Но, по большому счету, все это — попытки подыскивать такие аргументы, которые скрыли бы тяжелейшие причины и их происхождение. Все случившееся — результат. Причины? О причинах никто не говорит.
— Вот вам и случай поговорить.
— Я свое сказал четко и ясно. Пока у нас не будут трудиться специалисты, ничего лучше не станет.
Кроме того, в других странах, да и у нас в советское время, строительные организации, а также проектировщики все–таки более–менее специализировались в каком–то определенном направлении. Я говорил, что, постоянно занимаясь восстановлением хотя бы того же Рижского замка, восстановлением музейных зданий, каких–то развалин, вряд ли стоит браться за новостройки. Новостройки — другая опера. Я понимаю, что сегодня мы все горазды на все, все знаем, все умеем… И у нас цена самая низкая, у нас хороший оборот, у нас достаточно специалистов… Давай–ка строить Maximа, строить многоэтажку, если понадобится, мост. Окей! Вперед!
Но это тоже вторично. Главное — катастрофическое по этой части регулирование на государственном уровне.
Плюс пропало чувство стыда. Даже если тебя безосновательно обвинили, скажем, в покупке голосов, то покажи хотя бы, что имеешь какую–никакую моральную гордость. Встань и скажи: "Простите, я ухожу…"
— Что же изменилось за год? Убавились ли риски, обеспечен ли надлежащий контроль, все ли ответственные конторы мобилизованы лучшим образом?
— Ничего не сделано.
— А что надо было сделать?
— Например, эта трагедия ускорила формальное принятие Закона о строительстве. Закон, который сочиняли десять лет, приняли по–быстрому. А приняли его лишь с одним аргументом — примем, чтобы можно было начать его поправлять.
— Значит, Закон о строительстве не стал качественно лучше?
— Он хуже прежнего. Например, теперь нам станут выдавать разрешение на строительство вместе с проектированием. Говорят, в Швеции и еще где–то так делается. Но там совсем другое дело. В Швеции очень, ну очень скрупулезно, детально разработано детальное планирование. Архитектор и проектировщик ограничены уже рамками этого плана. Для конкретных мест определены параметры стройки. Установлено, что на данной территории можно строить, что нельзя. У нас такого нет. Кроме того, вместе с Законом о строительстве должны были быть приняты обязующие правила. Тогда не было бы смятения в стройуправлениях.
Закон также позволяет строить своими силами, без разрешения. Это недопустимо. Должны быть железно согласованные проекты, должен быть лицензированный строитель, специалист. И на каждом объекте, без разницы, какой он величины — сто или пять тысяч квадратных метров, должны быть люди, осуществляющие надзор.
А сейчас можно согласовать проект, а дальше — своими силами. Что значит "своими силами"? Возле Балтэзерса построили двухэтажный дом, и после прошлой лютой зимы незадолго до сдачи в эксплуатацию он лопнул сверху донизу. Когда я туда приехал, то проект нашел, а строителя — нет. Вот это — "своими силами". Так поступать нельзя.
Архитектура, конечно, является одним из видов монументального искусства. Однако нельзя забывать: если скульптура или подобные большие художественные образования дают нам эстетическое наслаждение или дополняют среду, то в зданиях мы, кроме того, живем, мы проводим в них восемьдесят–девяносто процентов своей жизни. Строить их как попало — неприемлемо.
— Приведен ли за год в порядок надзор за строительством?
— Весьма условно. Например, осуществляющий надзор на низшем уровне строительный досмотрщик. Он должен находиться на объекте с утра до вечера. В то же самое время, когда на конкурсах по выбору строительных досмотрщиков оговаривается, сколько эта работа стоит, то выходят копейки. Хотя строительный досмотрщик — один из важнейших людей на стройке и, кроме того, один из членов команды.
Или вот один конкретный случай, связанный с постулатом нынешнего Закона о строительстве: все участники строительства должны быть застрахованы. Я имел дело с организацией, которая в Риге на улице Театра умудрилась построить дом так, что испортила шесть или семь домов. Целый квартал. Но, когда остальные, чтобы привести свои дома в порядок, стали требовать какое–то возмещение, строители сказали: "Простите, а почему вы требуете от нас? Мы застрахованы. Требуйте от страховщика". Я сказал страховщику: "Вы меня позвали, чтобы я оценил, что да как. Но почему вы не позвали меня тогда, когда заключали страховой договор? Почему вы тогда не спросили меня: к чему то, что вы страхуете, может привести?" И опять–таки это же в интересах страховщика: если станет больше чего страховать, станет больше доход. Ну, будут какие–то напасти, что–то рухнет… Ну заплатим… Это все просчитано. Одним страхованием ничего не добиться. Это опять же ход, чтобы отстраниться, чтобы отодвинуть внимание от приведения в порядок всей системы.
— Что является наиболее существенным для приведения в порядок системы?
— Прежде прочего следует добиться того, что независимо от заказчика, от заказанного объема должны быть профессиональные специалисты. И те, кто исполняет работу, и те, кто осуществляет надзор.
Второе, не менее важное соображение. Если не можем создать министерство строительства, то надо вернуться к порядку, какой был в довоенной Латвии, когда отрасль находилась в ведении Министерства связи. Тогда оно называлось Министерством железных дорог. Потому что в ведении Министерства связи уже находятся стройки — дороги, железные дороги, путепроводы, мосты. Значит, надо передать отрасль под начало Министерства связи. И работать там должны специалисты. В свою очередь, Государственная строительная инспекция должна быть независимым учреждением, которое осуществляет надзор и контролирует строительство и на которое нельзя повлиять со стороны. Оставлять это дело в ведении самоуправлений — исключено!
Я буду повторять еще и еще: строительная отрасль — это отрасль повышенной опасности, и в игры играть здесь нельзя. Потому здесь должны быть более строгий надзор и повышенные требования. Здесь должны работать специалисты. Начиная с самого низшего уровня. А у нас появилось даже допущение: профтехшколы можно ликвидировать. Они не нужны. Чего там особенного, гвоздь забить ведь может каждый… Так нельзя. Повторюсь еще раз: то, что мы делаем, предназначено для долгого проживания людей.
— Что вы думаете о работе следственной комиссии?
— Даже генеральный прокурор Эрик Калнмейерс высказался о низком уровне следователей. Одно дело — работают молодые люди, у которых недостает опыта. Другое дело — опыта можно набраться лишь тогда, когда работаешь рядом с наделенными этим опытом людьми.
Ни в какие разумные рамки не влезал и, с моральной точки зрения, абсурдным был проведенный на развалинах Maxima методом разрушения эксперимент. Коли нужно, то подобное совершается на отдельной площадке. В лабораторных условиях, а не на виду у жителей. Для меня это неприемлемо.
— В прошлом году мы с вами говорили об уроках, которые из этой трагедии следовало бы извлечь на всех уровнях профессиональной ответственности и власти. Какие из этих уроков следует особо выделить через год после этого крайне печального события?
— Во–первых, ты ни в коем случае на должен идти на поводу у заказчика или того, кто финансирует проект. Ты должен оставаться при своем понимании, при своем "я". Потому что к тебе обратились как к специалисту, а не как к какому–то служке — принеси то, подай то… Это очень существенно.
Во–вторых, как я уже говорил, отсутствие контроля. Это тоже очень важно.
И еще одно. Если я прихожу, скажем, в Рижскую думу или строительное управление, то вижу, что огромный аппарат, который там сидит, работает вхолостую. Например, ко мне обратились, чтобы я оценил, как влияет на здание одна сосна. Дело было в Межапарке. Чтобы лучше посадить здание в пространстве, дерево вроде бы надо срубить. Эпопея длилась почти год. Опираясь на мое заключение, написали последнюю бумагу и отослали в Рижскую думу Ушакову. От Ушакова заказчик или собственник получил ответ на девяти страницах. Все об одном дереве.
Мой принцип таков: чем меньше людей будет работать в подобных учреждениях, тем больше они сделают. Но мы видим, что не только в госаппарате, но и в самоуправлениях бюрократия огромна. И мы видим, что зачастую, занимаясь маловажными мелочами, она создает лишь видимость действия.
Зато на решение существенных дел уходят десятки лет. Например, восстановление или ремонт "углового дома", бывшего здания КГБ ЛССР. Это посетители оказались "виноваты" в том, что "угловой дом" зимой все–таки будет работать. Ни в одном музее не было столько посетителей. А будь иначе, никто бы и пальцем не пошевелил. Бросили бы здание, пускай погибает… О новом здании Службы госдоходов заикаться вообще не стоит. Что, разве у нас в Латвии земли мало? А строить казенное здание на частной земле, вываливать огромные деньги, когда не хватает денег, чтобы жить, — это преступление. Так нельзя.
— Подведем итог. Оценивая сумму всех совершенных за год действий, можно ли сказать, что за этот срок достигнуто положение, когда возможность подобных несчастий стала меньше.
— Боюсь, что положительный ответ на этот вопрос я дать не смогу.
20 ноября 2014. №47