Видео
В мире
Генерал-майору КГБ Гуськову во время войны довелось служить и в Действующей армии: в начале войны в особом обделе дивизии, в конце – начальником отдела контрразведки войск охраны тыла 3-го Белорусского фронта. И вот что интересно.
Подробностей своей оперативной работы на фронте Гуськов не раскрывает. Вот о том, как он ловил шпионов и диверсантов, возглавляя особый отдел Грозненского оборонительного района – пишет много, охотно и с подробностями. А вот про фронт у него только один случай, рассказ о котором так и озаглавлен «Шпион Иванов». Итак: август 1941 года, 269-я стрелковая дивизия прибывает в район г. Почеп и начинает разгрузку на одной из ближайших станций.
«Разгрузка первого эшелона производилась рано утром, когда солнце только успело взойти и приятно пригревало своими лучами... Через несколько часов прибыл второй эшелон, в котором находился артиллерийский полк. Так же, как и первый эшелон, быстро начал разгрузку.
Но в самый момент напряженной работы, когда на месте разгрузки было большое скопление людей и техники, появилось около 20 немецких пикирующих бомбардировщиков — «Юнкерсов» (U-87). Первыми бомбовыми ударами они подавили зенитную артиллерию, прикрывавшую дивизию с воздуха, и, построившись в круг, начали бомбить эшелон... Место, где стоял несколько минут назад эшелон, представляло самое печальное зрелище. Там и тут лежали убитые и искалеченные люди, горели вагоны, разбитая боевая техника.
Спустя какое-то время меня отзывает командир дивизии в сторону и говорит: «Я уверен, что у нас действует крупный шпион! Идемте в штаб, я расскажу Вам подробнее». По дороге он мне рассказал, что как только разгрузился первый эшелон и подразделения заняли боевые позиции, он обратил внимание на подозрительное поведение командира батальона майора Иванова. На неоднократные вызовы в штаб он не являлся, посыльные найти не могли, и только адъютант комдива обнаружил его, когда он выходил с радиостанцией из спецмашины, в которой больше никого не было, т. к. расчет в тот момент был послан на рытье укрытий.
Свое отсутствие Иванов объяснить не мог, вел себя растерянно и как-то пугливо. Это сообщение было очень важным для меня потому, что Иванов находился в поле зрения Особого отдела, но конкретных данных о его вражеской деятельности мы к тому времени не получили. Прямо надо сказать, что данных для ареста было явно недостаточно, но комдив так горячо убеждал меня, что столь неожиданный налет немецкой авиации был неслучаен, что о прибытии эшелонов сообщил немцам шпион и таковым мог быть только Иванов. Я начал верить ему и решил без промедления арестовать Иванова.
...Отобрал оружие, снял снаряжение и сам доставил в Особый отдел. Тут же начал допрашивать Иванова.
Спустя буквально, несколько минут он признался в шпионской деятельности и сообщил, что по его сигналу бомбили наш эшелон. Иванов происходил из района немцев Поволжья, в совершенстве владел немецким языком, до войны систематически приезжал в Москву и встречался с представителем немецкой разведки, работавшим под дипломатическим прикрытием. Незадолго до начала войны он имел последнюю встречу с работником посольства Германии, от которого получил конкретные задания и способы их выполнения.
На следующий день Военный трибунал приговорил Иванова к расстрелу.
С чувством огромной признательности и благодарности я вспоминаю при этом о замечательном комдиве, работавшем ранее в ЧК под руководством Дзержинского, который своим проницательным умом и великолепной интуицией преподал мне серьезный урок в начале войны».
Гуськов в годы войны.
Вот такая история. Которая сразу же рождает массу вопросов. Например, зачем же так быстро расстреляли Иванова?
Давайте прикинем: немцам удалось внедрить в РККА ценного агента в звании майора. Как он будет передавать им полученную информацию? Выходить на связь по рации спецмашины своего батальона? Не вариант.
Это вообще случайность, что рация в спецмашине осталась без присмотра. Такой же счастливый случай, как у Штирлица – помните: началась бомбежка, он пошел в убежище и обнаружил незапертую дверь кабинета спецсвязи, откуда напрямую связался с Борманом. Случай, удача. Но было бы глупо расчитывать на такую удачу регулярно. Или он на глазах подчиненных начнет шифровки немцам слать?
Вывод: у такого агента должен быть связник, который в свою очередь может вывести на резидента и радиста в Москве (или окрестностях), которые и осуществляют передачу данных.
Первая обязанность контрразведчика – размотать этот клубок до конца. А для этого Иванов должен быть жив, чтобы как минимум выманить на себя связника.
Второй вопрос: как Гуськов с комдивом вообще представляли себе связь между бомбежкой и «подозрительным поведением Иванова»? Кому он мог передать по рации данные, чтобы немцы с такой оперативностью отбомбились по эшелону?
Ведь немецкие пикировщики вовсе не стоят в готовности №1, ожидая, когда же это «шпион Иванов» пришлет им целуказание. На фронте подготовка к вылету двух эскадрилий пикировщиков занимает несколько часов. Если бы даже Иванов отослал шифровку радиоцентру абвера в Берлине: «Срочно бомбите такую то станцию», то наступил бы вечер, прежде чем она по командным инстанциям дошла бы от столицы до эскадры Ю-87. (Да и тогда бы командованию люфтваффе послало бы абвер подальше - ниже объясню почему).
Перенаправить уже взлетевшие пикировщики на новую цель тоже нереально: GPS еще не придумали, а без предварительного инструктажа на земле найти какую-то замшелую станцию под Почепом – за пределами возможностей штурманов Ю-87.
Или у Иванова была частота прямой связи с командованием немецкого авиакорпуса? Таких частот не было в природе по причине их бесполезности.
Ведь никакой нормальный командир все равно не пошлет свои самолеты по целеуказанию какого-то агента Иванова. А если этот Иванов давно перевербован русскими (что, в принципе Гуськов и обязан был сделать в первую очередь), а на указанном им месте «юнкерсов» поджидают тучи советских истребителей и стянутые отовсюду стволы зенитной артиллерии? Засада, проще говоря.
Произошло же, скорее всего, следующее. Первый эшелон был засечен немцкой «рамой» с такой высоты, что на земле ее даже не заметили. И через несколько часов прилетевшие пикировщики перемешали с землей разгружающийся второй эшелон.
Вы знаете, с кого в первую очередь могут снять петлицы за плохую организацию ПВО, за то, что еще до соприкосновения с противником потерян артиллерийский полк? Совершенно верно, с комдива.
А комдив, как нам уже доложил тов. Гуськов – тертый калач. Генерал-майор Гарнич действительно имел самое непосредственное отношение к «органам». С января 1923 года находился на оперативной работе в ОГПУ в Москве и в Карелии. С июня 1932 года был помощником начальника 3-го отдела Главного управления лагерей НКВД, с января 1933 года — помощником начальника Беломоро-Балтийского лагеря НКВД.
Что он, не знает «как дела делаются»? Кто там у особого отдела уже на подозрении? Иванов? Как удачно, а адъютант комдива видел его выходящим с рацией из спецмашины. (Видимо, Иванов оказался настолько отчаянным агентом, что не побоялся и кабель питания размотать, и антенну на дерево набросить. Ведь как бы иначе он в эфир вышел?) .
И что в итоге? Ну, приедет комиссия разбираться: почему полк не уберегли – а комдив им бумагу: работал шпион высшей квалификации, уже разоблачен, уже расстрелян. Молодцы, чо. Вертите дырки для орденов.
Но вот что интересно: в наградном листе Гуськова на его первый орден, где упоминаются все его заслуги первого периода войны, эпизод со шпионом Ивановым никак не выделен. Хотя казалось бы – разоблачение такого матерого агентища... Вот в Грозном все пойманные агенты учтены поштучно (хотя там такой "шпионский товар" попадался, которому даже совсем не мягкая советская юстиция давал в итоге 3 года условного срока). А "шпион Иванов" не помянут. Видимо, тогда этот случай будущий генерал-майор КГБ предпочитал не рекламировать. Стеснялся, что ли?
Или берег для мемуаров?
Станислав ГУСАРОВ.
P.S. Всё вышесказанное не отменяет того, что контразведка занималась и реальными шпионами и агентами противника, как показано у Богомолова в "Авшусте 44-го". Это лишь дополнительно объясняет отношение фронтового офицера Аникушина из того же романа к особистам.
