Другой вариант — что русский язык сохранится и будет занимать то же место, что занимает и сегодня. По словам Игоря Кошкина, с профессиональной точки зрения какие-то естественные изменения, происходящие с языком и касающиеся объема его использования, связанные с каким-то историческими условиями, нельзя рассматривать как некое «скукоживание».
«Все имеет свою эволюцию и свою историю. В том числе и язык, и любая его форма. Любое движение воспринимается как развитие этого языка. Если говорить о прогнозе, то могу сказать, что русский язык не станет мертвым языком на этой территории. В лингвистике есть понятие «мертвый язык» — например, латинский. Это когда он перестает быть живым языком коммуникации, когда люди переходят на другой язык.
Соответственно, пока есть люди, для кого русский является родным, языком семьи, который передается в семье от поколения к поколению (вот есть понятие «материнский язык») — следовательно, он будет считаться живым языком.
Другое дело объем его употребления, в лингвистике есть такое понятие — функция языка. И это часто зависит от конкретной исторической ситуации. Здесь я тоже смотрю спокойно, поскольку в истории русского языка в Латвии часто менялись условия и менялась ситуация. И не забываем, что Латвия уже имела период независимости 20-40-е годы, и, соответственно, русский язык был в статусе языка меньшинства с описанными условиями его употребления.
Тем не менее, вот мы сейчас в 2019 году продолжаем говорить о русском языке в Латвии, о том, что он является языком крупного национального меньшинства, языком коммуникации со многими функциями».
Кошкин пояснил: что касается сужения объема — это часто зависит от численности носителей этого языка. Но их число зависит и от демографической ситуации.
«Если мы уберем чисто лингвистический аспект, то чисто демографически нам все время говорят, что население Латвии уменьшается. Но уменьшается же не только число латышей, но соответственно и число людей русской национальности.
Очень многие родители из русских семей отдают своих детей (если они связывают их будущее с Латвией) в латышские детсады, а затем и школы, и для ребенка, то есть для следующего поколения, латышский становится родным, доминирующим, из-за чего возникает некоторое непонимание и разница в менталитете между поколениями. У части местных русских возникают опасения, что это путь к ассимиляции, прозвучало в передаче.
«Лично я этого не боюсь, но я представляю и последствия. Здесь не может быть единого, общего отношения к этим последствиям для того, что мы называем национальной картиной мира.
Ясно, что за каждым языком стоит национальная картина мира. То, что мы называем еще иногда термином «менталитет». И, конечно, переход на другой язык — это «смена картинки». Смена национальной картины мира.
Безусловно, язык является и сокровищем своей национальной культуры, и традиций, и часто вот такой пессимизм и тревога по поводу своего языка, преемственности для поколений связана с тем, что с более активным переходом на другой язык, особенно уже с раннего детства — соответственно человек уходит от своей национальной традиции. Но это же естественно. Здесь надо делать выбор тем, кто хочет остаться здесь, а не переехать на восток.
С одной стороны, язык — это не просто сам язык как набор неких знаков для коммуникации, это и культура, это и менталитет, это и традиция. Но здесь надо понимать, что если в данном государстве госязыком является латышский, коммуникация, работа и всё осуществляется на латышском языке, то, соответственно, и человек с детства должен приобрести не просто навыки, а надо сделать так, чтобы языковая ситуация, языковая среда была для него естественной. С точки зрения менталитета — безусловно, он будет в своем роде отличным, смешанным...»