Вот сидишь ты в дальнем углу песочницы, и у тебя там танковое сражение. Наши наступают, фашисты взрываются, дел невпроворот. И тут хоп — за твоей спиной появляется девочка! Девочка лет четырех, с куклой под мышкой. Она минуты две молча и неодобрительно смотрит на тебя, а потом спрашивает: "А что это ты делаешь?" Ты ей, конечно, не отвечаешь. Потому что вопрос глупый.
"Ты слепая, что ли? Ты сама не видишь, что тут танковое сражение и фашисты взрываются?" А она видит. Только не то, что видишь ты. Она видит мальчика, который перекопал всю песочницу, у которого песок и в носу, и в ушах, и даже на голове. В одной руке у него пластмассовый танк без гусениц, в другой — оловянный солдатик с оторванной ногой, которого он с криком "Дыдыщ!" подкидывает вверх, и чему–то бурно радуется. Ну не дурак?
И сейчас девочка объяснит тебе, что ты идиот. И игры у тебя дурацкие. И вообще ты весь грязный и в песке, и я щас пойду нажалуюсь воспитательнице, и она тебя в угол поставит. Ты терпишь до последнего в надежде, что это существо с косичками сейчас уйдет и оставит тебя в покое. Но маленькая ножка в коричневом сандалике наступает на твои баррикады и окопы. И автоматически рука поднимается сама, и маленькой ведьме прилетает в лоб пластмассовой лопаткой.
Ведьма громогласно ревет, на рев прибегает воспитательница, читает тебе лекцию о том, что девочек обижать нельзя и ты теперь должен попросить у Светы прощения. Ты смотришь на коварную Свету, на то, с каким победным видом она стоит возле воспитательницы, силясь выжать из себя еще пару слезинок, и всем своим мужским нутром чувствуешь: это бабский заговор!
Почему ты должен извиняться за то, что эта гадкая Света сама первая начала? Почему тебя никто не хочет слушать? Почему все твои попытки рассказать о том, что Света наступила на твои окопы, никто не слушает? Ты обидел девочку — и неважно, как и почему. Ты виноват и давай–ка извиняйся, дружок. Хочешь ты этого или нет. Иначе сейчас ты пойдешь стоять в угол, а вечером твоей маме на тебя нажалуются, и мама, твой самый родной человек, тоже скажет: "Коля, как ты мог ударить девочку лопаткой? Немедленно и при мне извинись перед Светой!"
Вот так, в четыре года от роду, мальчик становится мужчиной. Мужчиной, который на своей шкуре понял, что с женщинами связываться — себе дороже. Лучше промолчать. И упаси бог замахнуться на нее лопаткой! Женщины обладают волшебным даром материализовать прям из воздуха еще пару–тройку каких–то теток, которые над тобой нависнут и будут взывать к твоей совести и принуждать извиняться ни за что вообще. А ты всего–то играл в танчики!
Ты пришел с работы, уставший и голодный, а жрать дома нечего! Потому что жена твоя на диете. Значит, в этом доме месяц никто не будет жрать, даже кот. И попробуй хоть слово сказать на эту тему! Жена зарыдает в голос, скажет, что ты скотина, ведь на диету она села только ради тебя! А ты, вместо того чтобы оценить ее жертвы, еще и оскорбляешь ее, прося кусок мяса?!
Не, ты можешь сколь угодно долго пытаться ее переорать и кричать о том, что она тебе и так очень нравится, и не надо ей никаких диет, и вообще она очень красивая и худая, но все тщетно. Тебя никто не слышит. Она рыдает в телефонную трубку, жалуясь на тебя своей маме и десятку подружек. И все они очень ей сочувствуют и говорят: "А мы тебя предупреждали, что он козел и мудак! Ты ж не слушала…"