие получили мы. На эстраде она прелестна. Ее мысли отличались парадоксальностью, но в своей основе они были верны, интересны, играли новизной.
Молодость, не только физическая, — вот новая черта новой женщины. В ее жизни время не играет роли… У современной женщины есть воля к молодости, и она остается молодой. Прежде эта молодость длилась года три-четыре (от 17 лет до выхода замуж), теперь она продолжается всю жизнь.
Современная женщина, не помнящая ни горя, ни ошибок, не имеет прошлого, и в 40 лет она моложе, чем 25-летняя, если ей не дано забыть, как она целовалась в саду с своим двоюродным братом, как ей впервые изменил муж.
Нельзя зевать, не надо ничего пропускать! Главное, чтоб было приятно сейчас, в данную минуту, надо рвать от жизни куски удовольствия, клочки веселья! Вот эта веселая бессердечность и есть настоящий секрет молодости, немного безжалостный секрет».
Ирина Одоевцева владела им в полной мере. Говорила: «Возраста не существует. Люди рождаются старыми или молодыми. Третьего не дано».
Голодные годы в Петербурге Ирина называла самыми счастливыми в своей жизни. Когда им с мужем не хватало денег, она шла в казино, и удивительным образом часто выигрывала. Ее дом в Биаррице в годы войны разбомбили, и она на 20 лет поселилась в дом престарелых во французском городке Йер. Сочувствия не принимала: «Я там прекрасно жила».
В 78 лет Одоевцева вышла замуж в третий раз — за писателя Якова Горбова. Он подарил ей автомобиль, она научилась ездить и лихо рассекала по Елисейским полям. С удовольствием пила шампанское, всегда элегантно выглядела и дожила до 95 лет, до последней минуточки наслаждаясь жизнью. Писала о себе:
И во сне и наяву
С восхищением живу.
Такой у Ирины Владимировны был дар — во всем видеть хорошее.
Откуда же тогда в ее рассказах такая безысходная — эмигрантская — грусть? Почему ее герои вечно недовольны тем, что у них есть, и всегда гонятся за новым счастьем, которое почти всегда оказывается призрачным? Может быть, потому что «славянская душа» — не выдумка, а реальность, данная сверху — возможно, в подарок, и, возможно, и в наказание — за кисло-сладкую слякотность или непомерную гордыню.
… Рассказы Ирины Одоевцевой я скачала к себе на компьютер и иногда перечитываю. Душа требует…
Ксения ЗАГОРОВСКАЯ, "Суббота".
