«В душе я всегда рижанин!»

— Уже столько лет прошло, но мне и сегодня стыдно! Никогда не забуду ту слабость, которую я проявил в тот вечер. О чем речь? Знаете, мы с друзьями часто любили проводить время в Старой Риге. Тогда на улице Вальню было кафе "Вецрига". Название символическое — переводится как "Старая Рига". Наверное, поэтому там любили собираться старорижские naftalina vecenes — нафталиновые старорежимные старушки, осколки довоенной Латвии. Несмотря на возраст и пыль времен, эти богемные "осколки" все еще блистали. Хотя иные старушки вид имели довольно странный. Ну, просто настоящие "божьи одуванчики" — чистенькие, аккуратненькие. От них пахло странными духами и действительно каким–то нафталином. Брови у них были нарисованы в виде ниточек. Глаза тоже подведены. Помада, иногда неровная, также непременно присутствовала. Волосы были обязательно с завивочкой. "Интересно, как же они спят?" — я невольно тогда, помню, думал. А как элегантно они держали чашечки с кофе! Хотя руки уже заметно дрожали. Беседы велись часами. Причем одного кофе и булочки ("наполеона" или трубочки с кремом) хватало на долго–долго. Вкусного в кафе всегда было много. Плюс какао со сливками, кофе с бальзамом и кофе–гляссе, конечно. "Paldies!" … Между тем на улице там постоянно болтался один латышский старичок. Он был плохо одет, со спутанными волосами. С дырками на одежде летом, а зимой на нем было какое–то выцветшее черное пальто с остатками каракулевого воротника и какая–то "ульманисовская" шапка. Он сам с собой разговаривал, тихо и постоянно. При этом вроде бы не был горьким пьяницей. Взрослые, а особенно пожилые, часто давали ему монетки, хотя он и не просил. Но брал всегда с неизменным поклоном и с латышским "Paldies!". Кто–то сказал, что когда–то он был якобы очень богатым домовладельцем. А потом все потерял. И вот как–то мы вышли из кафе. Вышли сытые и довольные. Выпили кофе с бальзамом. Разговоры нас разогрели — сколько планов и радостей впереди! У входа произошла небольшая задержка: две старушки–"божьи одуванчики" в своих мятых кошелечках начали искать монетки. Нашли и дали старичку. Я услышал традиционное "Paldies!". И вот мы идем мимо. Я иду последним и думаю: "Дам–ка ему рублик или 50 копеек — не обеднею!" Подумал и… не дал! То ли как–то неудобно стало унижаться, то ли что–то еще почувствовал. Но не жадность — это точно. А может быть, просто вдруг захлестнуло меня равнодушие. Я ведь был полон мечтами о радужном будущем, о грядущих своих деяниях! А значит, на кой черт мне задерживаться из–за какого–то там старикашки?! Но вдруг он ТАК на меня посмотрел… Тем не менее я спокойно присоединился к Боре и нашим девочкам. Идем, продолжаем разговоры. А мне все как–то не по себе. Думаю: "Нет, надо было дать… Может, он на меня посмотрел и вспомнил, что сам когда–то был таким же молодым, полным надежд…" Чуть поотстал с мыслью: "Вернусь! Быстро! Он, наверное, еще там! Суну ему рубль!" А потом решил: "Нет, неудобно. Да и что друзья подумают? Скажут, что Яшка с ума сошел…" Знаете, я навсегда запомнил тот взгляд старика. И ни разу в жизни такое со мной больше не повторилось… Мне кажется, никакого неудобства или стыда не может быть, когда ты можешь помочь человеку, сломанному жизнью. Не нужно стыдиться положить даже в самую грязную руку подаяние своей — в кольцах — рукой. Наплевать, кто и что подумает! И не нужно ждать от нуждающегося слов благодарности. И не надо думать, что когда–то вам это где–то там зачтется. Или что ваш поступок искупит что–то неправильное в вашей жизни. Нет, помогите без всяких мыслей. Хотя бы чуть–чуть. Отбросьте все сомнения — и просто дайте! 13 ноября 2014. №46