Видео
В мире
filmz.ruУ нас есть все шансы опасаться такого развития событий в фильме, но картина не имеет ничего общего с патриотическими штампами.
Правда, прежде чем это станет ясно, придется немного подождать. Фильм устроен как матрешка. Первые 15 минут он усердно демонстрирует вот это самое "тесное взаимодействие": на экранах радаров неопознанный объект, но все службы работают четко, ни одного лишнего движения; майоры и подполковники, оснащенные по последнему слову, вглядываются в мониторы; взлетают самолеты и даже появляется в кадре единственный российский авианосец (хочется воскликнуть: "Он же сейчас в Средиземном море!").
В телевизионных новостях мелькнет лицо Трампа — в числе других мировых лидеров, которые озабочены происходящим в России. На улицах Москвы пустынно — в городе комендантский час. Пробок нет, гоняют только спецмашины, мелькает в окне Большой театр. Слово "подсознание" уже давно стало достоянием массовой культуры, но тут его стоит вспомнить. Комендантский режим очень к лицу Москве — лучше любой урбанизации; это видно невооруженным глазом, что авторам тоже нравится, они не в силах скрыть это.
Словом, до этого места в фильме все, как в привычном боевике про спецслужбы, о том, какие они молодцы; но затем ситуация усложняется. Собственно, тарелка угрозы не представляла, агрессии не проявляла, и теперь никто не знает, что с ней делать; примерно на 20-й минуте фильма зарождается первое сомнение (и оно потом будет сформулировано впрямую): не поторопились ли военные, сбив НЛО?..
Современный российский режиссер, желающий сказать нечто новое, должен упаковать его в нечто очень знакомое, желательно вторичное и банальное; соблюсти какой-то одному богу известный ритуал лояльности — и только потом уже, внутри, немного порезвиться. Традиционная путаница со сценарием (что, к сожалению, типично для фильмов Бондарчука), может быть, объясняется тем, что ему приходится делать много реверансов, подавать множество сигналов в разные стороны, прежде чем он перейдет, наконец, к собственному высказыванию.
В "Сталинграде" ему на это не хватило времени, а здесь хватило. Большую часть фильма занимает человеческая история; дочь коменданта периметра (Олег Меньшиков — Ирина Старшенбаум) случайным образом знакомится с инопланетянином: завязывается контакт — сперва агрессия, затем приязнь и далее любовь. Но нам важна даже не эта история, а набор сведений об альтернативных правилах жизни, которые мы получаем от инопланетного существа (Риналь Мухаметов). Инопланетянин "видит", что называется, не внешний поступок, а его суть, и в двух словах знакомит героиню с основами постгуманизма.
Когда страха смерти нет (поскольку эта проблема на далекой планете решена), тогда и поведение людей, и все остальное тоже меняется. В лучшую сторону. Так в кино происходит классическое переворачивание, отстранение, абстрагирование — незаметное для нас, однако являющееся самым важным в фильме: постепенно проникаясь симпатией к инопланетному существу, мы начинаем видеть происходящее его глазами.
Зритель таким образом обретает уникальную возможность посмотреть на себя со стороны. Это большая редкость в нашем кино. Где, как правило, царит одномерность взгляда и, как в компьютерной игре, мы обречены всегда играть на стороне "своих", "наших". А здесь всю вторую часть фильма мы смотрим на мир глазами не жителей Чертанова или военно-промышленного комплекса и даже не российской власти (она тут представлена неким вице-премьером, который "курирует тарелку"), а глазами существа высшего. Но не в том смысле, что более сильного или, там, читающего мысли на расстоянии, а более совершенного с точки зрения морали. Это ситуация "трудно быть богом", только теперь в роли подопытных — мы сами, а в роли наблюдателя — вот этот самый инопланетянин. То есть в этом пространстве Стругацких теперь не мы изучаем другую планету, а нас изучают.
По словам продюсера ленты Михаила Врубеля, идея фильма родилась в 2013 году. Создатели обратились к истории с нашумевшим конфликтом между жителями Бирюлева. "Мы понимали, что ее нельзя рассказывать в том виде, как она преподносилась в СМИ, мы заменили одну (сторону конфликта) на пришельцев". Это кажется на первый взгляд внутренней цензурой.
Но инопланетность также можно трактовать шире: это не только мигрант, условно, но вообще любой другой — иностранец, иноверец, человек с иными политическими взглядами. Инопланетяне в кино — это еще и всегда повод говорить о нас самих в первую очередь, и фильм на эту тему всегда превращается в зеркало. Инопланетянин тут еще и внешне неотличим от нас, выглядит примерно как хипстер.
"Просто он из Питера",— говорит впоследствии героиня, объясняя некоторую странность его поведения, и этого объяснения оказывается вполне достаточно для окружающих. То есть еще один виток матрешки — нет никаких инопланетян, а это мы сами и есть. Как пел Гребенщиков, все это время "мы воевали сами с собой", и дальше это будет сказано впрямую: наибольшую опасность для нас представляем мы сами. Есть такой штамп — "поиск общего языка", а тут речь идет о том, что прежде всего нужно найти общий язык с самим собой, как-то вот договориться.
Летающая тарелка в Чертанове — образ по-своему публицистический
В фильме есть такой эпизод — инопланетянин видит телевизор и спрашивает: а что это, мол, такое? Героиня отвечает как бы мимоходом: это такая штука, "если его чуть-чуть посмотреть, то и сам начнешь пришельцев ненавидеть". Понятно, о чем эта реплика. В фильме также показано, какие последствия может иметь медиапропаганда ненависти: под ее воздействием местные жители начинают ненавидеть пришельцев, введенные к тому же в заблуждение лживой информацией.
Не побегут громить тарелку только несколько десятков человек благодаря учителю (Евгений Коряковский) то ли астрономии, то ли физики, который тут является единственным представителем эпохи Возрождения, инкарнацией Мельникова из "Доживем до понедельника". Отметим, что это еще одна сенсация — интеллигент чуть ли не впервые в коммерческом кино оказывается не пародией на себя, а единственным здравомыслящим и, что называется, нормальным человеком.
Силовая манера общения оказывается неэффективной для контакта, а тут нужно именно налаживать контакт. "Мы можем общаться" — первые слова, которые произносит инопланетянин, и это, конечно, символично: нужно разговаривать, только трудно это.
Инопланетянину достаточно двух-трех слов, чтобы понять структуру речи,— он легко перенимает русский язык; говорит без акцента, единственное что — несколько механически, как автомобильный навигатор. Поразительным образом это выглядит как пародия на весь российский кинематограф, который разговаривает со зрителем вроде бы по-русски, но как-то нечеловечески.
Нужно отметить, что в фильме заняты в основном театральные актеры, что является еще одним аргументом в пользу театра как "единственного живого" сегодня. Бондарчук на пресс-конференции очень живо рассказывал, что ему пришлось учитывать во время этих съемок театральный график актеров. Из чего косвенно мы можем сделать вывод, что ни одному из актеров не пришло в голову на время съемок отказаться собственно от театра, хотя гонорары в кино и зарплаты в театре, как мы можем догадываться, несопоставимы.
Первый контакт с инопланетянами вышел неудачным: слишком мало доверия друг к другу
Естественно — это уже родовая болезнь русского кино — снимали фильм "в расчете на молодежную аудиторию". А это у нас означает, что история рассказана немного школьным языком. И играют тут несколько навзрыд, и диалоги неестественные. Не идеальный фильм, конечно, с художественной точки зрения. Но сам его посыл не назовешь иначе как "гуманистическим"; по нынешним временам это сенсационно.
Правда, в итоге конфликт разрешается все-таки с помощью государства, а не самих людей. Люди у нас в кино по-прежнему лишены способности что-то решать и делать самостоятельно, без опеки. Зато военные к концу повествования выступают в роли главного гуманиста. Полковник, демонстративно поднимающий руки вверх — жест, понятный и инопланетянину, означает также и то, что он сумел подняться над собственным силовым мировоззрением, взять ответственность за мир, а не за войну.
Этот фильм сенсационен еще в том смысле, что демонстрирует нам другую модель поведения режиссера, продюсеров, сценаристов, которые не побоялись создать коммерческую картину о человеке, а не о государстве или, допустим, технических возможностях инопланетян. Надо сказать, что режиссер Федор Бондарчук при нормальном раскладе должен был бы давно считаться главным цивилизатором российского кино, ответственным за связь нашего кинематографа с мировым. Тут же вспоминаешь, что ведь и "9 рота", и "Обитаемый остров", и даже "Сталинград" были вовсе не типичными стрелялками, а все-таки попытками сказать нечто большее.
Но всякий раз, когда Бондарчук представляет новое кино, думаешь с ужасом, что вот сейчас будет что-то лоялистское. Может быть, потому, что нам в голову не приходит, что режиссер высокобюджетного кино сегодня может вести себя как-то иначе. Оказывается, может.
Может — даже при всей нынешней ситуации с монополией государства в области кино — позволить себе иметь и какие-то собственные идеи, взгляды, позицию; реализовать их, а затем не побояться представить широкому зрителю. Можно быть респектабельным режиссером и при этом не издавать воинственных криков, а попытаться напомнить об универсальных, общечеловеческих ценностях.
Всякий раз, когда Бондарчук представляет новое кино, думаешь, будет что-то лоялистское. В голову не приходит, что режиссер сегодня может вести себя иначе, но, оказывается, может
Андрей Архангельский, "Огонек".
