Купцы Шутовы из Московского форштадта

Среди старинных рижских купеческих фамилий — Шутовы. Их рижская родословная начинается с середины XVIII века. Тогда вместе с еще 300 семьями они были перевезены в Ригу из Новгорода в качестве оплота русской власти. Жили в Московском форштадте, дома в котором, согласно высочайшему указу Екатерины II, могли покупать лишь потомки русских купцов. Один из Шутовых — Игнатий — на рубеже XIX–XX веков был владельцем огромных амбаров на берегу Даугавы, нынешних Красных Спикеров. В них складировали зерно, которое потом отправляли за границу. По соседству располагались амбары другого известного купца — Кузьмы Игнатьевича Мухина, деда выдающегося скульптора Веры Мухиной. Кузьма Мухин торговал пенькой, из которой делали корабельные канаты. Среди матросов Рижской гавани шутили, что этой пенькой со дна морского можно достать затонувший корабль — настолько они были прочными. Шутов был и крупным домовладельцем — построил дом на Столбовой (Стабу, 17), несколько дач в Эдинбурге (Дзинтари) и Майоренгофе. Но богатые русские люди старой закваски считали ниже своего достоинства просто набивать карманы. Были известными благотворителями, меценатами. Игнатий поддерживал самую большую русскую газету в крае — "Рижский вестник", состоял в обществе гарантов Русского театра. Само собой разумеется, жертвовал храмам. А еще был долголетним предводителем Русского клуба, который располагался в "Улье" — в здании, где сегодня находится Русский театр. Не менее известно было среди рижан и имя брата Шутова — Сергея. Он был литератором, часто публиковался на страницах "Рижского вестника". Заметки эти интересны и сегодня. Рассказывают о том, как жила в XIX веке Рига, как чувствовали в ней себя русские купцы. "О настоящем беседовать и в самом деле неловко, а о прошлом — дело другое и сподручнее вспоминать, как живалось, бывало, в Риге в старину русскому купечеству, — писал в 1870 году в предисловии к одной из публикаций Сергей Шутов. — Я прирожденный рижанин, родился в Риге, торговал и проживал в Риге и не думаю о выселении. Вспомнить мне тоже есть что и рассказать можно немало, — коли не будете взыскательны и не будете от меня требовать того, чего я исполнить не в состоянии". О своей семье Шутов вспоминает: "Дедушка мой, а потом и батюшка еще в прошлом столетии (XVIII веке) торговали в Гостином дворе полотнами, преимущественно же железом и салом. Торговля их в свое время была далеко не из последних, и фирма их пользовалась большим кредитом и известностью… Дедушка был человек очень известный не только между своими и чужими купцами в Риге, но и между московскими, и одарен был необыкновенными природными способностями и пониманием обстоятельств, дел и людей. Он и мой батюшка отлично понимали смысл старинной пословицы: ученье — свет, а неученье — тьма, а потому заботились, чтобы мы с братом даром не баловались, а чуть лишь подросли — нас выучил родной дядя русской грамоте…" Бытует мнение, что в то время люди долго не жили: не было современных лекарств. Чушь! Лекарства были не нужны. Лечились народными средствами. Русские купцы в Риге "жили лет по 75, по 85", — пишет мемуарист. "Мы не только не любили лечиться, но и почти не хворали. Если русскому рижанину в давние времена вдруг нездоровилось, он поступал просто: шел в баньку, там его растирали спиртом или редькой, и… "пациент" приходил в норму". Жители Московского форштадта любили хорошо поработать и хорошо погулять, не соблюдали никаких диет и нисколько не ограничивали себя в еде, пили странный чай из "меду и перцу". Летом могли забраться в пруд, поставить в холодной воде столик и долго общаться друг с другом. "Сидят купцы в воде, чаи распивают, беседу ведут, и ничего. Такое уж здоровье железное было, что его ни жар, ни холод не брали", — отмечал Сергей Шутов. Во время "польской смуты" в 1831–м в городе была создана Рижская необмундированная гвардия. Ружья ей не выдали, но тесаками снабдили. "Купцы, приказчики, конторщики, мастеровые — все вступили на службу (во второй раз — в первый в 1812 году русские купцы и мещане стали на совершенно равной ноге с немецкими), — вспоминал Шутов. — …Сборное место у нас была Большая гильдия. Караульные и свободные от службы солдаты, т. е. молодые бюргеры, соберутся, бывало, в это сборное место. Пойдут песни, а больше пивом да пуншами надувались. Эдак–то, подкрепившись для храбрости, прогулявши всю ночь, солдаты расходятся по домам и ложатся спать. На другой день хозяин приходит в лавку. Где приказчик такой–то или конторщик такой–то? "Спит, сейчас только с караула сменился", — отвечает другой конторщик, который сам ждет не дождется своей очереди сходить на сборное место. "О, черт!" — бывало, скажет хозяин, а ничего не поделает: служба ведь". В августе 1831 года Варшава была взята. А через три месяца по многочисленным просьбам хозяев лавок, которым надоели загулы их работников, гвардию расформировали. Военная тревога кончилась, жизнь Риги снова вошла в наезженную колею. Интересно, что в 1820–е годы немецкое купечество лучше знало русский, чем спустя 50 лет. "Немецкое купечество тогда вовсе не брезговало ни русским языком, ни русскими купцами, — пишет Шутов. — Когда мой батюшка в начале 1820–х годов купил дом на Зюндерской улице (ныне Грециниеку. — И. Д.), перестроил его, то к освящению и обеду пригласил всех своих знакомых русских и немецких купцов. Помню как теперь, что из немецких купцов были на обеде Тотлебен (отец знаменитого генерала), Дрепс, Цандер, Гутцейт (аптекарь)… и многие другие. И все они знали по–русски и все говорили с нами по–русски, а теперь подите — кто из их детей умеет по–русски? Да почти никто". Судьбе было угодно, чтобы Шутовы связали свой род с немцами — Йорданами. Сестра Сергея — Надежда Игнатьевна вышла замуж за Михаила Васильевича Йордана. Их внук — Алексей Борисович Йордан, проживавший в Америке, в 2001 году побывал на родине предков в Риге. Рассказывал, что род дворян Йорданов ведет свое начало из Саксонии. Представители этой фамилии были связаны еще с крестовыми походами. — Мой прапрадед Август Христиан обосновался в Ревеле (Таллине), — вспоминал Алексей Борисович Йордан. — Приняв русское подданство, стал бургомистром этого города. Его сын от второго брака с дворянкой из рода фон Витте — мой прадед Фридрих Вильгельм Йордан окончил Михайловское артиллерийское училище в Санкт–Петербурге и сделал отличную военную карьеру. В Крымскую кампанию 1854–1855 годов он состоял в артиллерии Усть–Двинской крепости возле Риги и оборонял ее от английского флота. Участвовал и в Русско–турецкой войне, отличился при штурме Никополя в Болгарии. За что получил орден Св. Владимира из рук императора Александра II. Все Йорданы приняли православие. Мой отец уже родился православным — благодаря рижскому браку деда Михаила Васильевича Йордана с Надеждой Игнатьевной Шутовой! По российским законам, если один из родителей был православным, их дети тоже были православными. У отца когда–то хранилась фотография бабушки и деда с очень интересной надписью: "Помни, Боря, что я решилась выйти за твоего отца, немца по происхождению, только после того, как он на настойчивые просьбы прибалтийских немцев использовать связи при дворе для отмены какого–то неприятного распоряжения ответил отказом". И добавил: "Я русский по воспитанию и всем во мне обязан России. Поэтому против русских законов не пойду". Так что Йордан — фамилия русская… Дед, Михаил Васильевич Йордан, был направлен из Москвы в командировку в Ригу. Командировка затянулась, он женился на Надежде Игнатьевне Шутовой и навсегда связал свою жизнь с Ригой. Впоследствии был известным судьей, человеком строгих принципов и высоких моральных качеств. Илья ДИМЕНШТЕЙН. 18 июня 2015. №24