Видео
В мире
Такой же «уничижительный характер» силовики обнаружили два года назад в стихотворении Бывшева «Украинским патриотам», где автор призывал не отдавать «ни пяди Крыма путинским чекистам». Тогда, напомним, стихотворение было признано экстремистским. Учителя приговорили к исправительным работам (по ч. 1 ст. 282 УК РФ), запретив 2 года работать в системе образования.
Бывшева приписали к ЖЭКу — подметать улицы и выносить мусор. Так сельский поэт в одночасье превратился в диссидента номер один средней полосы России. Кроме прочего, его внесли в список экстремистов и террористов Росфинмониторинга — что обязывает банки отказывать человеку в клиентских финансовых услугах. Уголовное дело из-за нового стихотворения (все по той же 282 статье) может обернуться для поэта-рецидивиста сроком от 2 до 5 лет.
Начальник орловского ЦПЭ Сергей Стеблецов, как рассказывает мне Бывшев, советовал ему уезжать из России и не ждать, когда ему поменяют статус со свидетеля на обвиняемого. «Сказал, к президентским выборам по всей стране пойдут дела об экстремизме. И мне лучше уехать всей семьей по-хорошему. Так и сказал».
Стихи с георгиевской лентой
Александр Бывшев встречает меня на обочине трассы Москва — Харьков, которая разрезает его поселок. По мокрой земле мы идем к нему домой.
— Так, может, вам действительно уехать? — спрашиваю я его.
— Ну как я уеду? Это что, бросить дом, семью? Да и почему я должен уезжать-то?! — возмущается Бывшев. — Я тут всю жизнь прожил.
Семья Бывшева — это лежачие родители: мать, которая ослепла несколько лет назад, и глухой отец. Все вместе живут в одной квартире, на первом этаже уродливого насыпного двухэтажного дома. Несколько лет назад власти поселка, чтобы не тратиться на ремонт отопления, отрезали дом от теплоцентрали, так что жителям пришлось проводить в квартиры индивидуальные обогревающие системы. Никто из жителей дома не стал протестовать и возмущаться. Вот и Бывшев говорит: «Мы тоже прикинули: капремонт власти все равно делать не станут, а жить как-то надо. Ну мы и поставили тоже газовый котел, как все».
Бывшев приглашает внутрь, мы заходим в помещение с тяжелым запахом. Он просит не разуваться. В гостиной в кресле-кровати лежит его мать. Посреди комнаты рабочий стол с рукописями и множеством карандашей. Книги Чаадаева, Троцкого и Суворова-Резуна. На полу коробки с вещами, пакеты, всюду сушится белье… Я предлагаю Бывшеву все же выйти по улицу.
По каше из снега и грязи, которая разлилась по тротуару, мы идем в центр поселка. Редкие прохожие, попадающиеся навстречу, глядят под ноги, выбирая, где посуше. Издалека Бывшеву машет какой-то человек в распахнутой телогрейке: «Михалыч! Ты держись! Опять на интернетах про тебя пишут. Я с тобой, Михалыч!» «Да это наш городской сумасшедший, — говорит Бывшев, заметно смущаясь. — Кто бы еще так радовался мне».
— Как быстро мы вернулись в удушливые советские времена. И ведь ничего нового, и Пастернака преследовали, и Солженицына, и Бродского, — ровным голосом перечисляет Бывшев.
Бывшев живет на пенсию родителей — «сорок тысяч с прибавками выходит на троих». В старой куртке и резиновых ботинках-галошах он ведет меня по поселку. «С 2014 года я как изгой. Враг народа. Отвернулись все», — говорит. Из-под шапки торчат его длинные засаленные волосы. Иэто совсем не тот Бывшев, которого знали в Кромах раньше.
Строгий учительской пиджак, опрятная короткая стрижка, сияющее лицо на фотографиях областного литобъединения — это Бывшев до 2014 года
Тот Бывшев — это любимец местной публики, призер всероссийских поэтических конкурсов, протеже орловских функционеров от культуры. Публиковался в «Юности», в питерском журнале «Родная Ладога», в московской «Пионерской правде», в «Литературном Башкортостане». Взял третье место в престижном всероссийском конкурсе «Серебряный родник». В 2007 году Бывшев выпустил сборник детских стихов «Солнечный зайчик», имевший популярность в книжной рознице. А в 2013 году при поддержке местных властей был напечатан его сборник с георгиевской лентой на обложке. В него вошли 200 стихотворений Бывшева о Великой Отечественной войне.
Он высмеивал противников войны в Афганистане, описывал гонения прибалтийских правительств на местный русский мир. «Шел в ногу с пятилеткой, был такой период», — говорит Бывшев. Состоял поэт и в орловском литературном объединении, уже собирался вступать в Союз писателей, но не смог найти общего языка с местными функционерами.
— Я хоть и в ногу шагал, но противоречивые ощущения накапливались, — говорит он. — Я себя не сдерживал. В 98-м году в кризис по Ельцину прошелся, далее по Путину, так что меня охотно брали левацкие журналы, и СМИ Жириновского брали, и в нашей орловской коммунистической прессе печатали с удовольствием. Троцкисты тоже печатали…
После разлада с орловскими коллегами отношение к учителю-поэту стало портиться повсеместно. О том периоде Бывшев вспоминает неохотно, но говорит, что вскоре на горизонте замаячил Майдан и он «окончательное перешел в оппозиционное состояние».
«Мы ощутили силу руки Путина»
Стихотворение «Украинским патриотам», которое Бывшев разослал 1 марта 2014 года в украинские и российские СМИ, вызвало немедленный отклик. Стихи процитировали крупные электронные издания. А в поселковой газете «Знамя» вышла статья, посвященная личности самого автора, с заголовком «Таким поэтам места в России нет!». «Наиболее активная и политически грамотная часть молодежи нашего города бьет тревогу, — сообщалось в издании.
— В неспокойное время, когда внешние враги оскалили свои зубы и затаились в смертоносном прыжке, находятся люди, которые подрывают Россию изнутри, действуя как пятая колонна». В послесловии редакция сообщила, что обратилась в прокуратуру Кром за разъяснениями и получила такой ответ: творчество Бывшева взято на контроль, возбуждение ненависти либо вражды будет караться в соответствии с УК РФ, вплоть до 2 лет лишения свободы.
А уже вскоре появилось и уголовное дело.
Суд над Бывшевым начался в марте 2015 года — в Дебальцеве только-только утихла мясорубка, а телевидение еще вовсю будоражило патриотические чувства россиян рассказами о сужающемся кольце врагов. Следователь Дмитрий Зубов, который вел дело, упирал на ненавистнический по отношению к русским характер стихов Бывшева. Ненависть к ним Зубов рассмотрел во фразах «путинские чекисты», «москальская банда» и т.п.
Однако лингвистическая экспертиза, заказанная судом у московских ученых-филологов из центра «ГЛЭДИС», едва не развалила обвинение — разжигание ненависти к русским москвичи не выявили. Тогда «в целях правильного разрешения дела», как откровенно говорится в материалах, суд назначил новую экспертизу — на этот раз сотрудникам криминалистического центра УМВД по Орловской области. На 11 страницах полицейские эксперты подтвердили версию следователя.
Главными обличителями Бывшева на процессе стали его коллеги из кромской средней школы. Ярче прочих звучали директор Людмила Агошкова и учитель английского языка Вячеслав Костяков.
— Понимаете, для нас Путин — особенно после возвращения Крыма — это кто-то, заставивший русских поверить в себя, — давала показания Агошкова. — Мы ощутили и силу руки, и твердость намерений. И когда Крым вернулся — мы все приветствовали: «Крым наш!» И он всегда был нашим. И только Бывшев написал: «оккупанты»… Что с ним случилось — я не знаю. Раньше ведь он писал другие стихи — про войну с фашистами, про лирику, про детей…
— Бывшев откровенно поддерживает разрыв нашего народа! Он поддерживает право украинцев на независимость и европейский выбор, — обвинял коллегу учитель английского языка Костяков. — При помощи своих покровителей Бывшев призывает к убийствам русских.
В числе покровителей учитель английского называл Русский ПЕН-центр, телеканал «Дождь» и западных литераторов.
Другие учителя, выступившие на процессе, присоединились к осуждению русофобских стихов, хотя и не смогли вспомнить их содержание.
Судья Маргарита Гридина, удовлетворенная показаниями коллег и полицейской экспертизой, приговорила Бывшева к 300 часам исправительных работ.
«Твои хохлы выиграли на Евровидении, а нас опять попытались унизить!»
С критикой Бывшева выступили многие заметные фигуры поселка. Прежние товарищи не могли простить ему «перемену принципов». Те, кто не был знаком с учителем, решили также не оставаться в стороне.
«Я сам помогал ему издавать стихи. Хорошие были стихи, а потом что он начал писать гадости про нашу Родину? Он умный человек, зачем он это все начал?» — говорил глава Кром Андрей Усиков.
После суда на квартиру, где Бывшев живет с родителями, дважды совершались нападения — неизвестные разбивали кирпичом окно. Кроме того, соседи жаловались районным властям, что на форточке бывшего учителя висит украинский флаг. Бывшев вспоминает о сообщении, которое получил после конкурса «Евровидение-16»: «Твои хохлы выиграли, а нас опять попытались унизить. Ты, конечно, рад, что Украина победила. Небось, уже и стишок про это сочинил? Это мировой заговор против России. Нам объявлена война, и ты в ней на стороне наших врагов. С такими, как ты, надо поступать по законам военного времени, как с предателями и шпионами».
В семь утра 28 августа 2015 года Бывшева разбудил стук в дверь. Видеть тех, кто пришел, Бывшев не мог — в двери не было глазка. На лестничной площадке, как выяснилось уже через минуту, толпились сотрудники Центра «Э».
«Кто там?» — спросил из-за двери Бывшев. «Из «Новой газеты», — ответили сотрудники ЦПЭ и через секунду промаршировали в квартиру с постановлением об обыске. Полицейские объяснили, что накануне кто-то пытался поджечь здание кромской прокуратуры: «Вы у нас теперь по всем таким делам будете подозреваемым номер один».
Бывшев рассказывает, как год назад его вызывали в полицию на беседу. Полицейских интересовала заказанная им по интернету книга Феликса Лурье «Нечаев. Созидатель разрушения». Бывшев до сих пор не знает, как сотрудникам стало известно об этой онлайн-покупке.
«Спрашивали, понравилась ли мне книга, что в ней есть интересного. Затем попросили принести чек. Не знаю, что их так встревожило. Наверное, название».
«Уже не до стихов, слушай. Кушать что-то надо!»
Кромы находятся в 40 километрах к югу от Орла по харьковской трассе. «Поселок городского типа, промышленный узел района с населением 7 тысяч» — так о нем сказано его в официальных документах Орловской области. Надо отметить, что в поселок Кромы превратился только в советское время, а до этого был городом с увлекательной историей.
Первое упоминание Кром датируется наравне с Москвой — 1147 годом. В XV веке здесь был свой князь с мощной крепостью, который не подчинялся Москве и дружил с Литвой, соперницей Московии в борьбе за русские земли. В Смутное время в Кромах два года укрывался и держал оборону Лжедмитрий I, сумевший обаять местных жителей. Затем успех предшественника повторил и Лжедмитрий II, собрав из неугомонных кромчан войско для похода на столицу.
В Гражданскую войну Кромы опять стали плацдармом для наступления на Москву — теперь уже белогвардейцев. Но и эта история закончилась провалом. Летопись Кром вообще насыщена событиями, которые могли бы изменить историю страны. Жители города, можно сказать, всегда были в авангарде и пламенно откликались на каждую авантюру — по крайней мере, так было до Гражданской войны. Затем в Кромах утвердилась советская власть, население сократилось вдвое, а большевики лишили это неспокойное место городского статуса, превратив его в село. С тех самых пор вплоть до всеобщей травли и суда над школьным учителем Бывшевым в 2015 году хроника Кром не имела особенно ярких эпизодов.
Ярким эпизодом в жизни Кром мог бы стать экономический кризис, если бы это явление было исключительно местным.
В 2015 году в поселке стала расти безработица. Собственные доходы местного бюджета (и без того очень скромного) составили в 2015 году 14,8 млн рублей. В 2017 году, если судить по официальному прогнозу кромской администрации, доходы упадут до 11,2 млн. Малый бизнес, на котором держалась экономика поселка, пришел в упадок. Производство, созданное в советское время, остановилось в Кромах еще в 90-е годы.
Можно сказать, что сейчас себя хорошо чувствуют только местные силовики, ставшие бенефициарами преследований учителя в 2014–2015 годах. На фоне всеобщего патриотического угара повышение по службе коснулось почти всех участников дела против поэта-экстремиста. Например, основной следователь по делу Бывшева Дмитрий Зубов стал заместителем начальника межрайонного СУСКа.
Прокурор Кромского района Максим Гришин, давший в марте 2014 года старт расследованию, отправился вскоре в Орел — на должность начальника управления по надзору за исполнением федерального законодательства облпрокуратуры. А старший помощник прокурора Лилия Лаврова, которая когда-то была ученицей Бывшева, инициировала включение его стихов в реестр экстремистской литературы — и также получила продвижение в Орле.
«Все-таки плохой я учитель, — грустно замечает Бывшев. – Она же была у меня лучшей ученицей, одни пятерки ставил, и вот так предала за карьеру… Сам долго не мог поверить, но потом мне сказали, какие там зарплаты. А больше людям ничего не надо».
От патриотического ликования 2014–2015 годов сегодня почти не осталось следа. Но соблазн стремительного карьерного роста не дает покоя уже новому поколению силовиков.
Новое дело по стихам Бывшева ведут уже другие люди. Из прежних остался разве что следователь. Дмитрий Зубов, молодой невысокий мужчина лет 30, сидит в отдельном кабинете местного СКР. Одет он как конферансье — в парадный черный костюм с черным галстуком и белой рубашкой. Заглядывая в его кабинет, Бывшев спрашивает, когда вернут изъятый на экспертизу по новому уголовному делу компьютер: «И что там вообще с этим делом? Живу в неизвестности».
«Вы не волнуйтесь, мы вас вызовем, всему свое время, а пока расслабьтесь», — говорит Зубов. «А компьютер?» «Компьютер ваш еще не изучен, да куда же вы так торопитесь!» — улыбается следователь, который, похоже, в хорошем настроении. Правда, когда в кабинет вхожу я, разговор уже не клеится.
— Как продвигается новое дело? — спрашиваю.
— Мне некогда, — мрачнеет Зубов.
— Теперь вы торопитесь?
— Меня сегодня прокурор ждет, — Зубов начинает беспокойно перебирать бумаги. — А с прессой общаться я не уполномочен.
Новый прокурор района Алексей Трянзин держит дело Бывшева на контроле, но разговаривать со мной тоже «не имеет полномочий». У Трянзина мягкий голос и дорогие часы. «Вам надо беседовать с Орлом», — говорит он и дает номер телефона официального представителя ведомства, старшей помощницы областного прокурора Елены Семиной. Но у той, как выяснилось, «есть полномочия говорить только с региональными СМИ, а с федеральными должна говорить генпрокуратура».
Бывший владелец кромской автомастерской на улице 25-летия Октября Самвел Чалоян никогда не видел осужденного за стихи учителя. Но говорит, что два года назад осуждал его вместе со всем городом.
— Такие стихи писать про Россию и президента — это предательство, — говорит Самвел Чалоян. — Он же русский человек! Как он мог вообще так писать?
— А вы помните, что он писал?
— Грязь лил на родину! Что-то там про Крым — наш, не наш. Против наших действий на Украине высказывался. Сам я не читал, конечно, но люди тогда приходили ко мне в магазин, рассказывали — ужас просто, кошмар! Мы все его осуждали.
— А сейчас не осуждаете? — спрашиваю.
— А он и сейчас снова пишет? Не слышал, не знаю. Да и магазин-то пришлось закрыть мне, кризис начался — вот как раз его судили.
— Сейчас у него из-за стихов новое уголовное дело.
— Не знаю. Уже не до стихов, слушай! — говорит Самвел. — Кушать что-то надо, кручусь как белка, таксую. Таких, как ты, целый день вожу, на еду вроде зарабатываю.
Бывший предприниматель везет меня в бордовых «Жигулях» из прокуратуры на вокзал. «Прокуратура — мечта! Кризис, не кризис, сидишь в тепле — хорошо. В полиции тоже — хорошо! Все отсюда уезжают или в Белгород, или в Москву, а если ты у государства кушаешь — не надо никуда ехать. Россия, брат, так и живем». «Так, а про Бывшева что вы теперь думаете?» — спрашиваю. «Про поэта того? — оборачивается Самвел. — Не надо было ему так грязь лить на отечество. Зачем? Был парень нормальный, как все — наш парень! И вдруг — такое. А главное, на хрена? Пытаюсь я его понять и не могу».
«Мы поддерживали вас на кухне!»
В офисном здании в центре поселка совсем тихо и пусто, свет горит только в помещении редакции газеты «Заря».
В кабинете за внушительным столом вычитывает полосы редактор газеты Светлана Нашиванко. В углу комнаты — выключенный компьютер со старым большим монитором. Узнав во мне коллегу, Нашиванко неожиданно выскакивает из-за внушительного стола и кричит: «Пресса с Москвы? Я ничего больше не скажу!»
— Ни мне, ни нашим читателем Бывшев не интересен, — говорит она, не давая вставить слово. — Я его плохо знала, практически никак. А потом приезжали эти ваши коллеги с Москвы и такое про нас написали! Хотя я им ничего и не говорила, потому что ну чего о нем было говорить!
— Но зачем тогда вы опубликовали обличительную статью?
— Я опубликовала?
— Ну в вашей ведь газете.
— Газета не моя, — заявила Нашиванко. — И лично мне вообще нет до него дела. Зачем он мне? У меня свои дела есть, своя семья, свои близкие.
— Но человека могут лишить свободы, а вы к этому приложили руку.
— Я приложила? Да мне все равно на него, я же вам сказала! Я делаю газету, вы мне мешаете!
Об Александре Бывшеве не хотят теперь говорить даже те, кто давал против него показания в суде два года назад. Директор школы Людмила Агошкова отказалась разговаривать со мной. Другие учителя быстро разошлись по домам. Оставшаяся в здании завуч Ольга Смолякова сказала, что уже не припомнит русофобских стихов Бывшева. «А вот детские стихи у него были очень хорошие», — сообщила молодая женщина.
Мужа директора школы Василия Агошкова, еще одного местного поэта, мы с Бывшевым встречаем в центре поселка. «Все к вам журналисты ездят, Александр Михайлович, — говорит он. — Я двадцать томов стихов написал и никого не заинтересовал, а вы поскандалили — и вон что». Агошков замечает, что жена его была бы рада взять Бывшева назад, но «директор школы — человек подневольный, наверху могут не понять».
— Захотел славы Александр Михайлович, вот и пошел на рожон, не сиделось ему спокойно, — продолжает поэт Василий Агошков. — Вам бы, Александр Михайлович, девчонку за сиську потрогать, совсем другой бы был человек, а вы прославиться хотели.
— Каждый поэт хочет быть услышанным, — отбивается Бывшев. — Пастернак называл стремление к славе естественным. Вы-то сами не ради себя 20 томов написали?
— Сам я страну свою грязью не поливал, моя лира созидает. А вы все на Пастернака равняетесь, — говорит Агошков. — Вы раньше тоже писали, кстати, неплохие стихи, потом вас потянуло на политику. Чему тогда удивляться? Взяли бы вас тогда в Союз писателей под крыло, и не было бы теперь этой глупой истории. Жалко мне, конечно, вас.
— Почему тогда не пожалели на суде, раз вам жалко? Ни слова поддержки не сказали, говорили только мерзости. Колеблетесь вместе с линией партии?
— Мы вас поддерживали дома на кухне! Мы до сих пор поддерживаем, но ситуация вы же видите какая вокруг, Александр Михайлович, поэтому не надо обижаться. Вы же интеллигентный умный человек!
«Нет, я ни о чем не жалею, — сказал Бывшев, когда мы прощались. — Если вернуть все назад, я ничего бы не изменил. Только родителей жалко».
Кромы — Орел
P.S.
Сотрудники кромской полиции задержали фотокорреспондента «Новой» Влада Докшина во время его встречи с Александром Бывшевым. Днем 7 марта наш фотокор приехал на съемку к герою предстоящей публикации. Вместе они отправились на прежнее место работы Бывшева — в поселковую школу, но попасть внутрь не смогли — двери были заперты. Как выяснилось позже, директор школы Агошкова, увидев их в окне, приказала закрыть школу, а сама вызвала полицию. Влад Докшин и Александр Бывшев были задержаны через полчаса в центре поселка. Полицейские доставили их в отделение и потребовали написать объяснительные — с какой целью они ходили к школе.
