елке под Воркутой, куда сослали его родителей. Отца репрессировали как сына священнослужител
В городе на Неве Василий поступил в консерваторию. Причем сразу на два факультета: теоретический и дирижерско–симфо
После победы в этом конкурсе талантливого молодого человека заметил Кирилл Кондрашин — Синайский получил приглашение стать его ассистентом в оркестре Московской филармонии. А через три года позвали в Ригу — руководить Государственным симфоническим оркестром республики. Рига тогда — в 1976–м — была не задворками Евросоюза, а культурной столицей большой страны, Западом в лучшем смысле слова. И от этого приглашения трудно было отказаться.
Прекрасное было время. Маэстро дирижировал, преподавал в консерватории. А об оркестре вскоре заговорили и в стране, и в мире.
— Латвии отдано 13 лет моей жизни, — вспоминал Синайский. — Мы играли много новой музыки — Хачатуряна, Щедрина, Эшпая, Петрова, Слонимского. Исполняли Денисова, Шнитке, когда в России их произведения почти не звучали. Помню "советскую" премьеру Третьей симфонии Альфреда Шнитке, состоявшуюся сразу после мировой в Лейпциге… Я довел оркестр до определенного уровня. И им, и мне уже нужно было что–то новое. Хотя, знаете, и в 2000–е звали на отдельные концерты, потом вновь предложили возглавить коллектив. Ну это, я думаю, вряд ли целесообразно: дважды в одну реку не войдешь. А вот то, что в 2001 году вручили мне в Риге премию за развитие латышского искусства, было очень приятно. Вспомнил язык, произнес на нем благодарственную речь… Но была и другая причина отъезда: в Латвии стал потихоньку поднимать голову национализм. Начали вызывать меня в Министерство культуры, навязывать "своих" солистов, требовать, чтобы в каждой программе звучало произведение латышского автора. Конечно, и в этой стране есть прекрасные композиторы, но когда исполнение музыки превращают в повинность… И тут в 1989–м году поступило приглашение из Большого театра…
Тогдашний главный дирижер Александр Лазарев как раз собирал команду… Правда, получилось не совсем так, как мне хотелось: "бросили" меня на балет. Представляете, после двадцати лет работы в самых серьезных оркестрах, после симфоний Брукнера и Малера играть "под ноги" танцовщиков… Это очень специфичное искусство, которому меня никто не учил. Моими учителями стали cами танцовщики. Я изучал спектакли, движения. Иногда, конечно, трудно было обуздать свой музыкальный темперамент. Бывало, танцовщики говорили: "Какой странный темп вы сегодня взяли! Но ничего, нам понравилось, мы с удовольствием "попорхали"…" Очень много мне дало общение с Людмилой Семенякой — талантливым человеком тонкой нервной организации, Аллой Михальченко — музыкальной, ни на кого не похожей балериной. Особенно тесно контактировали мы с Андрисом Лиепой, несмотря на то что как раз от него случалось выслушивать резкие отповеди за мои темповые "импровизации" на спектаклях. Счастлив, что дирижировал "Кармен–сюитой" с Майей Плисецкой.
Последние пятнадцать лет Синайский руководил многими коллективами — и в России, и за рубежом. После ухода Евгения Светланова возглавлял Государственный академический симфонический оркестр России, был главным приглашенным дирижером Нидерландского симфонического оркестра, главным дирижером Симфонического оркестра шведского города Мальмё. Спустя два года после его прихода шведская газета Skаnska Dagbladet писала: "С приходом Василия Синайского началась новая эра в истории оркестра. Теперь он, несомненно, заслуживает того, чтобы занять почетное место на европейской музыкальной сцене".
А потом пригласили возглавить главный театр России — Большой. Он стал музыкальным руководителем и главным дирижером. Человек, занимающий этот пост, становится символом русской музыкальной традиции, к которому, естественно, предъявляется масса требований. Кроме того, в России любой человек в руководстве Большого театра — это еще и политическая единица. Ведь этот театр был и продолжает оставаться имперским, а потому обсуждение любой новой постановки и очередного громкого скандала всякий раз доходит до самого верха.
"А за пультом Василий Синайский меняется просто до неузнаваемости, — пишет критика. — В нем появляется неистовство, вокруг его фигуры будто бы скапливаются электрические заряды, и кажется, что пространство вокруг него буквально намагничено. Пор
А когда дирижер приезжает в город, которому отдал часть своей души и таланта, город, где прошли 13 лет его жизни, он едет в свободную минуту не в Юрмалу, а идет в парк Кронвалда.
— Этот парк я любил и люблю за опрятность, ухоженность и связь с природой внутри города, — говорит Синайский. — Там как раз кусочек Латвии не урбанистической, а Латвии естественной, какой она и была всегда.
Непохожесть — это тоже черта большой личности.
Илья ДИМЕНШТЕЙН.