Видео
В мире
Весной 1931 года в Ригу приехал выдающийся русский композитор, ученик Петра Ильича Чайковского и Александра Порфирьевича Бородина Александр Константинович Глазунов. В Национальной опере давали его балет "Раймонда" — дирижировать пригласили автора. Он дал согласие и впервые отправился на берега Даугавы.
Композитор родился в Петербурге в семье купцов–книгоиздателей. Издательство Глазуновых было известно по всей России. Наследник выбрал другую стезю: о таланте юного композитора заговорили, когда он еще учился в гимназии: свою первую симфонию написал в 17 лет! Вскоре она зазвучала с больших сцен.
В конце 1920–х маэстро покинул Россию, но никогда не расставался с советским гражданством — жил в Париже с "серпасто–молоткастым" паспортом. Белая эмиграция не могла это принять: агент большевиков!
А уехал Глазунов из советской России потому, что новая власть его доконала. Большевики старались привлечь композитора, человека с европейским именем, свободно говорившего на нескольких языках, доктора Кембриджского и Оксфордского университетов, к различным мероприятиям типа смотра баянистов и гармонистов. Он не мог заставить себя заниматься этими "новшествами", но открыто протестовать тоже был не в силах. На фотографиях того времени выглядит грустным, понурым…
В консерватории его не любили, считали стариком, ретроградом. Да и как иначе могли относиться к композитору старой школы, лично знавшему классиков мировой музыки, пролеткультовские "новаторы", требовавшие сбросить классику с парохода современности? Впрочем, в 1922 году в связи с 40–летием творческой деятельности ему было присвоено звание народного артиста республики.
Юбилей был отмечен рядом авторских концертов и постановкой балета "Раймонда". Тем не менее против Глазунова в консерватории были настроены как некоторые профессора, желавшие более прогрессивных методов преподавания, так и студенты, жаждавшие большей свободы.
Осенью 1928 года композитор был приглашен в Вену на композиторский конкурс, посвященный столетию со дня смерти Франца Шуберта. Он поехал в Вену со своей женой — Ольгой Николаевной Гавриловой. Из Вены они выехали в Прагу, далее в Дрезден, Лейпциг и, наконец, оказались в санатории в замке Хорнегг в Гундельсхайме, где Глазунов прошел месячный курс лечения. Из Германии они переехали в Париж. Командировка заканчивалась, и нужно было возвращаться в Россию, но ухудшившееся здоровье не позволяло этого сделать.
Возвращаться в советскую Россию композитор не спешил. А на вопрос, какая причина заставляет его задержаться за границей, отвечал, что "хотел бы еще подлечиться" и что вернуться в СССР он хочет "в более или менее здоровом состоянии".
Поселился он в Париже. Выезжает в Испанию, Германию дирижировать своими сочинениями. В марте 1931 года Глазунова пригласили в Латвию — в Национальной опере давали балет "Раймонда". В Риге на вокзале 66–летнего маэстро встречала большая делегация во главе с профессором консерватории Язепом ВИТОЛСОМ. Пришли коллеги Витолса, студенты, балетмейстер театра Александра Федорова…
Приезд Глазунова совпал с Днями русской культуры в Риге. В большом зале Русской основной школы открылась выставка гравюр и литографий "Эпоха старого Петербурга" — с видами Северной столицы XVIII и начала XIX века. Там были представлены работы известных графиков из частных собраний.
Как старый петербуржец, Глазунов изъявил желание посетить выставку. Об этом узнали газетчики — на выставку пришли журналисты "Сегодня". На следующий день в газете появилась заметка с фотографией. На снимке — композитор с супругой Ольгой Николаевной среди организаторов выставки.
Рижане, встречавшиеся с Глазуновым, оставили его словесный портрет. Высокого роста, довольно грузный, ходил спокойно и медленно, внимательно разглядывал старые гравюры, погружаясь, видимо, в воспоминания тех лет, когда жил в Петербурге и был директором Петербургской консерватории. Говорил тихо и к концу фразы совсем понижал голос. В связи с предстоящей постановкой его балета он ответил журналисту, какой, в его понимании, должна быть музыка для балета.
За дирижерским пультом в Национальной опере маэстро увидели 31 марта 1931 года. Излишне говорить, что был аншлаг. В те годы оперный театр переживал подъем — его возглавила бывшая прима петербургской Мариинки Александра Федорова. Весной 1931 года в Риге собиралась танцевать и Анна Павлова. Не успела — звезда балета умерла. Федорова устроила концерт памяти Павловой, на котором сама танцевала "Умирающего лебедя" Камиля Сен-Санса. Эту партию публика смотрела стоя.
В Риге Глазунов провел несколько дней, дважды дирижировал "Раймондой". Во время прогулок с рижскими друзьями рассказывал о встречах с Чайковским, Бородиным, давал оценку творчества известных композиторов. Он особенно ценил Чайковского, говорил, что, знакомясь с его первой симфонией, Петр Ильич заметил:
"Дивлюсь, Саша, твоему таланту. У тебя неисчерпаемые запасы музыки, а вот, по–видимому, ты стараешься придумывать темы… Темы сами приходят и сами складываются. Надо только уметь угадать их полет, ну, и дать им оправу…"
Профессор Латвийской консерватории Язеп ВИТОЛС был среди тех, кто встречал композитора на Рижском вокзале…
Говорил Глазунов и том, что думает о несомненно русской музыке:
"Ведь у Глинки какое гениальное равновесие между Бетховеном и Россией, но нигде нет ни славянофильских лаптей, ни кваса, ни избяного запаха…"
О Листе говорил без дипломатии:
"Обаяние Листа было неотразимо. Но тут все–таки Чайковский остается прав: в Листе слишком давала себя знать привычка к куртизанству и к утонченным заигрываниям с католицизмом. И доигрался. Пришлось выбирать между необходимостью жениться на княгине Витгенштейн — ярой католичке или, чтобы избавиться от ее фанатизма, принять сан аббата. Какая–то игра у Листа–композитора и с музыкой: талантливый умница в нем преобладал над гением, а роскошный виртуоз и кавалер — над глубоким, великим артистом…"
Самому Глазунову, по воспоминаниям современников, претило всякое позерство. Несмотря на то что в эмиграции он жил скромно, много помогал нуждающимся студентам консерватории… Композитор умер через пять лет после рижского концерта — в Париже, в 1936 году.
Один из рижан, встречавшихся с ним в Риге в 1931 году, спустя долгие десятилетия за границей неожиданно столкнулся с женой композитора. Было это в Иерусалиме в 1964 году. По святым местам русских паломников водила матушка Александра, в которой бывший рижанин вдруг узнал Ольгу Николаевну Глазунову. Оказалось, что после кончины супруга, еще в Париже, она стала "тайной монахиней", не нося монашеского одеяния. Потом переехала в Иерусалим.
Матушка очень внимательно слушала рассказы соотечественников о пережитом. Мысли ее часто возвращались к России, ей очень хотелось, чтобы там наступила лучшая жизнь. Самое удивительное, что у матушки сохранился номер рижской газеты "Сегодня" с фотографией, где они с мужем стояли среди рижских знакомых.
Дочь Глазуновых жила в Европе и навещала мать каждый год. Приезжала с супругом — немцем, перешедшим под влиянием жены и тещи в православие. Ольга Николаевна Глазунова почти на сорок лет пережила мужа — она скончалась в Иерусалиме в 1970–х.
Илья ДИМЕНШТЕЙН
