Видео
В мире
От певички к императрице
Жан Кокто как-то сказал, что имя Марлен Дитрих начинается как ласка, а заканчивается как удар хлыста (в немецком, где фамилию можно прочитать как Дитрищ, это еще более заметно).
Удивительно, но это не псевдоним, а настоящее имя. Ну почти: Марлен - это сокращение от Мария Магдалена. И так она начала называть себя не когда начала сниматься в кино, а еще девочкой, в 11 лет.
Детство ее особенно интересным не назовешь. Судя по мемуарам, главным событием ранних школьных лет стали уроки французского: она влюбилась и в этот язык, и в эту страну (лето 1914 года, когда Германия с Францией стали врагами, а любимая учительница-француженка уехала на родину, принесло юной Марлен много страданий). Кроме того, она много играла на скрипке: родители всерьез готовили ее к карьере профессиональной скрипачки. Воспаление сухожилия на руке положило этим планам конец.
Однако с мыслью о сцене Дитрих не рассталась - и отправилась в школу легендарного режиссера и педагога Макса Рейнхардта. Большой театральной актрисой она не стала: исполняла небольшие роли, выступала в ревю, где впервые попробовала себя в качестве певицы... И успела появиться в двух десятках немых фильмов, прежде чем снялась в первом звуковом, который ее моментально прославил. Он назывался «Голубой ангел» и вышел, когда Марлен было уже под тридцать, а поставил его Джозеф фон Штернберг - режиссер, который буквально создал из Дитрих легенду.
Конечно, он влюбился в нее, а она всю жизнь называла его гением, величайшим режиссером и величайшим оператором... В своей автобиографии фон Штернберг заметил, что без него Дитрих осталась бы никем. Когда ей процитировали эти слова, она ответила: «Да, это правда. Я делала только то, что он мне предлагал». С помощью диеты, костюмов, грима, наконец, просто игры света и тени он превратил довольно пухленькую певичку в загадочную и неотразимую диву.
И этот процесс занял у него всего пару лет: в 1929-м Дитрих практически никто не знал, а в 1932-м она уже была суперзвездой Голливуда (куда они со Штернбергом перебрались из Германии). Семь фильмов, которые они выпустили за пять лет (кроме «Голубого ангела» это «Марокко», «Обесчещенная», «Шанхайский экспресс», «Белокурая Венера», «Распутная императрица», «Дьявол - это женщина»), со временем стали классикой.
Простой пример того, как Штернберг работал с Дитрих, из ее рассказа: «Я вспоминаю «Марокко». Там была сцена с актером Гэри Купером. Я должна была пойти к двери, обернуться, сказать: «Подожди меня», - и уйти. Фон Штернберг сказал: «Иди к двери, обернись, сосчитай до десяти, скажи свою реплику и уходи».
Я так и сделала, но он очень рассердился: «Если ты так глупа, что не можешь медленно сосчитать до десяти, считай до двадцати пяти!» Мы снова и снова повторяли эту сцену. Я думаю, что повторяли ее раз сорок, и считала я уже до пятидесяти. Я не понимала, в чем здесь дело. Но на премьере «Марокко», когда наступил момент моей паузы и слов: «Подожди меня», - зал вдруг разразился аплодисментами».
Не факт, что все эти фильмы были образцами высокого искусства. «Марокко» натолкнуло Полин Кейл на одну из самых знаменитых фраз в истории мировой кинокритики: «Это потрясающий трэш, но фильмы так редко представляют из себя великое искусство, что если мы не научимся ценить потрясающий трэш, у нас почти не останется причин ими интересоваться». Конечно, ключевое слово тут все-таки «потрясающий».
Дитрих, игравшая то шпионок, то куртизанок, а то и вовсе императрицу Екатерину II, казалась неотразимой, экзотической, загадочной, и эта магия не выветривалась потом десятилетиями. «У них был стиль, у них было изящество», - пела Мадонна о звездах старого Голливуда, и именно Дитрих имелась в виду в первую очередь (она прямым текстом упоминалась в песне «Vogue», и режиссер клипа Дэвид Финчер повторил в нем знаменитый портретный кадр из «Шанхайского экспресса», осветив Мадонну точно так же, как фон Штернберг освещал Дитрих).
Даже до СССР в середине 30-х докатилась ее слава - правда, в несколько извращенной форме: героиню фильма Григория Александрова «Цирк» зовут Марион Диксон, а ее импресарио - Франц фон Кнейшиц. И более чем очевидно, на каких актрису и режиссера намекал Александров.
В Германии её считали предательницей
Дитрих не пропала и после того, как их сотрудничество со Штернбергом прекратилось. Большие фильмы выходили один за другим: «Желание», «Ангел», «Дестри снова в седле»... Геббельс лично предлагал ей вернуться в Германию, чтобы стать звездой Третьего рейха номер один. Вместо этого она стала голливудской антифашисткой номер один, приняла американское гражданство, демонстративно отказавшись от немецкого, и когда США вступили во Вторую мировую, начала активно распространять облигации военного займа (многие голливудские звезды этим занимались, но Дитрих собрала больше всего денег).
В 40-е, правда, начались сложности с кинокарьерой: все-таки Дитрих шел пятый десяток. Ей долго удавалось сохранять красоту, но популярность шла на спад. Ее приглашали большие режиссеры - Билли Уайлдер, Альфред Хичкок, а позже Орсон Уэллес и Стэнли Крамер, - но кино стало занимать в ее жизни все меньше места. Зато в 50-е и 60-е она нашла себя на сцене в качестве певицы и стала активнейшим образом гастролировать. Хуже всего ее встретили в Западной Германии - буквально плевками в лицо: там не разбирались, что она боролась с нацизмом, видя в ней только предательницу отечества. А лучше всего ее встретили в СССР.
Хотела увидеть «этого знаменитого Евтушенко»
Россию она давно обожала. Ее дочь вспоминала: «Она романтизировала Россию. Она всегда хотела сыграть Анну Каренину, ненавидела Грету Гарбо за то, что в фильме по «Анне Карениной» снялась она, и отказалась его смотреть». После гастролей в Советском Союзе Марлен Дитрих писала: «В московском аэропорту собрались сотни журналистов, они не задавали глупых вопросов, которыми мне обычно досаждали в других странах. Их вопросы были очень интересными».
Кстати, на той пресс-конференции она спросила о Константине Паустовском, который был одним из ее любимых писателей. Тот лежал в больнице с сердечным приступом, но нашел в себе силы добраться до ее концерта и выйти на сцену; «Я была так потрясена его присутствием, что, будучи не в состоянии вымолвить по-русски ни слова, не нашла иного способа высказать ему свое восхищение, кроме как опуститься перед ним на колени».
Еще она интересовалась Евгением Евтушенко, чьи стихи тогда производили сенсацию во всем мире. Он вспоминал: «У меня дома была Марлен Дитрих - хотела увидеть «этого знаменитого Евтушенко». И знаете, что она сделала? Она сказала: «Могут ваши гости выйти на секунду из комнаты?» Попросила у меня большое полотенце. И когда мы вошли, она стояла совершенно голая на столе. Только закутанная - голова была закутана, шея закутана... Она сказала: «Женщина стареет с шеи». У нее было совершенно молодое тело. Вот сделала фокус! Мы обалдели просто! Восторг был полный. Главное - это был жест доверия... Она спрыгнула со стола, спела а капелла «Джонни», знаете эту песенку?..»
Дитрих во время визита в СССР было 62 года.
«Отчего швыряешь своё сердце мужчине, готовому сбежать?»
Конечно, о ее романах ходят легенды. Как ни странно, она полвека официально была замужем и дорожила душевными отношениями с супругом Рудольфом Зибером - но верности ему, мягко говоря, не хранила. Она спокойно заводила отношения с партнерами по фильмам, могла крутить два-три романа одновременно, об этом судачил весь Голливуд - да и сама она ничего особенно не скрывала.
В нее был влюблен, например, Эрих Мария Ремарк. За несколько лет отношений она много раз доводила писателя до исступления и тяжелых запоев своими изменами (справедливости ради, и он никогда не был особенно склонен к моногамии).
Ремарк изнывал, но как хвостик повсюду следовал за ней, будучи включен в ее свиту. Одна биограф писала: «Марлен не желала иметь с Ремарком любовных отношений, но не собиралась отказываться от него как от сопровождающего обожателя. Да и зачем ей было отказываться от этого, если судить с ее точки зрения? Он был замечательный мужчина, как все о нем думали, видный, надежный, великолепный рассказчик - и преданный раб. Однако не всегда и не все любят своих рабов...
В их отношениях было все, что сопутствует отношениям мужчины и женщины - будь то брак или любовная связь. Партнер повязан по рукам и ногам, он может уйти только тогда, когда ему позволят, чтобы не потерять его окончательно, чтобы быстро вернуть его, когда он уйдет слишком далеко. Когда Бони (прозвище Ремарка. - Ред.) начинал негодовать и клясться, что больше никогда не увидит ее, Марлен тотчас приглашала его вместе провести вечер, и он, млея от счастья, принимал эти крохи ее благосклонности. До следующего раза».
А самой большой ее любовью был, видимо, Жан Габен, выдающийся французский актер. Она вспоминала: «Я встретила его, когда он приехал в Голливуд, выбравшись из оккупированной Франции через Испанию. Как обычно, на помощь позвали меня, а это означало говорить на его языке, переводить, заботиться о французском кофе, французском хлебе и т. п.». И эта забота о коллеге переросла в бешеную страсть.
Норма Боске, помогавшая Дитрих в последние годы жизни, приводит в своих мемуарах ее неотправленное письмо к Габену - оно нашлось в архивах после смерти актрисы. «Сколько лет жизни отдала бы я, чтобы лишь на секунду увидеть тебя. Жан, я люблю тебя! Все, что я могу дать тебе, - это свою любовь. Если ты не хочешь ее - значит, моя жизнь окончена навсегда. Потому что если ты не любишь меня, тогда всему конец. (...) Я лежу в постели. Но тебя нет со мной. Мне так грустно, что хочется умереть. Отчего так вот швыряешь свое сердце и столько жгучей любви тому из мужчин, кто готов сбежать, едва только на него призывно посмотрят голубые глаза?..»
«И это, - пишет Боске, - несмотря на то, что Габен - сколько раз она мне рассказывала - вел себя с ней как распоясавшийся мужлан. Да, грубая скотина! Любовь с ним сильно отдавала «свинством». Немногие знают, что он поколачивал ее; поневоле приходится верить, что ей это нравилось!»
Увы: «Она не могла родить ребенка от Габена, а он-то хотел этого больше всего на свете. Он и женился на очаровательной молодой особе, так похожей на Марлен! И у них были общие дети; Марлен имела случай увидеть Габена с его будущей женой. Какой шок она испытала...»
Дитрих прожила на свете долго - она умерла в 90 лет. В последние годы ей не хватало ни средств к существованию, ни здоровья, она страдала от одиночества (отношения с дочерью и внуками были плохими, к тому же Дитрих жила в Париже, а дочь и внуки - в Америке). И она пряталась от людей, стараясь, чтобы никто не видел ее старой и немощной. Легенда оказалась важнее жизни - и легенда продолжается через много лет после того, как закончилась жизнь.
