Но надо также понимать, что нечто, вызывающее огромный интерес в настоящий момент, с большой долей вероятности уже в следующий момент перестанет быть актуальным. Так что я наслаждаюсь всем этим лишь до определенной степени и не расстроюсь, когда это однажды закончится.
— Откуда взялась эта двоякая оценка?
— На самом деле я с самого начала была настроена довольно скептически, как бы странно это ни показалось. Я уже ребенком хотела стать только актрисой. В девять лет благодаря отцу мне представился шанс пойти в актерскую школу и стать девочкой-актрисой. В то же время у меня было ощущение, что я не готова к этому шагу.
Поэтому я сказала родителям: «Нет, я пока не могу». Они, конечно, удивились, потому что до того я им все уши прожужжала, что хочу стать актрисой. Но они увидели, что я настроена серьезно, но мне нужно несколько больше времени — в конце концов, мой отец сам работает в театре. Так что я решила в тот момент отказаться и действовать по другому плану.
— Что это был за план?
— Я хотела пойти в актерскую школу, когда мне исполнится 18 лет, и стать актрисой уже во взрослом возрасте.
— Как можно в 11 лет быть настолько разумной?
— Нам, наверное, можно не бояться, что вы когда-нибудь потеряете чувство реальности, не так ли?
— Если ты целиком и полностью отождествляешь себя с профессией, то рискуешь, что твое сердце окажется разбито, если в какой-то момент что-то пойдет не так, как ты ожидал. Я если ты отождествляешь себя со своим образом в головах поклонников, то твоя жизнь окажется совсем мелкой. И однажды ты будешь сидеть в своей вилле на Голливудских холмах, и все твои мысли будут вертеться лишь вокруг следующей роли или вокруг отсутствия новых ролей. Так жить я не хочу. Жизнь намного более многогранна, чем успешная кинокарьера. Карьера — это лишь часть жизни.
— В новом фильме «До встречи с тобой» ваш образ сильно отличается от прежних образов.
— Почему?
— В моем представлении вы этакая властительница, командующая целыми армиями, уничтожающая врагов. А в новом фильме вы предстаете такой нежной и милой.
— А разве быть нежной и милой — это плохо?
— Это просто нечто совсем другое.
— Ну, во-первых, у меня нет какой-то особой стратегии при выборе новых ролей. Я не хочу вводить вас в заблуждение многообразием моих кинообразов, да это и не сработало бы. Но я готова к экспериментам. На самом деле то, что я стала известной благодаря именно «Игре престолов», было скорее случайностью. Потому что характер моей героини меньше всех остальных моих ролей похож на мой собственный. Хотя некоторые ее черты мне присущи.
— Вы можете быть властной и жестокой?
— Определенно, на свете есть люди, которые пробуждают во мне Кхалиси — можете мне поверить.
— Что это за люди?
— Вы бы видели меня, когда я получаю штраф за неправильную парковку! Но на самом деле Лу из «До встречи с тобой» мне намного ближе, чем Мать драконов. Она — именно та невинность, какой я сама была в юности.
— Где же осталась эта невинность?
— Боюсь, невозможно повзрослеть и при этом остаться совсем невинной. Жизнь отучает нас от этого, не так ли? Но читая сценарий, я вспоминала, как сама жила на протяжении довольно долгого времени. Но это звучит как-то слишком прагматично. Я по-прежнему ношу эту невинность в себе. Просто большую часть времени мне приходится казаться взрослой — взрослее, чем я есть на самом деле. Поэтому мне было очень легко играть эту роль.
— Этот фильм можно назвать по-настоящему «слезоточивым». Вы можете по-прежнему плакать в кино? Или это довольно трудно, когда сам снимаешься?
— Чтобы я прослезилась, это должен быть по-настоящему хороший фильм. Однако я действительно могу прослезиться, когда смотрю фильмы из моего детства, фильмы, которые я любила еще до того, как узнала, что происходит за кадром. Есть некоторые романтические комедии из 1990-х годов — вроде «Неспящих в Сиэтле» или «Когда Гарри встретил Салли», или «Вам письмо». Мег Райан и Том Хэнкс всегда заставляли меня прослезиться.
— Где остаются ваши эмоции, с которыми вы играете, когда рабочий день заканчивается?
— Иногда эти эмоции не отпускают меня и вечером. Тогда я наливаю себе бокальчик виски и сижу, обуреваемая всеми этими мыслями. Это особенно опасно для молодых актеров. В театре это еще опаснее, потому что тебе приходится вызывать в себе эти эмоции каждый вечер, и получается, что ты каждый вечер погружаешься в эту «мрачную зону».
Иногда эмоции действительно берут верх над тобой, и тогда бывает совершенно не важно, ощущал ты их только на сцене или разбередил в себе какую-то давнишнюю боль. В кино дело обстоит несколько иначе. Тем не менее, переживания иногда настигают меня даже через несколько месяцев после окончания съемок. Я становлюсь этакой большой «губкой», впитывающей в себя все эти эмоции.
— Когда работа заканчивается, вы не проваливаетесь в некую «дыру»?
— Время после окончания работы над каким-то проектом может быть очень грустным. Тогда мне приходится стараться вновь окунуться в реальную жизнь. Собственно, поэтому я и не люблю перерывы между съемками — предпочитаю сразу браться за новый фильм. Тогда я погружаюсь в новую роль и забываю старые эмоции. И дальше все идет по кругу. А потом наступает истощение, и вот тогда мне требуется отпуск.
— В прошлом году вас признали «Самой сексуальной женщиной из живущих на Земле». Что вы ощущаете в этой связи?
— Тут такое дело: когда я вечером иду в бар, друзья смеются надо мной: «Смотри-ка, вон идет самая сексуальная женщина на Земле!» Если честно, то мне это все еще кажется чем-то очень странным. Это история, которую я когда-нибудь с удовольствием буду рассказывать внукам: «Ребята, вы не поверите, но ваша бабушка когда-то была „самой сексуальной женщиной на Земле“!» Возможно, когда-нибудь, на старости лет я буду гордиться этим титулом. А сейчас он мне кажется странным. Но бывают вещи и похуже.
— Но ведь титул «самой сексуальной женщины» имеет несколько иной подтекст, нежели титул «самого сексуального мужчины», не так ли?
— Вы совершенно правы. Несмотря на этот титул, мужчины могут ощущать себя «реальными парнями». А женщина низводится тем самым лишь до своей сексуальной привлекательности. Так что, будучи актрисой, не стоит воспринимать его слишком серьезно, потому что иначе ты окажешься слишком уязвимой. А в этом бизнесе быть уязвимой — не самый лучший вариант.
— Как вы защищаетесь, чтобы не быть уязвимой?
— Я родилась такой. Во мне горит этот огонек, и я всегда была очень страстной, когда приходилось говорить, что мне что-то не нравится. И раз уж вы меня успели спросить, что во мне есть от Кхалиси: больше всего в жизни меня огорчает несправедливость. Она меня просто бесит. И именно эта ярость делает меня сильной. И тогда моя сила становится небольшим оружием, которое я всегда ношу с собой. Я могу быть весьма суровой, если потребуется.
— Еще я не могу не спросить вас о дублершах в ходе съемок «Игр престолов».
— У меня нет дублерш. Да, я сама раздеваюсь перед камерой. В первом сезоне мне предложили прибегнуть к помощи дублерш, но я отказалась. Потому что это было бы какое-то очень странное ощущение. Точнее меня можно было видеть обнаженной лишь от пупка и выше. А это я как-нибудь переживу.
— Вы сейчас не жалеете об этом?
— Нет. Но меня постоянно спрашивают об этом — снова и снова. В некоторых интервью это и вовсе является главной темой. И меня это постепенно уже утомляет.
— Почему вашим партнерам-мужчинам по «Игре престолов» никогда не приходится раздеваться?
— Это главный вопрос, не правда ли? Нам, определенно, нужно равноправие, когда речь заходит об «обнаженке» на экране.
Кристиан Ауст, Frankfurter Allgemeine Zeitung.