Ригу — на переговоры по подписанию договора советской России с Польшей. В газете "Известия" по горячим следам появилось несколько ее статей о Риге. Интересный портрет нашего города той поры…
Далекие предки Ларисы — из Риги. Ее прадед Георгий Иванович Рейснер был почетным гражданином нашего города. Но сама она родилась в 1895 году в польском Люблине в семье профессора права Михаила Андреевича РЕЙСНЕРА и российской аристократки Екатерины Александровны Хитрово.
С 1905 года Рейснеры жили в Петербурге на Петербургской стороне. Революционно настроенный глава семейства читал лекции для рабочих. Лариса окончила с золотой медалью женскую гимназию. Писала декадентские стихи, бывала в модных салонах. Там в 1916 году познакомилась с поэтом Николаем Гумилевым и стала его возлюбленной. Авторы воспоминаний о Рейснер единодушно отмечали ее красоту. Вадим Андреев, сын писателя Леонида Николаевича Андреева, друг юности Ларисы, вспоминал:
"Не было ни одного мужчины, который прошел бы мимо, не заметив ее, и каждый третий — статистика, точно мною установленная, — врывался в землю столбом и смотрел вслед, пока мы не исчезали в толпе…"
Внешне она была сама женственность, а по характеру решительна, резка. Февральскую революцию и приход к власти большевиков семья Рейснер приняла восторженно. Лариса вступила в ряды партии большевиков. Она стала комиссаром Балтфлота и Волжской флотилии. Отдавала приказы революционным матросам, красуясь в элегантной морской шинели или кожанке, с револьвером в руке. Такой и увидел ее на Волге матрос Всеволод Вишневский и запечатлел в написанной в 1932 году пьесе "Оптимистическая трагедия".А писатель Лев Вениаминович Никулин встречался с Ларисой летом 1918 года в Москве в гостинице "Красный флот". В вестибюле он увидел пулемет "максим", на лестницах — вооруженных матросов, в комнате Ларисы — полевой телефон, телеграфный аппарат "прямого провода", на столе — черствый пайковый хлеб и браунинг. По словам Никулина, Лариса чеканила ему в разговоре:
"Мы расстреливаем и будем расстреливать контрреволюционеров! Будем! Британские подводные лодки атакуют наши эсминцы, на Волге начались военные действия…"
Вместе с солдатами и матросами "комиссарша" голодала, мерзла, боролась со вшами, в походе на Каспии получила тропическую лихорадку, от которой страдала до самой смерти. В Нижний приехал и сам замнаркома по морским делам Федор Федорович Раскольников, назначенный командующим Волжской флотилией. Так Лариса встретила своего будущего мужа.
20 октября 1920 года в Риге был подписан мирный договор с Польшей. На переговоры в качестве журналиста поехала и Лариса Рейснер. Накануне отъезда у нее начался жесточайший приступ тропической малярии. Лев Никулин вспоминал:
"Я случайно оказался в ее комнате, когда она с температурой выше 40 градусов, похожая на восковую статую, почти без сознания лежала на диване. Она настолько не похожа была на прелестную молодую женщину, которую мы знали, что у каждого, кто ее видел, мелькнула мысль о смерти… А на следующий день мы с изумлением увидели Ларису Михайловну, собирающуюся в дорогу.
Таков уж был несокрушимый дух этой женщины, сознание чувства долга литератора, журналиста, что она в тот же вечер уехала и была единственным представителем питерской прессы. Лариса Рейснер во всех деталях рисовала заседания конференции и, конечно, как женщина не умолчала о том, какое произвела впечатление она, советская журналистка, в вечернем платье… Их дамы побледнели от злости, особенно эти пани, графини…"
После поездки в "Известиях" появились очерки Ларисы Рейснер: 12 ноября — "Путевые заметки", 14 ноября — "26 октября в Риге". То, что написано ею про "страну порядка, мира и законности", актуально и сегодня."В Риге нет пролетариата. Все остальное — мелкая буржуазия и интеллигенция, каторжным трудом подпирающая дутые ценности рынка и сомнительный авторитет спекулирующего правительства. Венец же плутократического мирка — густая, свежевыпавшая въедливая сыпь биржевиков, коммерсантов и просто крупных мошенников всякого рода. Эти и хозяйничают.
Рига набита беглой интеллигенцией. Безработная. Обнищалая. Взбешенная приниженным и нищенским положением, эта "соль земли русской" — благодарный материал для всякого рода темных дельцов…"
Особое внимание журналистки привлекло Учредительное собрание. Ведь в России подобное учреждение "погибло в самом расцвете своих юных дней". Однако из посещения латвийского парламента в памяти остался только "отблеск парадного великолепия", который спускался с роскошного потолка "золотой гербовой залы старой дворянской Риги… на лысины и фраки демократических избранников".
Другой очерк посвящен судьбе пленных красноармейцев, вынужденных шинковать в ресторане Рудзита "буржуазную" капусту для питания рижских толстосумов. Из среды этих несчастных вербуются будущие врангелевцы. Но красное знамя, гордо реющее над гостиницей, в которой разместилась советская делегация, кажется журналистке "цвета туго пульсирующих жил, надутых черным гневом на лбу и висках"…
Корреспонденции Рейснер были восприняты русской публикой Латвии более чем критически. Известный журналист и общественный деятель Н. Г. Бережанский в своей заметке под красноречивым заглавием "Впечатления о Риге мадам Курдюмовой" возмущен квалификацией латвийской столицы как центра "искусственного игрушечного государства", а всей жизни в Латвии — как "представления захудалого провинциального театра, на подмостках которого изображается цветущий город".
Жизнь самой Ларисы Рейснер оборвалась трагически. Глоток сырого молока — и ее не стало. Она умерла от брюшного тифа 9 февраля 1926 года в Москве, прожив всего лишь 30 лет. Пули, миновавшие ее на фронтах, убили всех тех, кто ее любил.
Первым — того, кто был ее возлюбленным в юности: поэта Николая Гумилева. Раскольников в 1938 году был объявлен "врагом народа", стал невозвращенцем, ликвидированным НКВД во французской Ницце. Погиб в застенках НКВД Карл Радек — гражданский муж Рейснер, блестящий журналист. Можно только предполагать, какая участь ожидала ее, если бы не стакан молока.
Похоронили Ларису Михайловну Рейснер на "площадке коммунаров" на Ваганьковском кладбище в Москве…
Илья ДИМЕНШТЕЙН.