Видео
В мире
– К сожалению, это происходит не только в России – во всем мире. Что касается нашей страны, должно измениться общество, надо, чтобы люди были гражданами, ходили на выборы и действительно голосовали, а не отмахивались – "А, все бессмысленно!". Чтобы не было безразличия... Мне легко, конечно, говорить, я, так или иначе, завершаю свой путь. А как быть молодым журналистам? Мне на самом деле их очень жаль. Профессия совсем не романтическая, как многие себе представляют. И за нее не платят больших денег, разве что звездам на телевидении. А жить в компромиссе с собой, когда понимаешь, что выполняешь задание, – это ведь можно застрелиться. У меня был очень близкий друг, который говорил: "Не дай тебе бог когда-нибудь с утреца пойти в ванную почистить зубы и, увидев свое лицо в зеркале, понять, что хочется в него плюнуть". И я тоже никому этого не желаю... Понимаете, функция журналистская требует ответственности. Журналисты влияют на умонастроения, на общественное мнение. Те представления, которые есть у людей, – о других странах, о том, что происходит в мире, – в значительной степени сформированы у них средствами массовой информации, прежде всего телевидением. Значит, мы, журналисты, несем за это ответственность.
– Вы хорошо знаете Америку и американцев. Образ этой страны и ее жителей, созданный нашими СМИ, сильно отличается от реальности?
– Американцы обыкновенные люди, такие же, как и мы с вами. С детьми, с женами, с любовью, ревностью и прочим, и прочим. Просто американцы считают, что у них есть миссия – распространить на весь мир свою систему. Они убеждены, что американская демократия – это лучшее, что только может быть. Поэтому Соединенные Штаты – это не злодеи, а могущественная страна, которая считает, что есть у нее такая задача. Так же как и Россия считает, что у нее особый путь. Что она ни на кого не похожа, что она не Европа и не Азия – и, конечно, к этому примешивается некоторое чувство превосходства. Это схожие материи. Другое дело, что наши отношения с США давно сложные, а в последние годы – совсем сложные. И российские СМИ изображают американцев злодеями точно так же, как они изображают Путина и нас. Мы все – жертвы пропаганды. Кто-то может сказать: "Да нет, у меня своя голова на плечах, я все сам понимаю!". Нет, это только кажется. На самом деле никто не может избежать влияния пропаганды, и не важно, смотрите ли вы телевизор, читаете ли блоги в интернете, – все воздействует, каждый день понемногу.
– А что вы скажете тем, кто считает, что никогда в нашей стране не будет справедливости, закона и порядка? Вот и Звягинцев снял об этом фильм "Левиафан"...
– Это знаменитый спор пессимиста и оптимиста: стакан наполовину полон или наполовину пуст. Мировоззренческие вещи. У меня был приятель, для которого стакан всегда был полупустой. Простите за непарламентское выражение, он говорил: "Все дерьмо, кроме мочи". Никогда так не считал, хотя бывали очень тяжелые моменты. Я совершенно не считаю, что люди обречены на какое-то правительство. Да, люди обречены на некоторые вещи, например на одиночество. Вот у замечательного немецкого писателя Ганса Фаллады есть книга "Каждый умирает в одиночку". Так и есть, и в этом смысле мы обречены. Все остальное зависит от нас. А что надо делать? Ну прежде всего не писать в лифте. Для начала. И представляете, не будет вонять, люди будут заходить в лифт с улыбкой, а не наоборот. Теперь насчет фильма. Звягинцев очень талантливый человек. Но "Левиафан" мне не нравится, и только по одной причине. То, что он там показывает, – правда. Но это не вся правда. И он отнимает у меня надежду. Он мне говорит: "Все дерьмо, кроме мочи". И церковь, и власть, и друзья – все. Даже ребенок – и тот неприятный крайне. Я такое смотреть не могу. Если мне говорят, что нет надежды, то в чем смысл? Но такой фильм имеет право на существование. Найдутся люди, которые скажут: надо запретить! И такой позиции все больше и больше – скандал с несчастным "Тангейзером" в Новосибирске... Да, Вагнер писал оперу совсем о другом. И когда появляется плакат, где две широко раздвинутые женские ноги, а между ними крест, – я, атеист, и то считаю, что это чересчур. Однако выгонять директора театра из-за этого!.. А может, заодно посадить его, чего уж там? У нас сложная страна, сложное развитие. С невероятно тяжелой историей. И я очень надеюсь на нынешних молодых, а еще больше на их детей, которые никогда не были рабами, которые не являются продуктами советской системы. У них мозги работают по-другому. Иногда я выступаю перед молодежной аудиторией. Однажды по ходу пьесы сказал: "Я тогда был невыездным...". Поднимает руку пацан лет пятнадцати: "А что такое "невыездной"?" Он вообще не знает! Не понимает ничего про КГБ и про все, чем мы жили. Когда старые большевики принимали решение, ехать тебе во Францию или нет, и задавались вопросы: "А сколько станций метро в Москве? Не знаете, а хотите в Париж!" И ведь это было! И я был невыездным 37 лет! Потому что отказывался сотрудничать с КГБ... Так что все меняется. Меняется по-разному, но я все равно оптимист.
- Как относитесь к такому явлению, как внутренняя эмиграция?
– Это очень наше выражение – "внутренняя эмиграция". То есть я здесь живу, но на самом деле не живу, на самом деле хочу прочь... Я таким людям говорю: зачем мучиться – уезжайте. Сегодня ведь можно. Если вам невмоготу в своей стране, значит, и не надо. Но я всегда говорю: за это придется платить. И главная плата: вы никогда не будете своим в той стране, куда переедете. Никто не станет американцем или французом. Мы ведь даже считаем по-разному. Как русский считает? Сгибает пальцы. А американец – разгибает. И это надо понимать.
– Владимир Владимирович, правда, что вы атеист от рождения?
– От рождения не бывает – человек не рождается атеистом. Я могу сказать, что моя мама, скорее всего, не была атеисткой, но и верующей ее назвать не могу. Папа был атеист, конечно. На меня в этом смысле не давили, я сам не особенно проявлял интерес к церкви. Но когда мы жили во Франции и мои родители были в Сопротивлении, меня ненадолго отдали в одну весьма религиозную семью, где перед каждой трапезой надо было благодарить бога, молиться. И мне это не нравилось. Я не понимал, при чем тут бог, зачем молиться? Потом, когда подрос, я стал серьезно интересоваться этим вопросом: Библию читал неоднократно, Коран. И постепенно пришел к выводу, что можно быть религиозным человеком, но не по Библии. Потому что полагать, будто есть некое что-то, что мы называем Богом или Всевышним, и что им создано все – молекулы, атомы и клопы, – я отказываюсь. Ну и потом была довольно острая дискуссия, когда я говорил, что если Он за все в ответе, что, как в Евангелии написано, ни один волос не упадет без Его ведома, как тогда получается, что маленькие дети болеют раком? Это как? Это его воля? Это по воле Божьей?
- Кстати, вы часто на вопрос, как удается так хорошо выглядеть, отвечаете, что заключили договор с Воландом...
– Да, иногда так шучу. Но к этому литературному персонажу я и отношусь неплохо. Если вы читали "Мастера и Маргариту", то согласитесь, что Воланд там выходит очень симпатичной фигурой. Хотя и сатана. Недаром церковь не любит эту книгу. Конечно, ведь Воланд в ней выглядит много симпатичнее святого Петра, например. В нем привлекают и ум, и чувство юмора, и то, что он в конечном итоге оказался милосердным. Разумеется, если ты верующий человек, тебе это не может нравиться. Но я атеист. Да, я довольно пожилой человек, мне 81 год. И многие действительно говорят: "Как это? Не выглядите вы на эти годы!". Вот тогда и отвечаю: "Я продал душу..." Но если серьезно, это прежде всего гены. Конечно, мы себя убиваем в той или иной степени, когда много курим, ведем нездоровый образ жизни и так далее. Ведь каждый рождается со своим сроком, он определен биологически, генетически. И вообще человек в принципе должен жить больше ста лет, а мы все делаем для того, чтобы этого не было. Я тоже много делаю того, что, собственно, не надо. Я люблю выпить. Я долго курил. И еще очень много чего люблю из не сильно полезного. Но у меня есть источники радости: это моя жена, мои дети, внуки. Мой дом, моя квартира, мои друзья. Моя работа, наконец, я ее обожаю. Наверное, и в этом тоже причина...
