Муниципальные выборы не завтра, но и не за горами. 3 июня. Мы решили, что самое время поговорить об элементарном — о том, какие изменения вас, уважаемые читатели и избиратели, ожидают на этих выборах по сравнению с предыдущими, перебрать хотя бы самые стандартные ошибки в обращении с бюллетенями и напомнить, чтобы, например, я не забыл дома очки. Для разговора мы пригласили председателя Центральной избирательной комиссии (ЦИК) Латвии Арниса Цимдарса.
— Ожидают ли нас, избирателей, на муниципальных выборах этого года какие–то особенности, законодательные либо другие изменения по сравнению с предыдущими выборами этого уровня?
— С какого же конца приступить? В Латвии чередуются три вида выборов — выборы самоуправлений, выборы Сейма и выборы Европейского парламента. У нас два разных порядка регистрации избирателей. В одном случае штамп ставят, в другом — нет. В одном случае можно пользоваться удостоверением личности, в другом — нельзя.
Особенность в том, что каждый раз приходится рассказывать — на этот раз порядок вот такой. Человек, который не занимается выборами повседневно, подзабыл более старые и помнит лишь последние выборы. Он говорит: опять по–другому, опять "на верхах" что–то поменяли… И непонятно — почему? Таковы будни.
На выборах Сейма обязательно должен быть с собой паспорт. А если имеется только удостоверение личности, то на последних выборах надо было получить также и удостоверение избирателя. На выборах самоуправлений можно голосовать, имея или паспорт, или удостоверение личности.
На выборах Сейма можно следовать в любой участок, можно выбирать его в последний момент, никому об этом особо не заявляя. На выборах самоуправлений вы должны идти в определенный участок, который находится на территории вашего самоуправления. Возможно, будут избиратели, которых это опять удивит.
У нас в стране два избирательных округа, в которых изменилось количество избираемых депутатов. В Марупе их стало на два больше, а в Екабпилсском крае — на четыре меньше. Но если сравнивать эти муниципальные выборы с предыдущими, то это будет на моей памяти первый раз, когда не меняли закон о выборах. Всегда были более или менее крупные изменения. Это первый раз, когда поправок нет. Но на этот раз у избирателей прибавилась неделя срока для принятия решения о смене участка.
— А что бы вы напомнили, чем бы озадачили избирателей? В чем они больше всего путаются, о чем забывают? Что создает больше всего проблем для участков в работе с избирателями?
— Самая распространенная ошибка — испорченное голосование. Человек прибыл на участок, зарегистрировался, получил конверт и избирательные бюллетени, а в конверт положил больше одного бюллетеня. Попадаются и такие, которые кладут в конверт все бюллетени. Предполагаю, что это люди, которые вообще не старались познать порядок латвийской избирательной системы, которые все еще живут предположением "давних времен", что все выдаваемое на участке следует класть в урну…
Есть и такие, которые, так и не сумев сделать выбор, кладут в конверт, например, два разных бюллетеня. Последствия — ни один из них не считается.
Но все–таки процент испорченных голосований в Латвии сравнительно небольшой. Помню, несколько лет назад в Европе он был от трех до семи процентов, а в Латвии — от 0,5 до 1,5 процента.
И еще… Сколь бы банально это ни звучало, важно не забыть очки. Потому что, если случается их забыть, тем, которые хотят поставить плюсик в поддержку своего кандидата, прочтение его фамилии порой затруднительно.
— Многие ли избирательные участки сегодня все еще недоступны людям с ограниченными способностями, инвалидам? Почему? Кто за это отвечает?
— Согласно последним известным нам данным, больше двух третей участков этим людям доступны. Пятнадцать лет назад их было лишь треть.
Это муниципальные здания, это школы, это дома культуры. Имеющие ныне силу правила уже не допускают реновацию зданий без обеспечения доступа этим людям. Однако есть еще довольно много построенных в советское время школ, в которых первый этаж находится примерно на уровне второго этажа. Вот в них эти взъезды обеспечены не везде. Особенно много таких участков в Риге.
Обязательно следует загодя удостовериться в том, где находится ваш избирательный участок. Потому что и на этот раз самоуправления перенесли много участков в другие помещения. По большей части — не из–за ремонта, а как раз для того, чтобы участки были доступны пожилым людям, избирателям с ограниченными способностями. Потому человеку, который загодя не посмотрел, где находится его участок, может быть, придется совершить более продолжительный путь к нему.
Если же участок недоступен людям с ограниченными способностями, его можно своевременно (до 16 мая) поменять на другой. В территории своего же самоуправления.
— А что это значит — люди не в силах идентифицировать себя со своим самоуправлением? Не создают ли подобную дурость те политические путаники, которым взбредает в голову предлагать голосование, привязанное к рабочему месту, к недвижимости или чему–то еще?
— Эта проблема не является проблемой дня выборов. Эта существенная проблема, когда лицо не идентифицирует себя со своим самоуправлением, четко видна нашему обществу и по будням. Идентификация себя со своим самоуправлением в моем понимании означает, что человек не только получает от своего самоуправления услуги и какие–то блага, оплачивает их своими налогами, но также заинтересован и способен отследить то, на что ушли средства, и плюс к тому требует за это отчет.
Пока же мы в лучшем случае платим налоги и надеемся на выполнение предвыборных обещаний. А вот с контролем и требованием отчетности дело как–то не клеится…
Диалог между избирателем и политиком весьма затруднен. Идентификация себя со своим самоуправлением, получается, удачна лишь в немногих самоуправлениях. На данный момент я не вижу, как только одними поправками к закону о выборах можно добиться более тесной связи людей и самоуправления.
— А почему, если речь о выборах, в данном случае нельзя установить один порядок для всех? То есть ты голосуешь там, где задекларировал свое место жительства… Иначе, по–моему, стимулируется какое–то неестественное восприятие (и использование) местной власти.
— Это можно было бы так установить, но, для того чтобы изменить существующий порядок, необходимо политическое решение. До конца этот вопрос не решен. По крайней мере — в изначально задуманном виде. Все финансовые (налоговые и пр.) дела следовало бы регулировать договором. А у нас, к сожалению, за основу берется задекларированное место жительства.
— Почему проблемы с голосованием возникают у тех людей, которые находятся в заключении, но не осуждены? Как они будут решаться?
— Законом определено: пока человек не стал отбывать срок наказания, он сохраняет свое муниципальное избирательное право. В свою очередь, то, как эти права осуществить, в законе не сказано. Например, в Рижской Центральной тюрьме может появиться необходимость вести людей для того, чтобы они проголосовали, в 118 самоуправлений.
Мы, Центральная избирательная комиссия, предложили, например, голосование по почте. Комиссия Сейма по управлению государством и самоуправлениями это предложение поддержало, а пленарное заседание отвергло. Очевидно, это вопрос опять станет актуальным перед следующими выборами.
— А сколько всего таких людей, которые сидят, но не осуждены?
— Около тысячи восьмисот. Эти данные, конечно, меняются.
— А в чем состоит необходимость продлить срок возможности поменять избирательный участок?
— Возможность поменять участок — хорошее дело. Если человек должен идти в определенный участок и не волен идти в какой–либо другой, то хорошо, если избиратель может этот свой единственный участок выбрать в соответствии со своим распорядком дня.
Например, хорошо, если рижанин, который проживает на одной окраине города, а работает на другой, может поменять участок на тот, который ему удобнее. И чем ближе ко дню выборов можно определиться со своим избирательным участком, тем лучше.
— А что вы в контексте муниципальных выборов думаете о монополии партийных списков супротив списков объединений избирателей (в четырнадцати странах Евросоюза имеются благоприятные условия по отношению к спискам объединений избирателей). На мой взгляд, в решении разных местных проблем и ситуаций мнение жителей должно быть особо актуальным и почитаемым. И если выбор власти ограничен лишь партийными списками, то это, по–моему, не особенно совпадает с демократией.
— Существование подобного порядка, равно как и его изменение, есть вопрос политический. Об этом следовало бы начать дискуссию в обществе. Я думаю, что двух одинаковых самоуправлений нет. Я побывал фактически во всех самоуправлениях Латвии и наблюдал очень разные ситуации. Они весьма различны также и с точки зрения подключения населения, людей.
Есть самоуправления, где уровень подключения жителей очень высок. Там в разговорах отсутствует пессимизм, там ведется активная культурная жизнь, территории ухожены, там достаточно много рабочих мест. И тут следует сказать, что это не зависит от расстояния до Риги. А также от того, у кого есть право заявить о кандидатах.
— Сядем–ка на излюбленный конек — покупку голосов. Очевидно, опять такая возможность не будет отрицаться. Очевидно, СМИ опять разойдутся на предмет — как и почему. Имеются ли у Центральной избирательной комиссии какие–то инструменты, чтобы унять эту охоту торговли голосами?
— Вот, если взглянуть в глубины истории, то в начале эры выборов кандидаты сразу платили тем гражданам, которые за них голосовали… Покупка голосов в виде соблазна следует за всеми выборами. Во всех странах.
Главный вопрос тут вот в чем: либо общество на это прикрывает глаза, либо резко отрицает покупку голосов.
Наше общество это дело пока еще как–то терпит. Хотя… В 2005 году покупка голосов в Резекне достигла такого уровня, который вызвал острую реакцию резекненского общества. И с тех пор этот вопрос, по крайней мере на уровне обмена мнениями в медийном пространстве, все время является актуальным.
Избирательные комиссии на местах, в участках, тут ничего изменить не в силах. Поскольку покупка голосов происходит тайно, вне участка. Покупка голосов — это организованное дело, которое невозможно спонтанно создать в день выборов без предварительных подготовительных действий. Информация распространяется до дня выборов, загодя. Потому тут дело за полицией, которая, получив подобную информацию, должна заняться предотвращением покупки голосов.
— Да, да, полиция, Бюро по предотвращению и борьбе с коррупцией… А кто должен контролировать легитимность финансирования партий?
— Финансирование партий — это другая история. Надо сказать, что мы, наверное, были одними из первых, если не самые первые, кто озаботился тем, чтобы эта компетенция не находилась ни в ведении избирательной комиссии, ни, скажем, министерства или бухгалтерских аудиторов. Потому как для того, чтобы контролировать финансы партий, должны быть соответствующие инструменты.
Должны быть права на совершение соответствующих проверок. Латвия была первой страной, которая эту компетенцию поручила особой структуре — Бюро по предотвращению и борьбе с коррупцией. Нашему примеру последовали, и подобные изменения совершили весьма многие страны. Например, Грузия, Эстония, Молдова.
— А не увеличилось ли, имея в виду также и это делегирование компетенции, желание каким–то образом дирижировать или влиять на саму Центральную избирательную комиссию? То есть достаточно ли стабилен и независим статус Центральной избирательной комиссии перед возможным натиском разных уровней или группировок власти?
— Со стороны политиков ни на индивидуальном, ни на партийном уровне подобного вмешательства не было. Законодательством нам в рамках нашей компетенции определена своя автономия принятия решений. Это — во–первых.
Во–вторых — нашему финансированию в государственном бюджете отведена отдельная строка, и нам, в отличие от комиссий других стран, не нужно идти просить деньги для каждого своего действия. В–третьих, наша деятельность традиционно организуется таким образом, чтобы она была наглядной для средств массовой информации. Они и осуществляют этот надзор.
Также и создание самой комиссии происходит в соответствии с принципами политического представительства. Решения Центральной избирательной комиссии не оспаривались в том плане, что они приняты в угоду той или другой политической силе. И последнее: результаты выборов определяются в тысяче участков. Мы, Центральная избирательная комиссия,их не создаем. Мы их обобщаем и публикуем. Любой сдвиг в данных Центризбиркома был бы засечен молниеносно. Это все понимают.
— А что это такое — нарушение предвыборной агитации? Вроде бы я знаю, что это такое, но вот 27 января побывал в Лудзе и удивился. Встретил там несколько руководителей латгальских самоуправлений, с которыми мне хотелось бы поговорить для газеты. Обратился к ним с этим желанием, а они сказали: ха, после у 3 февраля мы с тобой как следует говорить не можем… Если станем баллотироваться. Вот этого я не понимаю. Я же собирался с ними говорить о деле. Меня интересует их реальная работа, Латгалия, будущее самоуправлений… А не их партии, самореклама, прелести кампании…
— По–моему, в этом случае нам еще какое–то время придется считаться с тем, что система из одной канавы в другую действует. В свое время агитация у нас была совершенно свободной (в том числе и в день выборов). Это была одна канава. Конечно, это ненормально. Но, выбираясь из нее, возможно, немножечко переусердствовали. Пройдет время, пока будет найдена какая–то золотая середина.
У нас весьма хорошо сформулировано, что такое платная агитация, что такое скрытая агитация. Однако с наказаниями мы, по–моему, переусердствовали. Если вам отказывает должностное лицо самоуправления, то тут, очевидно, имеет место быть какое–то преувеличение…
— Да не отказывают мне… Просто говорят: у нас могут из–за этого быть какие–то неприятности, нас могут в чем–то упрекнуть. А мне обидно. Потому что я в этом случае выставляюсь идиотом, который только и ждет, чтобы ему эти люди что–то сунули в карман. А я по причине того, что иных уже давно знаю, а других — благодаря оценке людей, сам готов поставить сто граммов или бутылку, лишь бы они сели со мной за один стол. Потому я считаю, что государственная власть таким косвенным, двуликим образом ограничивает мой доступ к должностным лицам. То есть ограничивает как должностную свободу действия, так и свободу печати. Я считаю такой порядок противоправным.
— Вот это и есть то, что я называю крайностью. Да, есть страны, в которых, если смотреть их передачи со дня выборов, президент успевает открыть и больницу, и мост, и посетить детский сад, и поиграть в хоккей, и сотворить еще что то… Это тоже крайность.
На мой взгляд, следует искать разумный компромисс. Такой, чтобы эти преувеличения не доводили нас до судебных разбирательств и одновременно не давали бы возможности оказаться в другой канаве. В канаве вседозволенности. Но вряд ли только наказаниями, без превентивной деятельности, мы сможем прийти к этому компромиссу. Но в этом случае мнение Бюро по предотвращению и борьбе с коррупцией было бы более уместным.
— В этом году исполняется двадцать лет вашего пребывания на этой должности. Какова ваша самооценка, что было определяющим в это время? Было ли в нем что–то такое, что доставило вам особую радость?
— Да, в конце года исполнится двадцать лет с тех пор, как я руковожу Центральной избирательной комиссией. А в январе исполнилось двадцать лет, как я являюсь членом Центризбиркома…
Двадцать лет назад один мой друг сказал: деятельность человека имеет два уровня — цель и сверхзадачу. Цель человека определяется его должностными обязанностями, а сверхзадачу человек определяет сам.
Значит, ближайшие выборы, или референдум, или сбор подписей являются целью. А дополнительно я определяю сверхзадачу. То, чего от меня не требует закон, то, на что, как правило, не выделяются ресурсы, но что представляется важным, глядя в будущее.
А с радостью дело обстоит следующим образом: всякая удача — это радость, всякая неудача — урок. Вот так и живу — обучаясь с радостью.
Виктор АВОТИНЬШ