Уроженец Латвии, патриот Кулдиги — поэт Третьяков

Среди уроженцев Латвии — поэт, основавший вместе с Маяковским, Асеевым, Бриком знаменитый ЛЕФ (литературную группу левого фронта искусства), Сергей Третьяков. Он родился в Курляндии, в Кулдиге, которая тогда именовалась Гольдингеном, в 1892 году. Отец будущего поэта, Михаил Константинович, был учителем математики. Преподавал в Балтийской учительской семинарии. Мать — Эльфрида Меллер — по происхождению немка, после замужества приняла православие и новое имя — Елизавета. Когда мальчик подрос, родители переехали в Ригу. Сергей поступил в Александровскую гимназию, которая находилась на месте нынешней Музыкальной академии на улице Кришьяна Барона. Гимназию юноша из провинции заканчивает с золотой медалью. К этому времени относятся и первые стихи. В книге "15 лет русского футуризма", составленной Алексеем Крученых в 1928 году, Третьяков вспоминает о юности. "Первый язык, которым я владею, — латышский. Вместо "сперва" я говорю "папрежде", ибо по–латышски "сперва" — "папрекш". Вместо "просто так" — "так само", точный перевод латышского "тапат"… Первые, кто их знает, откуда свалившиеся в ухо стихи — заумные, русско–латышские: "Люра–плюра, нудель — пудель". Причем первая строка ощущалась как стыдно–неприличная (может быть, работает фонетика слова "плюс"), вторая — как солидная и благовоспитанная. Четыре года от роду было мне, когда я провожал по улицам городка Гольдингена в Курляндии перевозимый столб для "гигантских шагов" (отец мальчика вел практические занятия и по землемерному делу. — Д. И.) и слушал, как дворник Петр кричал: "Пиетур! Пиетур! Пагайд бишкинь! — что означало: "Попридержи, попридержи немного". Строку эту запомнил и повторял за ритмопоэтическую импозантность…" Поэт пишет, что в гимназические годы в Риге "увлекался собиранием марок, двоюродной теткой, спиритизмом, халвой, археологическими раскопками и переводами гекзаметров из Овидия". С иронией вспоминает Третьяков об одной встрече на взморье. "В это время (8 лет) увидел в первый раз настоящего поэта–профессионала — это был Всеволод Чешихин (журналист, работавший и в местных, и в российских газетах. — Д. И.). Он сидел на веранде дачки на Рижском взморье за маленьким столом спиной к бродящей публике и писал. Мне показалось, что в его чернильнице была вода. Кончив, он встал, обернулся к кому–то из взрослых и произнес, видимо, остря: "Наверно, любишь ты прохвоста". А вот в рассказе о первой встрече с Мейерхольдом — реформатором театра — ни доли иронии. "Рижское взморье 1913 года. Этакая Чайльд–Гарольдовая фигура в гишпанском плаще на фоне дюн. Романтическая кипь желторотого поэта в восхищении. Восхищение должно быть реализовано. Отправной пункт, как и подобает поэту, — фонетический: имя Мейерхольд. Пишется нечто гиперкузьминское с испанскими рифмами: …Кобольд. Когда он рыл подземные альгамбры, И тонкий вздох, подобный вздоху амбры, Чертил на черном имя — Мейерхольд. Стихотворение пропадает — восхищение остается". Автор посвящения и не предполагал, что в 1922 году Мейерхольд скажет ему, молодому драматургу: "Идите к нам работать". А после окончания Александровской гимназии Сергей едет в Москву, поступает в Московский университет на юридический факультет. Тогда же знакомится с Маяковским, сближается с футуристами. Первые стихи появляются в журнале "Мезонин поэзии". Там печатаются Рюрик Ивнев и Вадим Шершеневич — будущий идеолог русского имажинизма. Позже Шершеневич оставил такой портрет Третьякова: "Сережа сух, но очень упорен и привязчив… Он как–то безоговорочно примкнул к футуризму и никогда ему не изменял, отстаивая его всюду и везде. Помимо футуризма он любил играть в преферанс и пинг–понг… Третьяков один из первых ввел в поэтический обиход Москвы шуточные стихи. Стихи "к случаю"… Третьяков шагал в литературе неуклюже, как медведь… всегда был очень уверен в себе и резко критиковал других, "невзирая на лица". Не боялся дойти в своей прямолинейности до абсурда и, ткнувшись лбом в стену, не боялся повернуть обратно". В 1915–м он заканчивает университет. Через несколько лет оказывается во Владивостоке. В Большой советской энциклопедии сообщается, что "Третьяков — участник Гражданской войны на Дальнем Востоке". Однако подробностей ни в воспоминаниях самого поэта, ни его знакомых нет. Известно лишь, что во Владивостоке в 1919 году он выпустил первый сборник стихов — "Железная пауза", был членом группы футуристов "Творчество", сотрудничал в местных газетах и журналах, в театре. В 1919–м во Владивостоке он встречает спутницу жизни — Ольгу Викторовну Гомолицкую. У супругов рождается дочь Татьяна. А через год — в апреле 1920–го — японские интервенты предприняли вооруженное выступление. Началась охота за большевиками. Третьяков вместе с женой в трюме парохода бежит в Китай, Тяньзин, затем в Пекин. Ребенка переправили за границу спустя месяц, уже легально. Три месяца в Китае, безденежье, жена работает продавщицей, а он ухаживает за ребенком; затем через Харбин уезжают весной 1921 года в Читу, столицу Дальневосточной Республики. После краткосрочной поездки в Москву, где он вновь встречался с Маяковским и познакомился с Луначарским, организует Дальневосточное телеграфное агентство "ДАЛЬТА". Валерий Брюсов в статье "Вчера, сегодня и завтра русской поэзии", делая обзор за пять лет, 1917–1922 годы, присоединяет Сергея Третьякова к когорте ведущих футуристов эпохи — вместе с Хлебниковым, Маяковским, Асеевым и Пастернаком. "Четвертый поэт, который должен быть назван в центре футуризма, — это Сергей Третьяков. Он прикасался к движению заумников и еще не преодолел крайностей этого направления. Его стихи в меньшей степени — осуществления, чем у трех названных раньше, и еще во многом — лишь обещания. Все же Третьяков уже дает законченные образцы того, чего может достичь футуризм на своих путях и тоже, по–видимому, вне непосредственного влияния его главарей (сборник "Ясныш", Чита, 1922 г.). Народный, порою почти мужицкий говор над стихией слова. Лучшие  его произведения подсказаны революцией и бытом новой России…" С 1922 года Третьяков — в Москве. Пишет стихи, работает в журналах, в театре. Его пьесу "Рычи, Китай!" ставит Мейерхольд, идет она и на сцене рабочего театра в инсценировке Сергея Эйзенштейна. Затем Третьякова увлекает кинематограф. В 1925–м он становится председателем Художественного совета первой Госкинофабрики. С Николаем Шенгелая снял фильм "Элисо" (1928), а с Михаилом Чиаурели — фильм "Хабарда" (1930). Работал над титрами к "Броненосцу "Потемкину". Совместно с Эйзенштейном и Александровым собирался делать художественно–приключенческий фильм в трех частях "Москва — Пекин", "Желтая опасность", "Голубой экспресс", а также "Капитал". Одновременно не уставал пропагандировать левое искусство. Даже в Пекинском университете выступал с лекциями. Все это припомнили в 1937–м, когда Третьякова арестовали. Обвинили в шпионаже в пользу Японии… Долгое время не была известна дата его смерти. Во всех справочниках указывалась и указывается цифра — 1939–й, 9 сентября. Потом выяснилось, что его расстреляли сразу же после ареста в кремлевской больнице, 10 сентября 1937 года. Жена тоже не избежала репрессий. Девять лет в лагерях, а в общей сложности провела в заключении 17 лет, дважды была арестована. Ее мужа реабилитировали в 1956 году. Сейчас очень многие — даже люди молодые — хорошо отзываются о Сталине. Дескать, конечно, были перегибы, но страну поднял, фашистов победил. Всем этим людям я посоветовал бы посмотреть мартиролог — с именами репрессированных при Сталине. Только Третьяковых — сотни. Колхозники, рабочие, машинисты поездов… Хватали всех подряд — с четырехклассным образованием, средним, высшим. И убивали, убивали, убивали. Разве может быть злодей и убийца примером служения Отчизне?! А Третьяков никогда не забывал своей малой родины. Свидетельство тому не только воспоминания о Гольдингене, гимназических годах в Риге, но и творчество. Героиня пьесы "Хочу ребенка" — латышка Мильда, дочь гольдингенского батрака. В ее речи часто звучат латышские слова. Того самого языка, который Третьяков выучил первым в своей жизни. Дмитрий ИЛЬИН. 28 мая 2015. №21