Видео
В мире
На рассвете с высоты стен Монсегюра можно сквозь дымку, поднимающуюся над равниной, увидеть голубую тень моря. Но в ночь на 16 марта 1244 года, ночь накануне падения замка последние катары собрались на его стенах не для этого. Напряженно вглядывались они в темноту и, наконец, увидели его – огонек на заснеженной вершине Бидорты. Это четверо смельчаков разожгли костер, дав знать оставшимся в Монсегюре, что выполнили задание, пробрались через боевые линии осаждавших замок крестоносцев и вынесли с собой катарскую святыни – Мани, или Грааль в христианской мифологии. Катары ликовали, хотя утром оставшихся в замке ждал совсем другой костер…
Римско-католической церкви надолго удалось стереть из памяти даже их имя - ведь катарами их называли только инквизиторы. Сами же они предпочитали именовать себя «апостолы», «христополитане» (граждане Христовы) или просто «добрые люди».
Они и в самом деле были добрыми людьми. Их теологические споры с католиками, например, о богочеловеческой сущности Христа, были непонятны многим современникам и неинтересны большинству потомков. Но разница между ними и «официальной церковью» просто била в глаза. За 700 лет с того момента, как она стала официальной, Римско-католическая курия превратилась к гигантскую корпорацию по выкачиванию денег – со своей сложной иерархией, земельными владениями, политическими интересами. Окормляемая паства должна была молиться, поститься. Бояться гнева господня и, разумеется. повиноваться властям светским и духовным (первым, правда, до тех пор, пока это было выгодно вторым).
Катары же говорили: давайте вспомним о заповедях Христовых. Первые епископы проповедовали в рубище и не гнушались ходить босиком. Катары не строили храмов, молиться можно и под сенью пещеры, в таверне, на лесной поляне. Единственной Церковь Божья в сердце человека, учили они. И еще учили не верить суевериям. «Это не Бог дает такой прекрасный урожай, а унавоживание земли». И призывали видеть в Библии метафоры. Если Иисус исцелял слепых, то от греха - повзоляя увидеть истину. Хлеб, который он роздал 5 тысячам – это духовная пища. Они так и начинали молитву - вместо «Хлеб наш насущный дашь нам днесь…» говорили «Хлеб наш духовный…» Церковь доводила людей страхом перед дьяволом до массовых истерик. Люцифер катаров - это то зло, которое человек должен победить в самом себе.
Каркассон практически не изменился со средневековья.
Катары в отличие от монахов брили бороду, зато отпускали длинные до плеч волосы. Но еще разительнее контраст был в образе жизни, катары действительно соблюдали апостольские заветы, а не только говорили о них с амвонов. Когда посланцы папы Иннокентия III пытались вести открытые теологические дебаты с «добрыми людьми», из толпы насмешливо показывали на их золотые перстни: «Смотрите, эти люди хотят нам проповедовать об Иисусе, который был беден и шел босым!»
Лангедок времен расцвета катаров был самой терпимой и спокойной страной в Европе. Здесь каждый имел шанс стать рыцарем, а графа Тулузского из Рима упрекали в том, что он «в поношение всем христианству отдает общественные должности в руки иудеев».
Но граф Тулузский и союз виконтств, объединённых семьёй Транкавель, правящей городом Каркассоном, покровительствовали катарам и не без дальнего политического прицела. Будучи вассалом короля Франции, дворянство Лангедока мечтало о независимости. Если бы катарам удалось распространить свое учение на другие страны, как это спустя 4 века удастся лидерам Реформации… Развитие Европы могло бы быть ускорено на 400 лет.
Но в 1209 году папа Иннокентий III, почувствовав, что теряет контроль над ситуацией, объявил о неслыханном – о крестовом походе в христанскую страну, в катарский Лангедок. Со всей Европы стекались рыцари, наемники и отпетый сброд. Всем было обещано освобождение от грехов по «тарифу», равному участию в палестинских походах. Когда в Лилле власти задержали грабителя, записавшегося в крестоносцы, архиепископ отлучил их от церкви – в борьтбе с катарами годился каждый.
Для французов с севера это был не столько крестовый поход, сколько окончательное покорение Юга. Катары их интересовали постольку поскольку.
При штурме первого же осажденного города – Безье – были сказаны знаменитые слова: «Убивайте всех, Господь распознает своих!».
15-башенный стены Каркассона, выстроенные готскими королями и домом Тренкавель, считались неприступными. Сам Карл Великий 7 лет осаждал город и только добровольно тот сдался императору. Виконт Раймон-Рожер был полон решимости отсоять Каркассон. Когда крестоносцы предложили ему покинуть город с 12 спутниками по его выбору, он ответил: «Неужели вы думаете, что я способен предать хотя бы малейшего из моих подданных?»
После первого отбитого шутрма крестоносцы пошли на хитрость. Виконта пригласили на переговоры, гарантировав безопасность клятвой Всемогущим Богом. И люди, боровшиеся с ересью, не погнушались клятвопреступлением. Его схватили. Павшие духом горожане, по легенде, в ту же ночь покинули город и ушли по подземному ходу в Черные горы. Остались лишь 500 стариков, женщин и детей, которые не могли выдержать дороги. Тех, кто отрекся от ереси, раздели и пустили бегать по городу «одетыми только в свои грехи». Остальных сожгли.
Осада Тулузы.
Страна ярких красок, царство солнца и лазурного небосвода преобразилась. В каждом городе поднимались теперь к небу столбы дыма – жгли еретиков. В Минерве разом сожгли 140 человек, в Лаворе 400. Лангедокских рыцарей замуровывали в подземелья. Инквизиторы хотели сделать серыми все – людей, их одежду, мысли. «В Тулузском графстве все жители, как дворяне, так и горожане, не имеют права носить модное платье, но должны довольствовать грубо вытканными балахонами».
Имя Симона де Монфора, «наводившего порядок» в Лангедоке, до сих пор тут считается синонимом палача. Имя рыцаря, который после взятия Лавора упросил де Монфора пощадить женщин и детей, оба повествующих об этом хрониста не сообщили – им показалось это «не заслуживающим внимания».
«Прекрасная и обильная земля, свободный, покинувший ночь средневековья и страх светопредставления народ, единственный, достойный считаться наследником «простоты и величия» античности, были уничтожены», - писал Отто Ран в своем классическом «Крестовом походе против Грааля».
Общины катаров укрылись в подполье. Инквизиция заставила всех подозрительных носить желтые кресты (предтеча желтых шестиконечных звезд), нашитых на одежду. И деятельно выискивала «совершенных» - катарское подполье. За одно подозрение грозили пытки и костер. По правилам осужденного можно было подвергать пытке один раз, но папа разрешил - «один раз для каждого пункта обвинения». «Родители вынуждены будут предавать своих детей, дети – родителей. Мужья – своих жен, а жены – мужей», - писал папа Григорий IX. Но пока держался Монсегюр, держалось и катарское подполье.
На северной стороне массива Святого Варфоломея стоят замки Монсегюр, Перелья, Рокафиссада. Густой Бризильянский лес и лес Серралунги защищают их от врагов. Здесь нашли убежище от палачей Рима 200 самых видных катарских клирика – «совершенные».
Монсегюр - последняя твердыня катаров.
Именно здесь хранился Мани, или Грааль – самый таинственный артефакт христианской мифологии. По преданию в эту чашу была собрана кровь Христа, пролитая на Голгофе. Именно поэтому деревянная (как говорится в большинстве легенд) чаша считалась источником жизни и бессмертия. Впрочем, ни одно их преданий о Граале не признано католической церковью. Ни один церковный историк даже не обмолвился о святой чаше. Остались лишь легенды.
«Когда стены Монсегюра еще стояли, в них катары, чистые, охраняли Святой Грааль. И был Монсегюр в великой опасности. Воинство Люцифера подступило к его стенам. Они хотели захватить Грааль, чтобы укрепить его опять в короне князя тьмы, откуда он выпал, когда восставшие ангелы были сброшены с небес. И когда бой был почти проигран, слетела с неба белая голубка, и Фавор распахнулся. Эсклармонда, защитница Грааля, бросила святыню в недра горы, и она затворилась. Так был спасен Грааль. А когда черти овладели крепостью, то поняли, что опоздали, В ярости схватили они катаров и сожгли под городскими стенами…»
Так и было. Больше 30 лет держался Монсегюр, пока не был собран новый крестовый поход. 9 месяцев длилась осада. 28 февраля начались перговоры о сдаче. И лишь 16 марта 1244 года замок был сдан. В ночь перед этим 4 смельчаков смогли пробраться из осажденной крепости и спасти Мани.
Крепость сдалась под обещание сохранить жизнь рыцарям – но только им. 20 из них перед капитуляцией добровольно прошли катарский обряд «крещения духом», зная, что им за это грозит следующим утром. Вместе с катарами – числом 205 человек мужчин и женщин – они были сожжены на поле, которое и сегодня носит имя Camp de cremates – поле костров. Остальные были на долгие годы заточены в подземельях Каркассона.
Катарское подполье, лишившись верхушки, было разгромлено. Но лишь в 1321 году последний катар был официально сожжен на костре.
«Всегда случается большая трагедия, когда цивилизация вплотную подходит к варварству, - написал один из французов, и чтобы ни у кого не осталось сомнения, кого он считает варварами, добавил: - Триумф французов задержал на два столетия продвижение прогресса».
Наверное, это лучшая эпитафия катарам.
Гюнтер КОНЕВ.
