Видео
В мире
Первое письмо касается поправок к Закону о вузах. Напомню предысторию - в июне прошлого года Конституционный суд постановил, что языковые ограничения для частных вузов не соответствуют праву на образование и свободе научной деятельности. Одновременно он задал ряд вопросов Суду ЕС о возможном несоответствии праву ЕС, это дело еще рассматривается. Сейм оценил возражения Конституционного суда и решил, что на официальных языках ЕС можно преподавать, если все программы соответствующего направления получили высокие оценки во время аккредитации. Поскольку регулирование изменилось, у КС теперь есть возможность прекратить дело полностью, даже не дожидаясь ответа из Суда ЕС - тогда недовольным придётся заново обращаться в КС, заявляя претензии уже по поводу новой редакции.
Как видно, Сеймом решение КС было истолковано максимально узко - суд не упоминал, что нарушение касается только программ на официальных языках ЕС. Тем не менее, президент всё равно остался недоволен, хоть и против дискриминации языков меньшинств не возражал. С его критикой законодательного процесса можно согласиться - не все варианты были взвешены, учитывая, что между внесением законопроекта и его окончательным принятием прошло лишь две недели. Но по существу президент счёл, что было сделано слишком много уступок английскому языку - в законе нет требования, что та программа, которая предлагается на языках ЕС, должна быть доступна и на латышском. На будущее он предлагает в новом законодательстве о вузах регулировать языковые вопросы более подробно, не передавая их на усмотрение вузов. Также президент считает, что языком научных исследований и их публикаций должен быть государственный язык, только в особых случаях надо поддерживать научную деятельность на других языках. Поэтому в конце своего послания он впрямую угрожает не подписывать законы о грядущей реформе высшего образования, если упомянутые ограничения не будут введены.
Однако еще более глобальные последствия может возыметь второе письмо президента - по поводу Основ политики государственного языка на 2021-2027 год, которые предстоит рассматривать правительству. Этот документ был подготовлен министерством образования и науки, особых новшеств не предлагает. Но президент требует более решительных действий.
Уже сейчас Закон о труде запрещает дискриминацию по языку. Это укладывается в рамку директивы ЕС о расовой дискриминации - поскольку дискриминация по языку может быть косвенной этнической дискриминацией, работодатель должен быть способен доказать, что соответствующие знания необходимы (это касается любого языка, включая государственный). Президент предлагает ввести разницу - мол, требование знать русский язык легитимно только тогда, когда деятельность связана с иностранными государствами. То есть, общение с латвийскими нацменьшинствами на их языке легитимным основанием не считается, даже в Даугавпилсе или Зилупе: «Русский язык является иностранным языком, который не является особенным или более привилегированным по сравнению с другими иностранными языками».
До сих пор в языковой политике Латвии проявлялась определенная двойственность: Законом о государственном языке языки меньшинств признавались иностранными, но в отраслевых законах (об образовании, о СМИ) им выделялась официально признанная роль. С течением времени эта роль всё сокращалась - видимо, президент считает, что пора ей положить конец. Особенно пикантно это выглядит в свете разногласий МОН и МИД в процессе подготовки основ языковой политики: когда МОН начал перечислять свои примеры отсутствия образования на других языках («в Германии нет отдельной государственной школы для немцев, сербов, турок и курдов»), МИД подправил - «примеры не отделяют нацменьшинства от групп иммигрантов, а также не отделяют региональные языки от языков нацменьшинств». МИД можно понять - им предстоит на международной арене доказывать, что языки нацменьшинств в Латвии признаются и охраняются. Объяснили бы это президенту...
Еще президент со ссылкой на себя самого и на Конституционный суд напоминает, что смысл государственного языка в создании общего информационного пространства, которое необходимо для демократии. Правда, не совсем понятно, как официальное признание языкоа меньшинств может этой роли помешать - наоборот, их использование в коммуникации с государством зачастую просто необходимо (вспомним информирование о вакцинации). Вообще же стоить отметить, что Закон о государственном языке под международным давлением (в частности, со стороны ОБСЕ и Совета Европы) базировался на менее амбициозной идее - государство вмешивается в языковое многообразие только тогда, когда этого требуют законные интересы общества, соблюдая принцип соразмерности. Верховный комиссар ОБСЕ по национальным меньшинствам писал в 1998 году латвийскому парламенту: «Существуют ограничения на то, что может требоваться и/или запрещаться в отношении использования языков в том, что касается индивидуальных прав человека, включая права лиц, принадлежащих к национальным меньшинствам, что также следует учитывать в связи с более широкой языковой политикой государства».
Если же нам надо государственного языка не столько, сколько объективно нужно, а как можно больше, вся проверка соразмерности сводится на нет. Не остаётся вообще никакого критерия, по которому определить, когда языковые ограничения заходят слишком далеко - ведь при латвийском культурном разнообразии всегда будет кто-то, кто государственным языком не владеет или владеет недостаточно хорошо (и как определить, что есть достаточно хорошо, если критерий - не способность обслужить клиента на латышском в конкретной ситуации, а «демократическое соучастие»?). Так что борьба за государственный язык под чутким руководством президента не будет иметь конца и края."
