Видео
В мире
Рига не просто коротенький эпизод в биографии баснописца. Он провел здесь два года. Иван Андреевич прибыл в Ригу в первых числах октября 1801 года. Он был назначен "правителем канцелярии" рижского генерал–губернатора Голицына.
В это время в России началось царствование Александра I — на смену казарменным порядкам Павла пришла эпоха либеральных преобразований. Многие вельможи вернулись к службе. Среди реабилитированных и князь Сергей Федорович Голицын, сосланный Павлом в глухое село в Малороссии. Александр не просто "выписал" князя из ссылки — назначил его генерал–губернатором Риги и края. В свою очередь, Голицын, заступая в новую должность, вспомнил о домашнем учителе своих семерых детей — Иване Андреевиче Крылове. И предложил ему место руководителя, или, как тогда называли, правителя канцелярии.
В архивных документах видел рапорт Голицына российскому Сенату с просьбой утвердить Крылова в должности, а также "пожаловать его в титулярные советники". Первую часть просьбы Сенат утвердил, вторую оставил без ответа. Вероятно, там не забыли проделок молодого литератора.
До назначения в Ригу Крылов был известен в литературных кругах, однако до всенародной славы ему было еще далеко. В начале литературной карьеры басен он не писал — работал для театра. Впрочем, более популярны были не пьесы, а журнал "Почта духов", в котором критиковались крепостнические порядки. Ежемесячное издание было, конечно, хорошо известно властям предержащим. Угроза быть высланным в провинцию стала реальной, и молодой Крылов с радостью принял приглашение Голицына.
Чем занималась в те годы генерал–губернаторская канцелярия? В первую очередь рассматривала многочисленные иски и жалобы. Уже с раннего утра к канцелярии нескончаемым потоком шли просители — простолюдины и бюргеры, купцы и ремесленники. Из документов тех лет можно узнать, что заступничества канцелярии, к примеру, просила купеческая вдова Надежда Павлова: ее брат Георгий сверх назначенного срока содержался в тюрьме "за снабжение беглых людей паспортами". Рижские извозчики подали челобитную на военных, которые "на своих лошадях перевозили купеческое добро", тем самым сокращая доход фурманов. А латышский пастор Христиан Фере доказывал необходимость "насаждения ив около морского берега".
Сам губернатор жестко боролся с административным произволом немецкого дворянства, не дававшего ходу русским торговым людям. Городской магистрат Риги, в котором тогда заправляли немецкие купцы и цеховые мастера, ставил палки в колеса губернаторской администрации. Председатель Рижского магистрата А. Бульмеринг позже писал: "Добросердечный генерал Голицын с самого начала своего правления краем явился предубежденным против магистрата… Князь сам, а чаще его канцелярия вмешивалась в дела магистрата и не скупилась на гневные слова…"
Впрочем, Крылов оказался далеко не идеальным службистом. В мае 1802–го Голицын отстранил его от должности. Между тем расставаться с Иваном Андреевичем ему тоже не хотелось, и он оставил его в доме "как приятного собеседника". В этом качестве Крылов находился в Риге больше года — до сентября 1803–го.
Первый биограф Крылова, его приятель Михаил Лобанов, писал о крыловских "забавах всякого рода" в Риге, а также желании "сидеть на пирах". Полноту картины довершали пикантные подробности из дневника современницы баснописца, дочери президента Академии художеств В. Олениной: "В Риге он имел не совсем милые привычки…
Откланялся князю и всему обществу и пошел спать, уходя, говорил: "Это чтоб заниматься делами", а вместо занятий тотчас разделся догола и крепко заснул. Кто–то давно о том шепнул на ухо князю. Вдруг бегут будить Крылова, говоря: "Князь идет". Он спросонья, испугавшись, вскочил, забывши о своем туалете, и прямо к своей конторке, весь заспанный, сидит и пишет.
Входит князь и говорит: "Ай да Крылов! Вот люблю, всегда на своем месте и аккуратно исполняет свою службу. Только где же ты, братец, заказал себе такой славный костюм?" Тут уж пришлось бедному Крылову сильно просить прощения у князя, который после, рассказывая, хохотал до слез и спрашивал иногда Крылова, придерживается ли он все к своему старому костюму".
Вместе с тем Оленина писала, что это был "чрезвычайно скромный и стыдливый человек", которого "до конца жизни можно было заставить краснеть". Всю жизнь он любил лишь одну женщину — Анюту, "уважал женщин с хорошими правилами, скромных" и "ненавидел непристойных". В этом смысле, писала Оленина, "о Риге он не имел хорошего мнения".
Отстранение от должности было для Крылова весьма кстати. Во–первых, он смог переехать из замка, где было так много ненавистной ему остзейской аристократии, в район подемократичнее — нынешней улицы Меркеля. Во–вторых, представилась возможность полностью предаться любимому занятию — чтению. Засел отлученный "правитель канцелярии" и за языки — немецкий и французский. В это время он начал переводить знаменитого Лафонтена, писал подражания.
Доводилось читать, что рижские годы для творчества Крылова пропали даром. Это абсолютно неверно. Пьеса "Подщипа", увидевшая свет рампы после возвращения в Петербург, — сатира на остзейскую знать, которую как нигде лучше литератор мог увидеть в столице Лифляндии. По некоторым данным, еще одна пьеса — "Пирог" впервые была показана в Риге, в домашнем театре Голицыных.
Биографы баснописца свидетельствуют, что после переезда в Петербург он заболел картами. Играл дни и ночи. Но, возможно, к картам он пристрастился еще в Риге, в обществе "Муссе".
Через пару лет государство выделило Крылову деньги на издание басен. А он их… проиграл. Узнав об этом, Александр I воскликнул: "Мне не жаль денег, которые проигрывает Крылов, но будет очень жаль, когда он проиграет свой талант". К счастью, вскоре после этого началось "выздоровление" талантливого литератора, а затем пришла слава. Кстати, при жизни Пушкина именно Крылов считался первым российским литератором, вторым был Жуковский и только третьим "наше все" — Александр Сергеевич. Но время все расставило по своим местам.
И еще один штрих. Будучи человеком небогатым, Крылов все же до самых последних дней материально помогал брату Левушке и матери. Правда, они так и не узнали, от кого исходила помощь. Это ли не пример благородства.
Илья ДИМЕНШТЕЙН.
