Видео
В мире
— Традицию мореходов в нашей семье положила я, — рассказывает Татьяна. — Еще в школе мучило женское любопытство: что они там передают азбукой Морзе? В 10–м классе записались с подругой на курсы ДОСААФ, закончили. А после выпускных в школе пришла в пароходство. Радисты там были нужны…
Единственная на факультете
Собеседница не из тех людей, кто останавливается на достигнутом. Решила идти в мореходку — в Лиепаю. Что называется, без отрыва от производства — на заочное. Там был факультет радиосвязи и радиоэлектронавигации. Но вначале нужно было попросить документы у начальника отдела кадров пароходства. А тот уперся: нечего девчонкам делать в училище.
И все же она получила документы — когда начальник был в отпуске и в его кресло сел зам. Поступила. Через год перевелась в Ленинградскую мореходку — на ту же специальность.
— В Лиепае я была единственная девчонка на факультете, в Ленинграде нас уже было много. Но самое главное: там были великолепные преподаватели — традиции есть традиции, — продолжает Татьяна.
Получила диплом радиотехника и отдельный — радиооператора. Казалось бы, сиди на берегу, расти и радуйся. Но и это не по ней.
— У меня был замечательный начальник смены в радиоцентре, мы и сегодня поддерживаем отношения. Он и говорит: "А не сходить ли тебе в море? Давай подадим документы?" — вспоминает рассказчица.
Для тех, кто в курсе, это было более чем смело. Коллеги девушки по службе десятилетиями сидели на берегу. Тогда был чуть ли неписаный закон: из радиоцентра на суда не брать. Только из мореходок, с дневных отделений. А тут из радиоцентра, да еще вчерашняя школьница?! Узнав, что она подала документы, коллеги посмеялись.
— Подала и забыла. Тогда годами народ не получал ответа. И вот, как пишут в сказках, в один прекрасный день заходит начальник службы связи и говорит: "Татьяна, на выход", — продолжает собеседница.
От рефрижераторов до танкеров
Первым судном, на которое она попала, стал рефрижератор "Арвид Пельше". На нем ходили за бананами в Южную Америку. Потом были разные суда, в их числе танкеры "Ояр Вациетис", "Генерал Плиев".
— Однажды мы шли в Анголу и бункеровали там наши военные тральщики: стояли борт о борт в океане и давали им топливо, продукты. А в это время над нами пикировали американские самолеты. Развлекались, — вспоминает Татьяна.
Потом в Анголе две недели жила на советской военной базе: менялся экипаж судна, а самолет, на котором их должны были отправлять на родину, задерживался.
Случилось там и ЧП, правда, не связанное с военными действиями. В воинской части жила обезьяна, которая жуть как ненавидела женщин. А буфетчица судна решила, что обезьяна ручная. И "ути, ути, ути" обернулось серьезным укусом…
Но вот историй, которые показывают в кино — с пиратами, с помощью судам, терпящим бедствия, в биографии судовой радистки не было. При этом дважды в час нужно было прослушивать эфир — нет ли сигнала бедствия.
— Это был период молчания — с 15 до 18 минут и с 45 до 48 каждого часа, — рассказывает бывшая радистка.
— А на связь раньше нужно было обязательно выходить два раза в сутки. Не выходишь — тебе объявляют радиопоиск. В советское время с этим было строго — кровь из носа, но тебя должны слышать…
А как с выходом на берег? Надолго ли выпускали? Всюду?
Практически всюду. Даже в Пакистане — в порту Карачи, где тогда было неспокойно. Но выходить на берег можно было только втроем. Время давали разное — от трех часов и больше. Все зависело от того, когда у кого начинается вахта. Возвращаться тоже обязаны были втроем.
Сколько получали моряки
Разговоры о том, что моряки в советское время ворочали тысячами, Татьяна называет ерундой.
— Моряки в рублях получали мало. Поэтому те, у кого были семьи, вынуждены были покупать то, что потом могли здесь сдать в комиссионки: косметику, тряпки, позже — подержанные машины. За сверхурочные полагались и бонны, на которые можно было отовариться в магазине для моряков "Альбатрос" в Риге. Но цены там были очень высокие. По крайней мере, для меня, — рассказывает Татьяна. Хотя она тоже числилась командным составом.
Впрочем, она не покупала товар для перепродажи — не было той жилки, да и семьи еще не завела. Поэтому ей хватало.
— Это было лучшее время в моей жизни, — не скрывает собеседница. — Я занималась любимой работой и могла увидеть весь мир. Где только не побывала! Эквадор, Колумбия, Китай, Франция, Бельгия… В то время как большинство ровесниц максимум куда могли съездить — страны соцлагеря.
Счастливым то время стало для нее и по той причине, что на судне встретила свою будущую вторую половинку. Познакомились на "Арвиде Пельше" — он был вторым помощником капитана. Потом часто их пути пересекались.
— То вижу его на Кубе — он на одной стороне причала, я — на другой, то в Одессе… А потом поняли, что это — судьба…
Если бы не развал Союза
А точку в "самой счастливой поре" жизни выпускницы мореходки поставил развал страны. Уже в годы перестройки экипажи начали сокращать. Все вздохнули с облегчением, когда убрали политруков — первых помощников капитана. Но затем дошла очередь до судовых врачей, радистов.
Школьница, мечтавшая когда–то об азбуке Морзе, вернулась на берег в радиоцентр. Однако в середине 1990–х и он закрылся. А заодно — все Латвийское морское пароходство, которое когда–то насчитывало около 100 торговых судов: рефрижераторов, танкеров, сухогрузов, контейнеровозов.
— Радисты — фанаты своего дела, — говорит Татьяна. — Если бы вдруг открыли радиоцентр, я бы даже пешком приходила на работу из отдаленного района Риги, где теперь живу. А сейчас мы все, кто остался здесь, собираемся раз в год — на День радио…
Впрочем, и сама профессия радиста ушла в прошлое: на судах теперь спутниковое оборудование. Хотя в российской армии, например, остались специалисты по азбуке Морзе: вдруг компьютеры выйдут из строя.
А работников радиоцентра Латвийского пароходства судьба разбросала по разным уголкам и странам. Кто–то переучился на штурмана, дорос до капитана. У кого–то жизнь не сложилась.
К слову, не все в годы перемен стало со знаком минус.
— Зарплаты теперь достойные. Только нет стабильности. Раньше был стабильный экипаж. Ты знал, что вернешься на этот пароход. Теперь — контракт. Закончился — и никакой уверенности в том, что будет завтра, — заканчивает собеседница…
Илья ДИМЕНШТЕЙН
Фото из семейного архива
