Видео
В мире
«Мои родители жили в окрестностях Вараклян, — начинает рассказ Г. Кечина. — Обычные латгальские крестьяне, их даже зажиточными нельзя было назвать. Корова, свиньи, куры — как у всех.
Когда стали поговаривать о депортациях, отец был уверен: точно не тронут, в семье только что родился ребенок. Нашу семью единственную из всей округи и взяли: маму, папу, сестер — одной три года, другой — 11 дней, дедушку и бабушку по отцовской линии. Ночью пришли солдаты. Конечно, страшный шок для всех. И чуть не забыли младшую сестру. Уже все покинули дом, вышли во двор, и тут раздался плач ребенка. «Эй, матка, кто там у тебя пищит?» — спросил солдат. Так вот и спасли малышку…»
Среди родственников слух прошел, что маленькая девочка умерла в вагоне, и родители выбросили тело. Ходили вдоль железной дороги, искали труп, чтобы похоронить как положено. «Малышка» на днях отметила 80-летие…
Геновефа Кечина родилась в 1951 году в Томской области. До сих пор хорошо помнит адрес: Томская область, Туганский район, улица Коммунистическая, дом 14.
«Родители рассказывали, что местные люди были добрыми. Всё — как в фильме «Долгая дорога в дюнах». Когда его показывали, то папа всегда говорил — «идите смотреть кино про нас», — продолжает Геновефа. — Тайга начиналась рядом с домом, взрослые лес валили, мы собирали летом цветы и ягоды. Помню, там было место, где ромашки росли, очень красивые.
Мама мне их на день рождения дарила, с тех пор это мои любимые цветы. Летом цыганский табор недалеко от нас останавливался, и тогда сосед дядя Миша, живший в Сибири с 1937 года, особо за нами приглядывал и за домом, когда родители на работе были. Украсть что-нибудь могли запросто…»
«Даст Бог — вернемся в Латвию»
Отец семейства в Сибири начал работать столяром, резал на ставнях дубовые листья и желуди, рассказывал детям, что дуб — главное дерево в Латвии, и даст Бог — все вернутся домой:
«У нас никогда не было и мысли там остаться. Молились Богу,
всегда в молитвах Латвию вспоминали, папа всегда показывал ту сторону, где находится наша родина. Да, наша родина, хотя в Сибири нас трое родилось.
Уезжали с двумя девочками, вернулись с пятью. Хорошо помню, как зимой 1957 года папа пришел с работы очень веселый, смеялся, всех обнимал. Мама предположила, что он, наверное, выпил… А он сказал — пришли документы о нашей реабилитации. В мае мы уехали домой».
Обосновалась большая семья в Вилянах, помогли родственники. В прежний дом возвращаться не стали: многое там изменилось.
Вот еще детские воспоминания Геновефы Кечиной: «Помню, как-то домой принесла птенца чибиса, маленького такого чибисёнка. Папа посмотрел, потом так спокойно говорит: «Да, хорошая птичка. Но посмотри — вокруг тебя мама, папа, сестрички. У птички же никого нет здесь, и ты в этом виновата. Отнеси назад, где нашла». И я отнесла. Плакала, но ослушаться папу или обмануть его было нельзя. Меня эти чибисы чуть не заклевали…
В школе и мне, и сестрам приходилось иногда слышать «дети врага народа». Как-то я дома расплакалась из-за этих слов. Папа всё объяснил: «Мы не враги, так сложились обстоятельства. Всё уладится, ты успокойся. Запомни — никогда не отвечай на злобу ни словом, ни поступком».
В новом доме во дворе рос дуб. И как раньше в Сибири снежками, сестры теперь кидали друг в друга желудями.
Вопросы без ответов
В 1968 году Геновефа приехала в Даугавпилс, закончила ПТУ и стала работать на заводе химического волокна — крупном развивающемся предприятии всесоюзного значения: «Учиться было трудно. Я хоть и хорошо знала русский язык, но когда лекции на нем стали читать и надо было конспект вести, я волновалась. Девчонки в группе в основном из Белоруссии, после занятий убегали в соседнюю воинскую часть, я же с конспектами разбиралась».
О ссылке в Сибирь в советское время говорили полушепотом. Отец дожил до Атмоды, умер в 1991-м, но, по словам Геновефы, все события комментировал сдержанно: «Дай Бог, главное, чтобы хуже не стало…»
В 2011 году Даугавпилсский клуб политрепрессированных поздравил Г. Кечину с 60-летием, позвал в гости. А в 2013-м Геновефа клуб возглавила:
«Мне кажется, на многие «почему?» до сих пор нет ответов. Никто так и не объяснил, почему нас тогда вывезли, никто не может четко объяснить, почему сейчас люди уезжают из страны.
Есть какие-то ответы, но они неубедительные. Жизнь идет, она разная… Главное — нет сейчас трагедии. А 25 марта — прежде всего день памяти о тех, кто не вернулся, и это ни в коем случае не разъединяющая людей дата…»
