Большие города со сложной историей — такие, как Лондон, — состоят из параллельных реальностей. Сменив сферу общения и место жительства, мы "проваливаемся" в одну из них и проходим метаморфозы: кто–то из банкира превращается в мусорщика, кто–то, напротив, выходит победителем и получает шанс… Живя на границе "английского Лондона", наш спецкор Екатерина Антипова заглянула в альтернативный "русский Лондон", где каждый прибывший ищет свою нишу и место в структуре одной из мировых столиц. Ее очередной герой — она сама:
Катя, 33. Полтора года в LONDON.РУ
—Я карьеризмом не страдала и никуда уезжать из Латвии не собиралась. Эмигрирующим же друзьям внушала: "Где родился — там и сгодился". И если они возвращались, не упускала шанса подбросить: "Ну я же говорила…" Пока одним ноябрем сама не улетела на Кипр с полупустым чемоданом. Что оказалась сюрпризом для всех, включая саму себя.
В оправдание побега я потом приводила личные, жилищные, финансовые причины. Все это была наглая ложь: случайно услышанная от знакомой история о ее командировке в Никосию открыла мне новую реальность, в которой теплой зимой, в легких туфлях, по асфальту, заваленному апельсинами, ходят люди. Через пять минут все, что мне хотелось, — это незамедлительно примерить такую жизнь на себя. То, что это может не произойти, приводило меня в ужас.
На Кипре я провела 6 лет, счастливо деградируя в жаре и лени.
Интуиция настояла
— К 30 годам в южном "отпуске" пробилось ощущение неприкаянности. Я занялась поиском нового дома, выбирая между Берлином, Сингапуром и Лондоном.
Последний вариант у местных вызвал целый везувий мрачных пророчеств: "Попрощайся со своим образом жизни", "Будешь жить в шкафу", "Думаешь — приедешь и сразу попадешь в богемное общество?", "Загнешься на какой–нибудь ужасной работе", "Ты там будешь второй сорт" — и прочие казни лондонские.
Работающие на Кипре британцы, видя меня с учебником английской грамматики, ехидно интересовались: "Что, хочешь быть единственным человеком, который говорит на английском в Лондоне?"
Так настойчиво меня еще ни от чего не отговаривали.
Но интуиция твердо стояла на своем: туда! Мотивации добавляли коллеги по работе, получившие со старта в два раза бОльшую зарплату из–за "опыта работы в Лондоне", который на деле ограничивался наличием акцента и непомерным поглощением кофе; списки театров, работающих по понедельникам, и книжных магазинов, открытых до 9 вечера.
Я взялась учить язык: прочитывала по 15 книг в месяц, слушала радио. Не любить Дэвида КЭМЕРОНА начала раньше, чем произносить на английском "подвернутая лодыжка", чтобы она не звучала как "извращенец–дядя" (twisted ankle/twisted uncle). Составила список "Сделать первым делом в Лондоне" и заучила, что же наливается в чашку первым — молоко или все–таки чай.
В отличие от героев историй "Мне было нечего терять: развод, бизнес.. некуда деться", которые я слышала с начала этого проекта, мне было чем жертвовать и что оставлять…
На второй день после переезда я пришла в Британский музей отпраздновать свой день рождения и начало новой жизни. Я ожидала фанфар, монументализма и позолоченных мумий, но первое, что встретило меня в главном фойе на постаменте, — депрессивный глиняный жираф а–ля… гжель.
Да–а… Бросить высокооплачиваемую работу, разорвать помолвку, съехать с квартиры в центре города, оставить проверенных друзей, чтобы приехать и увидеть ЭТО…
Зарождение патриотизма
— И до меня дошло. Все вдруг стало реальным: съемная келья в третьей зоне города, в которой теперь жить год… а может, и 10 лет. Полчаса пешком мимо мещанских домов до ближайшей станции. Отсутствие магазинов поблизости. Диета "из консервной банки". Унылая работа в офисе.
Но вот как–то, медленно погружаясь в чрево метро на эскалаторе, я переваривала необходимость вносить покупку носков в месячный план растрат во избежание банкротства. Достигнув дна (пока — подземки), я решала: прыгать в поезд или уже под поезд, когда меня перехватили "гости столицы".
На ломаном французском, который все парижане выдают за английский, меня (?!) обругали за античеловеческое устройство нашей (!) подземки. В метро я сама к этому моменту была второй раз в жизни, но на меня нахлынул патриотизм.
"Все у нас логично! Вам на эту ветку, через 7 станций пересадка. Там смотрите на электронное табло, а то на одной остановке — поезда на 4 разных направления", — мстительно услав их самым длинным объездным путем, я приободрилась, вытащила список "Сделать первым делом", вычеркнула "Британский музей" и "Выучить французский" и перешла к остальным 243 пунктам…
Лондон обескураживает. "Макбет" в шекспировском "Глобусе" может оказаться на китайском. Чеховская "Чайка" в переводе и постановке на английском вдруг становится "комедией". На книжных ярмарках издания XIX века уходят за 5 фунтов. В ночные автобусах царит анархия: на втором этаже продолжается вечеринка "Для тех, кто не успел". Излюбленные местные "Дружить с теми, кто живет дальше пятой зоны, — того не стоит" и "Не встречаться взглядом ни с кем в общественном транспорте!" недействительны с 1 часа ночи до 6 утра.
Скоропостижные знакомства перерастают в стандартные отношения: в Лондоне с друзьями видишься раз в полгода, и в основном они нужны для поддержания чувства вины за не уделенное им время.
Через месяц я добралась до Сохо. Бродя по самой "сомнительной миле города", я подустала. Облокотилась о стену, которая оказалась дверью — и разверзлась. В перевернутом виде промелькнули потолок, Шарль де Голль в рамке, лица с признаками интеллекта. Над барной стойкой клубы свежего перегара нависали над старыми. Тут пили с 1891 года. "Ну вот, а грозили, что не попаду в богему", — приземляясь прямиком на руки редакторскому составу The Guardian, подумала я.
"Профессиональная побирушка"
В таком обществе "консультант по банковским переводам" — недостаточно творческая профессия. Надо было срочно соответствовать. "Благотворительность" звучит гордо, как мне тогда показалось, и я устроилась "сборщиком средств".
Или, как выразился мой брат, — "профессиональным побирающимся".
Позвонив по объявлениям, я получила приглашения на все интервью. Я заподозрила неладное, но отступать было некуда: офисная зарплата подходила к концу, а благотворительность оплачивалась еженедельно.
Вооруженная "MaxMara пальто + Louis Vuitton сумка" для первого впечатления, ровно в 12 pm я вежливо жала на домофон первой компании, пригласившей меня на интервью. Полдень закончился. Пошел отсчет времени до английского чаепития. Ничто не нарушало моего одиночества на крыльце. Мысленно оценив оставшиеся на счете деньги, я воткнула палец в кнопку и оставила его там на 5 минут.
Дверь наконец–то открылась. В комнате на старых кожаных диванах сидели человек двадцать арабской и африканской наружности. Десять из них — с чемоданами. Было непонятно: это те, для кого собирают деньги, или все же потенциальные коллеги ждут собеседования. Очень полный рыжий англичанин в джинсах и байке, судя по всему, выполняющий функции секретарши, диковато оглядел меня, уронил пиццу на клавиатуру и спросил, не ошиблась ли я дверью. Я не стала его разочаровывать…
Во второй организации дверь открыли сразу. В стандартном офисе за столом для переговоров заполняли анкеты человек пятнадцать, с кофе и без чемоданов. Отборочный тур напоминал телевизионные шоу "Англия ищет таланты" и "Последний герой": 10 часов мы разыгрывали по ролям сценки, сочиняли тексты. Я жалела, что не захватила с собой рояль: вероятность песенно–танцевального номера возрастала с каждой минутой. И примерно каждые полчаса мы теряли одного из участников. До финала дожили трое.
Следующим утром нас поздравили с этим достижением и ввели в курс последнего теста на умение заинтересовать незнакомца.
Для прохождения теста выданный нам предмет будет необходимо обменять у прохожих на что–то полезное. При этом давить на жалость объяснениями про интервью запрещается — так же, как просить/принимать наличные. Остановить человека для разговора надо за 3 шага — дальше идти с ним нельзя, это уже считается преследованием.
С этим напутствием меня высадили напротив главного входа в "Савой", дали для обмена деревянную палочку для размешивания кофе и сообщили, что у меня есть 15 минут.
Стояли ли вы когда–нибудь напротив входа в самый знаменитый 5–звездочный памятник роскоши (привратник, дворецкий, 7 ресторанов) с одноразовой палочкой из Starbucks в руке, пытаясь остановить и заинтриговать ею человека, идущего поглощать жаренный на углях шатобриан (для тех, кто случайно не знает: изысканный стейк из говяжьей вырезки. — Ред.) с овощным суфле?
Это были 5 самых долгих минут моей жизни, но я дошла в обменах до зажигалки — и победила.
В виде приза я получила возможность делать примерно то же самое пять дней в неделю по 9 часов. Только вместо зажигалок надо было добыть банковские данные и подписанное разрешение от жертвы на снятие со счета 10 фунтов ежемесячно, а вместо одноразовых приборов вручить ему… ничего.
Чего бояться после такой работы — не ясно.
Хотя прошло уже много месяцев, но, видя на улице ребят, одетых в куртки с логотипами благотворительных обществ, обращающихся ко мне: "У вас есть минутка?", я подавляю в себе вопрос: "А на что ты, финалист, обменял свою палочку?" — и, криво улыбаясь, пробегаю те четыре шага, за которыми лежит дозволенная мне законом свобода не слушать и не участвовать…
Второй сорт — не брак!
Прошел год. Сменив работу и переехав в другой район, я "провалилась" в русский Лондон.
Первая забавная черта "наших", приехавших раньше: максимум ко второй встрече они расскажут: "Здесь ты гастарбайтер, не общайся с местными, а оставайся с нами. Мы своих не обидим".
Выходцы из обеспеченных семей, закончившие школы с языковым уклоном, не преминут добавить, что твой английский плох, акцент — ужасен, образ мыслей — восточноевропейский, позорный. Вот и открылось, кто именно считает нас "вторым сортом", — мы сами. Сбылось последнее пророчество кипрских друзей, но я пережила и его не дрогнув.
Конечно, это отчасти шутка. Несмотря на раздражающие мелочи, стремление к кастам и разделению на сообщества, мы все имеем завораживающий общий элемент, побудивший нас из всех городов мира не просто выбрать, но и остаться в Лондоне.Ру.
И я не могу отказать себе в охоте на него, сколько бы интервью у меня это ни заняло. У меня есть время. Жизнь не стала легче, но уехать нет даже зародыша мысли: эта страна дала мне все — научила варить яйца в микроволновке за одну минуту и просыпаться утром с предвкушением дня.