Видео
В мире
Станислав Крючков: Геннадий Эдуардович, мы обычно начинаем с вопроса о самом сложном жизненном решении нашего героя. Для затравки просим вас признаться в том, что сейчас, окидывая жизнь взглядом, стало самым ответственным, непростым, определяющим, может быть, в частной жизни, может быть, в карьере, может быть, в истории взаимоотношений. Возьметесь этим поздним, кстати, первым летним вечером этого года ответить на этот вопрос?
Геннадий Бурбулис, первый и единственный Госсекретарь при Президенте РФ, социальный мыслитель, создатель школы политософии «Достоинство»: Да, у нас с вами хороший день для поздней встречи — начало долгожданного лета. И таким эпиграфом к нашему с вами вечернему диалогу может быть максима Давида Самойлова, у которого сегодня, кстати, тоже юбилей.
В поэме «Сон Ганнибала», посвященной пушкинской истории нашей российской земли, есть такие принципиальные, пронзительные и во многом совпадающие с концепцией вашей и нашей передачи формулы: «Мы дети вечности и дня, грядущего и прошлого родня».
Я давно, часто и охотно, в раздумьях и с трепетом рассказываю про эту максиму. А на тот вопрос, который вы задали, она тем более поможет мне ответить. Согласитесь, человеку, который ровесник победы 1945 года, наверное, много чего удалось пережить веселого, грустного, трепетного. Но мне очень нравится этот ваш вопрос, и я на него отвечаю сегодня следующим образом. Для меня вот уже практически 29 лет был и остается самым важным, самым сложным, самым трепетным испытанием 8 декабря 1991 года.
С. Крючков: Подпись под документом в Беловежской пуще.
Г. Бурбулис: Когда Геннадий Бурбулис, сын и внук литовских мигрантов, сын Белоноговой Валентины Васильевны, русской, рожденной в Луганске, как второе лицо в российском формирующимся государстве, вместе с президентом Ельциным подписал соглашение о Содружестве Независимых Государств — документ, который изменил ход мировой истории.
Документ, который уникален по своей сущности — и человеческой, и политической, и исторической, и политософской. Потому что тогда, 8 декабря, нам удалось обеспечить невероятное — обеспечить мирный распад советской тоталитарной империи и тем самым предотвратить кровавый передел советского наследства в условиях страны, уже во многих отношениях неуправляемой.
Нам тогда удалось завершить тяжелейшей этап, можно сказать, испытаний, тревог, надежд и некоторых восторгов, когда в 1989 году начали радикальные преобразования советской системы под аккомпанемент перестройки и гласности Михаила Горбачева.
После этого уже был потрясающий по своему необычному вдохновению, историко-культурному и политическому, Съезд народных депутатов СССР, где мы непосредственно близко сошлись, познакомились с Борисом Ельциным. И самое главное — начался Съезд народных депутатов СССР в 1990 году, когда мы 29 мая в 3-м туре избрали Бориса Ельцина главой республики. Вот, если не углубляться и не предаваться…
С. Крючков: Мы в том или ином виде еще, безусловно, углубимся. Правда ли, что та самая формулировка «СССР как геополитическая реальность прекратил свое существование», фигурирующая в этом документе, о котором вы сейчас говорите, принадлежит вашему перу? Эти несколько слов, которые, как в последующем скажет нынешний, теперь действующий президент, ознаменовали собой то, что он определил, по сути, как геополитическую катастрофу. И, кстати, как вы относитесь к этой максиме, к этой путинской формулировке?
Г. Бурбулис: Да, правда, что когда мы исчерпали все возможности убедить уважаемого Леонида Макаровича Кравчука, президента Украины, неделю пребывающего в этом выдающемся статусе, вернуться к теме каких-то новых, может быть, союзных договоренностей — обновленный союз, конфедеративный союз, он отверг это без рассуждений. Более того, позволил себе такую форму: «Я уже президент, я опираюсь на волю референдума народа Украины и вообще я не знаю, кто такой Горбачев и где Кремль. Я президент независимой Украины».
И мы нашли вот эту формулу, вспоминая послевоенную историю великой английской империи. И она звучит так: «мы — 3 государства, образовавшие в 1922 году Союз ССР, констатируем, что Союз СССР как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает свое существование».
Да, я признаю, что в тот момент, сложный и творчески непредсказуемый, удалось так лаконично, четко и достаточно содержательно сформулировать эту нашу историческую миссию. И хочу, чтобы вы меня поняли и разделили со мной это переживание и такую непростую гамму чувств.
С одной стороны, мы не могли разъехаться, не предприняв каких-то важных решений. С другой стороны, мы нашли безупречную легитимную формулу. В дальнейшем оставалось за несколько часов составить текст этого соглашения. И с третьей стороны, и Россия, и в дальнейшем все республики бывшего Союза, которые в качестве учредителей вошли в наше соглашение, получили свой исторический шанс.
Марина Максимова: Геннадий Эдуардович, хотела вас спросить по поводу цифр. Как вы смотрите, например, на такие цифры? Опрос «Левада-центра» — всего 2 года назад, чуть меньше: 68% россиян хотели бы возвращения к социализму и Советскому Союзу. Причем число россиян, которые ностальгируют по СССР, достигло максимума за 10 лет. Вот вы, как человек, который имеет непосредственное отношение к этому процессу, как смотрите на эти цифры?
Г. Бурбулис: Согласитесь, мои уважаемые коллеги из «Левада-центра» всегда это отражали, что эти цифры, можно сказать, не являются исторической правдой. Они в большей степени могут носить некий кратковременный, ситуативный, какой-то социально-психологический ресурс.
М. Максимова: Так сколько лет уже прошло. Какой же это кратковременный?
Г. Бурбулис: Ностальгировать по Советскому Союзу сегодня — это, на мой взгляд, тот самый тяжелый, болезненный синдром, которые я называю постимперским синдромом. Это сложное заболевание, когда у определенной части российского социума (а нас 146 миллионов) отсутствует то, что очень важно сегодня — культура памяти.
И между прочим, определение Владимира Путина о геополитической катастрофе эту форму такого наивного и в некотором смысле очень опасного беспамятства так или иначе культивирует и поддерживает.
Если бабушки, дедушки или взрослые родители захотят рассказать более четко и внятно, куда они собираются возвращаться и что они понимают сегодня под возвратом в Советский Союз, мне кажется, им будет очень трудно это сделать аргументированно и убедительно.
