Видео
В мире
В 1941 году швейцарскому подданному Генриху ГРОССЕНУ удалось выехать на родину предков. В эмиграции он написал несколько тетрадок с воспоминаниями. В начале 1990-х их передал в Ригу сын Гроссена – Лев Генрихович. Записки рассказывают о Риге 1920-1930-х годов, о коллегах, с которыми пришлось работать Генриху Ивановичу в газетах и школах и, конечно, о самом авторе.
Родился он в 1881 году в городе Сандомире, что на территории нынешней Польши, в семье швейцарских подданных, переехавших в Российскую империю. Закончив юридический факультет Петербургского университета, Гроссен сотрудничает с газетами.
Вот что он пишет: «Моя газетная работа началась в С.-Петербурге в 1905 году… Вначале я писал сатирические и критические статьи, затем перешел на общественные темы и публицистические статьи…»
В годы Гражданской войны Гроссен - заведующий информационным отделом Северо-Западной армии белого генерала Николая ЮДЕНИЧА. Благодаря тому что жена Гроссена, Мария ШУЛИНСКАЯ, была родом из Риги, семья получила возможность выехать в Латвию.
Генрих Иванович ГРОССЕН.
Ригу автор записок знал еще во время Первой мировой, когда служил в штабе русской 12-й армии. А вот какой она предстала ему спустя пять лет, в 1920-м.
«…Срок, конечно, небольшой, но все же Рига значительно изменилась... Латышская речь как будто преобладала, хотя и русская речь всюду слышалась: в любом магазине вы могли с русской речью получить, что хотели. На перекрестках улиц стояли вместо городовых латышские полицейские в фуражках французского образца. Солдаты имели форму не русского, а, скорее, английского образца. Кое-где на официальных учреждениях (Мин-во иностр. дел на ул. Вальдемара) развевались государственные флаги красно-бело-красного цвета. Жили наши на Пчелиной улице (Bischu iela - названия улиц везде латышские), занимали две комнаты, конечно, было тесно для нас, семи человек…»
Первый вопрос: чем заняться? Гроссен подался в журналистику – русских газет хватало, а политическая жизнь била ключом. Первым делом пошел в газету «Сегодня». Тем более еще во время службы у Юденича отправлял туда из Нарвы свои корреспонденции.
«Редактором был Николай Григорьевич Бережанский. Издавали эту газету несколько пайщиков, главными пайщиками были евреи - Брамс Яков и Поллак, кажется, Борис… Временно мне дали работу в редакции по редактированию хроникерского материала. В редакции было необыкновенно шумно, все евреи не говорили, а вследствие своего высокого давления темперамента кричали. Главное – вечно спорили…Редакция помещалась тогда на Гердеровской площади, в доме немецкой типографии Миллера… Много масла в огонь споров подливала супруга Николая Григорьевича - честолюбивая Анна Дмитриевна. Она иначе не говорила: «Мы написали статью», «Как нравится вам наша статья?», «Мы редактируем газету» и т. п. Можно сказать, что одна из главных причин последовавшего через год ухода милого Николая Григорьевича из состава редакции «Сегодня» была честолюбивая жена его…»
Задерживаться в «Сегодня» Гроссен не стал и ушел в «Рижский курьер» - редактором.
«Работа в «Рижском курьере» протекала бурно, мы все были захвачены борьбой с большевиками. Я писал передовые статьи почти каждый день, за которые получал построчные. В темах не было недостатка: жизнь ежедневно преподносила факты, так что за ними даже угнаться нельзя было. Кроме того, страны Прибалтики, в особенности Латвия, были, так сказать, буферными государствами, которые охраняли буржуазный Запад от коммунистического СССР.
В Риге был главный штаб корреспондентов западных газет, многочисленные осведомительные и разведывательные бюро, Рига, можно сказать, кишела шпионами разных оттенков… Все ретиво следили друг за другом…
Жили мы во время работы в «Рижском курьере» на Малой Королевской, в маленьком доме генерала Бангерского, а редакция была на Грешной улице, куда я являлся в 9 часов утра. Я садился за свой письменный стол и писал, пока тихо, передовую статью, затем принимался за «правку» материала, который оставляли сотрудники. Особенно трудно было править материал, приносимый латышами, стиль был жуткий, другой раз не поймешь, в чем дело, приходилось вызывать сотрудника и выяснять сущность заметки…»
Среди коллег Гроссена был и… бывший околоточный. Это порой мешало ему в объективности. Вот что пишет Гроссен: «…писал недурно, но другая беда была за ним: как бывший околоточный, он любил в своих «протокольных» заметках «пустить каверзу» про то или иное лицо, с которым у него были какие-то личные счеты, из-за этого наша газета два раза привлекалась к суду, насколько помню, процесс сходил удачно, но опровержение пришлось помещать… Хотя он знал всю подноготную старой русской Риги (особенно преступной) и иногда приносил интересный материал из прошлого Риги. Все, что происходило в Московском форштадте, он описывал сочно и даже с наслаждением…»
Гроссен сам любил бывать в гуще общественной и светской жизни. Именно с его подачи, а также художника Николая Петровича БОГДАНОВА-БЕЛЬСКОГО в Риге возобновили традицию отмечать Татьянин день. В 1923 году они обратились к студентам и всем желающим через газету принять участие в праздновании очередного дня Татьяны. С тех пор до 1940 года день этот стал неотъемлемой частью русской общественной жизни Латвии.
Гроссен успел поработать в рижских газетах «Вечернее время», «Слово», а в 1929-м, после закрытия последней, переквалифицируется в школьные преподаватели...
В 1940-м в Латвию входит Красная армия. Отношение к ней и к советской власти у Гроссена, сотрудничавшего с Юденичем, понятно. Но он честно говорит в воспоминаниях, что Карлис УЛМАНИС своей политикой в отношении меньшинств, закрытием русских школ сам великолепно подготовил почву для большевизма.
«Ропот все усиливался. Почва для большевизма при Улманисе была великолепно подготовлена, и не только среди рабочих, но и среди интеллигенции, особенно меньшинственной…»
Нетрудно представить, что ждало бы Гроссена как белогвардейца – пуля для главы семьи, лагеря для членов семьи. Но ему повезло: зимой 1941-го получил разрешение на выезд с семьей в Германию, а оттуда – в Швейцарию.
Илья ДИМЕНШТЕЙН
Все фото – из архива
