Видео
В мире
Медикамент особенно хорошо показал себя в борьбе с меланомой на ранних стадиях. Мировых аналогов рижская вакцина не имеет. Ее зарегистрировали в Грузии в 2015 году, в Армении – в 2016-м. Этот препарат не имеет побочных эффектов, в то время как немецкие и швейцарские препараты, выписываемые онкологами, вызывают сильную «побочку», влияя на сосуды, суставы, печень и повышая температуру тела.
Пациенты жалуются на дорогостоящие американские препараты и выбирают Rigvir. Безусловно, он не панацея. И нельзя надеяться на медикамент как на волшебную палочку, особенно принимая его на поздних стадиях. Однако то, что препарат продлил жизнь множеству благодарных пациентов, доказано.
Это подтверждает и крупный латвийский ученый, создатель милдроната, академик Иварс Калвиньш: «Я знал Айну Муцениеце, знаю, каким дотошным и въедливым ученым она была. И знаю, что эффективность вакцины доказана. В моей семье была необходимость в применении этого препарата, и я убедился в его воздействии на опухоль».
Бешенство излечило рак
Как ей пришло в голову, что вирус может вылечить рак? – поинтересовались мы у дочери профессора Муцениеце - доктора биологических наук Дите Венскус.
- Все началось случайно. У мамы была пациентка, у которой был констатирован рак матки, и ее укусила собака, заболевшая бешенством. Чуть позже выяснилось, что рак исчез. Женщина излечилась. Мама начала изучать этот феномен: каким образом одно устранило другое?
В то время только создали вакцину полиомиелита, и мы в Риге, в лаборатории Института микробиологии ЛССР, наряду с Москвой должны были проследить и изучить, какие вирусы были обнаружены у детей до их заболевания полиомиелитом и после заражения вирусом. Это послужило предметом пристального изучения мамой происхождения вирусов и их воздействия на организм. В процессе тестов обнаружился новый вирус, не только разрушавший раковые опухоли, но и резко повышавший иммунитет пациента.
Принцип действия ригвира основан на его способности находить раковую клетку, размножаться в ней и пожирать ее изнутри, тем самым стимулируя и вызывая на борьбу с чужеродными клетками иммунные силы организма. При этом иммунитет человека не только не уничтожается, как происходит при химиотерапии, но всесторонне укрепляется.
- Началось исследование вирусов, – продолжает доктор наук, - опробовали на хомяках, крысах. К примеру, одной крысе его инъецировали, ввели опухоль - вирус саркомы. Она росла и прогрессировала, и когда выросла просто огромной, ей ввели ригвир – и опухоль исчезла бесследно! Это было что-то невероятное.
Каким-то прорывом в медицине и науке. При том, что на дворе был 1969 год. Мы тогда доложили об этом в Министерство здравоохранения, и был приказ министерства: начать свои разработки. И мама начала работу. Сейчас, думаю, мама смотрит на нас с небес и радуется, видя, что мы продолжаем ее дело.
Дело всей жизни заморожено
Но в 1992 году Айне Муцениеце запретили делать препарат, а институт закрыли.
- Когда маме запретили разработку лекарства, их лабораторию расформировали, все развалилось. Вирус ригвир просто хранился в холодильнике. Ведь как можно было выбросить препарат? Дело всей жизни - на помойку? Конечно, нет. Человек, прошедший войну, четко знает одно: ничего нельзя выбрасывать. Так что все вирусы полиовакцины существовали в замороженном виде, - говорит дочь латвийского ученого.
С препаратом нужно было что-то решать, регистрировать его. Но все это требовало и вложений, и клинических опытов. То, что все эти годы испытания препарата не заканчивались ни на минуту и исследования профессор Муцениеце никогда не прекращала, для чиновников не играло никакой роли.
- Я тогда начала работать в санитарной инспекции в Елгаве, проработала там 10 лет, а когда все это случилось, то поняла, что должна помочь маме довести ее дело. Кстати, сама я защищала диссертацию как раз по теме «меланома».
Дите вспоминает тот период с содроганием.
- Когда институт расформировывали, а препарат запретили применять, мама плакала. Ей было так жаль этих больных, которые приезжали к ней раньше со всего бывшего Советского Союза. «Почему они должны страдать?» - вопрошала она. И вот тогда мы начали этот долгий и очень сложный процесс регистрации.
Внук как продолжатель семейного дела
В 2004-м препарат чудом удалось зарегистрировать - до вступления в ЕС.
- Позже, в 2008 году, мы с сыном организовали Латвийский центр виротерапии. Все мои мысли, думы и устремления были посвящены этому препарату, потому что последние годы я жила с мамой, перенимала ее опыт, училась у нее, анализировала, она меня консультировала по своим пациентам. Вместе мы анализировали ее работы. И это был колоссальный опыт, который я прошла вместе с ней, почерпнула у большого ученого. Это неоценимо.
А когда мы принесли ей все документы на препарат, она очень и очень радовалась, была просто счастлива, но и одновременно очень жалела нас, свою семью. Переживала, что нагрузила нас всем этим и мы такое тянем. Она же понимала, насколько все непросто. Ей было жаль, что она оставляет нам такое проблемное наследство.
Юргис Аузиньш – предприимчивый молодой человек, директор Центра виротерапии и внук Айны Муцениеце - подтверждает слова своей матери: «Да, бабушка плакала на открытии центра, она не могла поверить, что все получилось. Кроме замороженной вакцины она оставила книги, монографии об этом вирусе, о вирусологии в целом. Остались ее исследования, многочисленные труды. Если кто-то что-то не понимает и хочет ознакомиться с принципом действия, может прийти в наш центр. Просто прочитать ее книги».
Профессора Муцениеце помнят во всех республиках бывшего СССР, это внуки и дети тех, кому она помогла. Ведь ее в свое время заваливали письмами и телеграммами люди, просившие о помощи. В коридоре было не протолкнуться – люди прилетали к ней с разных уголков света. И сейчас в центр пишут из Чечни и Дагестана, Украины и Армении, Молдавии…. Интересуются разработками и сербы, и... ученые США. Да, они с опаской смотрят на непонятный им препарат, однако запрашивают исследования и аналитику по нему.
Какие аргументы у тех, кто против?
Элита Шаповалова, онколог Латвийского онкологического центра, стояла у истоков разработки медикамента.
- Раньше вопрос, какие медикаменты выписывать, решал врачебный консилиум. Если нужна химиотерапия и есть небольшая первичная опухоль, в качестве профилактического препарата мы давали и даем ригвир. Препарат этот работает как иммуномодулятор и при других опухолях, не только в случае меланомы. У нас был свой штамм при раке желудка, поджелудочной железы, яичников. Я знаю, что есть как сторонники лечения препаратом ригвир, так и люди, которые не принимают этого.
Онколог работала вместе с профессором Муцениеце.
- Мы его опробовали и получали результаты. Работали во 2-м отделении онкодиспансера, и к нам направляли всех раковых пациентов. Какие сегодня аргументы у тех, кто против? Ведь их нет как таковых. Или нет пророка в своем отечестве? Сейчас хирурги сразу назначают операцию, никто не отправляет к иммунологам. А надо составить план ведения больного, разработать схему лечения до операции… Мы готовили иммунитет пациента. Сейчас иммунитет убивается... Не те времена. Но я могу сказать, что этот препарат продлевал жизнь очень многим людям, особенно в сочетании с химиотерапией.
Те, кто против
Чем же все-таки недовольны противники «рижского вируса»? Честно говоря, каких-то конкретных возражений и исследований они не предъявляют, да и предъявить не могут. Главное возражение: препарат советский, не из ЕС.
- Препарат регистрируется в соответствии с требованиями ЕС при наличии тестирований. Их нужно делать, ведь это определенный порядок, - говорит онколог, заведующая отделением химиотерапии Гунта Пуркалне.
- А это не делалось. Когда? В 70-х годах? Но это же смешно - мы живем в XXI веке! Я знаю, что в Австралии и Америке два подобных препарата не прошли этап апробирования - пришел негативный ответ.
Ни в одной европейской стране такого препарата просто быть не может. А у нас деньги заплатил – и все. В моем отделении препарат не используется, а что там назначает онкоцентр – от врачей зависит. Я с ним не работаю, нет никаких доказательств его эффективности. Должны быть клинические исследования, а весь мир знает, что в Латвии нет клинических исследований. Уникальная ситуация: в европейской стране существует такой медикамент, который только в Латвии производится.
Несмотря на разные мнения, неоспоримым остается тот факт, что большому советскому и латвийскому ученому не дали доделать свою работу. Не дали получить свою Нобелевскую премию и до сих пор не могут поделить ее наследство: нужно оно стране или нет?
…В марте 2010-го на 86-м году жизни Айны Муцениеце не стало. Она ушла, будучи уверенной, что «рижский вирус» продолжат ее дети – дочь и внук. С ощущением, что все было не зря.
«Миленькая» мама, строгий ученый
Однако тема ригвира давно муссируется в прессе, а мы решили узнать: каким же человеком было наше латвийское достояние, профессор Айна Муцениеце?
Дочь Дите Венскус вспоминает о маме с теплотой и большой любовью. Первое слово, которое приходит ей в голову, чтобы описать, какой она была, - «миленькая».
- А еще у мамы были маленькие ручки… Отец говорил: «Человек с такими маленькими ручками делает такие большие дела». Мама никогда ни на кого не повышала голос. По крайней мере я такого вообще не помню.
Если она встречала людей, которые ее критиковали, ругали за что-то, она всегда говорила: «Большое спасибо». И меня так учила. Зачем ты споришь? Он тебе что-то посоветует, нагрубит – скажи лучше спасибо.
Несмотря на постоянную загруженность на работе, профессор Муцениеце много занималась детьми. Особенно ее дочь отчетливо помнит свое беззаботное детство на даче летом.
- Мама снимала тогда дачу у моря или у реки, и мы там жили с братом и бабушкой. Я вспоминаю это время как самое счастливое в жизни.
По субботам мама работала, а ее воскресенья были полностью посвящены семье и детям. Здесь были и семейные воскресные завтраки, и спортивные походы на каток или бег на лыжах.
- Для мамы было очень важны ее собственное здоровье, его укрепление, физическая активность. У нее в институте, где она работала, в кабинете стояли лыжи, и, когда выдавалось свободное время, она просто ходила на лыжах - вокруг института, в лесу. Прогуляется - и опять в работу. А еще у нее, как и у всех ученых, был секрет, как сделать так, чтобы пришло решение проблемы, над которой бьешься долгое время, а она не дается. Мама считала, что надо отвлечься на что-то другое. Не зацикливаться. Не дается – отвлекись, прогуляйся, сходи на лыжах, поменяй что-то. А потом вернись к заданию.
Айна Муцениеце тщательно следила за собой вплоть до конца своей жизни. У нее была специальная колбочка с нужными лекарствами и поддерживающими ее витаминами.
- Дома она была совсем другой, чем на работе. На работе это строгий профессионал, ученый: требовательная и спокойная. Дома она была мягкой, советы давала, только когда ее об этом спрашивали, - продолжает вспоминать Дите Венскус.
Прививка войны…
Профессор была на войне медиком и знала, что такое, когда нечего есть и нечего надеть. Она всегда говорила: «Мне нужно себя покормить».
- Мама была очень организованным человеком. С самого утра ее день был расписан по часам и даже минутам: она четко знала, что будет делать, - продолжает доктор биологических наук. - Я работала с ней неотрывно 8 лет, помогая в работе. Она в 60-х интенсивно работала в библиотеках, ей важно было изучить все, что делалось в этой области до нее. Сейчас с этим гораздо проще – можно все, что нужно, почерпнуть в Интернете, а тогда мама ездила и в Москву, чтобы поработать там. Она часами сидела и записывала все на перфокарты, делала библиографию.
Ученые бывшего Союза профессора помнят и знают. Разумеется, те, кто еще остался в живых. Так, в Уфе до сих пор живет ее подруга военных лет Элеонора. Медсестрами они работали в военном госпитале в годы войны, выносили на себе раненых. Женщина тоже стала биологом после войны и держит связь с семьей.
И все же хотелось бы закончить отсылкой к советским данным: в 1985 году в клинических исследованиях принимают участие три рижские больницы - ЛОЦ (ранее Республиканский онкодиспансер), Клиническая больница имени П. Страдыня, Стоматологический институт Рижского университета имени Страдыня - и Саратовский онкологический диспансер (Россия).
В целом в клинических исследованиях принимали участие 1 063 больных. Это ли не исследования? Исследования проводились и в клинике Бурденко, и по всему Союзу. И невероятно жаль, что в наше время Латвия как таковая и исследования, которые в ней проводились, вычеркнуты - как будто не было тогда ни больших ученых, ни удивительных изобретений. И хочется верить, что когда-нибудь страна примет с благодарностью собственное прошлое и оценит его по достоинству. Правда, уже без профессора Муцениеце.
Несмотря на разные мнения, неоспоримым остается тот факт, что большому советскому и латвийскому ученому не дали доделать свою работу. Не дали получить свою Нобелевскую премию и до сих пор не могут поделить ее наследство: нужно оно стране или нет?
Тата НЕВСКАЯ
